Николай Леонов - Кровь алая
– Вроде бы Гораев мужик крепкий, терпеливый, чего вдруг расклеился? Или в верхах штормит, Россию поделить не могут?
– Не слышал, – Авдеев вновь наполнил рюмку, – а тебе все шуточки. Россия не девка, чтобы из-за нее драться.
– Я так сказал, – Гуров поднялся, достал вторую рюмку, – и на Россию они плевать хотели, их место у камелька волнует. Так ведь Гораев так близко устроился, аж дымится.
– Последний шаг – он трудный самый.
– У поэта подворовываешь. Для меня спикер человек чужой, а ты хоть и не родной, однако и не посторонний. Колись, может, помогу?
– У меня не служебное, оставим, – Авдеев выпил и заговорил нарочито бодро: – Я думаю, у хозяина очко заиграло. Он после выстрела себя в руки взял, мол, несчастный случай и все такое, главное в моей жизни – забота о благе Отечества. Трое суток на нервах продержался, они и сдали, – Авдеев поднялся, зашагал по комнатенке, коньяк достал гэбиста, лицо у него порозовело, глаза ожили: – Ты, Лев Иванович, сам понимаешь, о хозяине разное сказать можно, но не дурак он точно. И просто умнющий мужик. И коли под окнами в кустах пистолет с глушителем, то цель у того пистолета лишь одна. А девку так, для страху пристрелили. Мол, ты, спикер, полагаешь, что ты бог? А мы тебе указываем – ты лишь человек и похоронить тебя, как любого смертного, несложно. Вот Имран трое суток держался, а сегодня его страх и достал. Чего молчишь, или я не прав?
– Возможно, вполне возможно, – согласился Гуров, и если бы не разучился краснеть, то стал бы от стыда пунцовым. Такой кукиш под носом не увидел! Не сыщик, а дерьмо на палочке! Мотив! Мотив! Пугают, силу выказывают, демонстрируют беспредел! А Оксану Строеву выбрали потому, что спикер девушку лично знал.
– Чего задумался? – спросил Авдеев.
– Понял, что ты умный, а я наоборот, и грустно стало, завидно, – признался Гуров. – Может, тебе и рука, державшая пистолет, известна? Тогда чего я тут делаю? Заберу бритву и зубную щетку и на Тишинский рынок карманников выявлять да задерживать.
Авдеев снова погрустнел, криво улыбнулся:
– Много чего бы отдал, лишь бы убраться к чертовой матери! Но сюда, Лев Иванович, без приглашения не пускают и без приказа не выпустят.
– Трусоват ты, Никола! Дисциплина, служба – все верно, однако причину найти всегда можно, известно, у нас нет незаменимых.
– Ты сам за себя, а надо мной господь и долги, я рисковать права не имею. И хватит об этом! Чего делать-то будем? Ты бумажки припрятал, версию имеешь?
Гуров собрался ответить, мол, самое простое дело – строить версии и воздушные замки, но зазвонил телефон.
– Полковник Гуров, – сказал он, сняв трубку.
– Лев Иванович, вас просят к Имрану Руслановичу, – произнес тихий мужской голос.
Услышав частые гудки, Гуров положил трубку и сказал:
– Ни здравствуйте, ни кто говорит, просят зайти, и конец связи. Ты меня, Николай, знаешь, они достукаются, я действительно уеду. За охрану спикера несет ответственность ваша служба. У вас работы меньше, оклады больше, вот и колупайтесь.
– Не распускай хвост, иди, коли зовут, – Авдеев убрал со стола коньяк и рюмки, – оружие оставь, после выстрела охрана во всех дверях, все равно пушку отберут.
Гуров достал пистолет, осмотрел, положил в карман, понял, что ведет себя по-мальчишески, рассмеялся, сунул пистолет в стол и вышел следом за Авдеевым.
На заднем дворе Авдеев придержал Гурова за локоть, хотел что-то сказать, то ли предостеречь, возможно, просто пожелать удачи, но, глянув в отчужденное лицо сыщика, промолчал. Гуров обогнул особняк, взбежал по мраморным ступеням, массивная дверь открылась, полковника встречал Эрик. Гуров не любил прислуживающих, Эрик был ярким представителем холуйской породы, но полковник был вынужден признать, что парень элегантен. Среднего роста, тонкий в талии, в безукоризненном черном костюме, сверкающих туфлях, белоснежной рубашке, лицо чистое, с легким румянцем, волосы почти льняные, гладко зачесаны назад. Все у парня было как надо, глаза подводили. Размером и цветом совсем недурны, они суетились и надменно щурились, выдавая суть Эрика с потрохами.
Вот и сейчас, встречая Гурова, парень достойно поклонился, укоризненно взглянул на часы, – мол, могли бы прибыть и быстрее. Все получилось недурственно, но в решающий момент глаза Эрика подвели, взгляд метнулся в сторону, и парень стал похож на человека, который что-то потерял и не знает, где утерянное искать.
Спикер не лежал в постели, сидел в кабинете за столом, увидев вошедшего Гурова, поднялся, указал на кресло:
– Здравствуйте, полковник, прошу садиться. Гуров терпеть не мог это обращение, всех осаживал, – мол, не можете произнести слово “господин”, называйте по имени-отчеству. Хозяина сыщик учить вежливости не стал, ответил коротко:
– Здравствуйте, спикер, – и занял предложенное место. Подобное обращение для Имрана Руслановича Гораева звучало непривычно, он чуть заметно вздрогнул, быстро взглянул, улыбка скользнула по губам, исчезла.
– У вас есть новости? – спросил Гораев, снял трубку зазвонившего телефона, несколько секунд слушал, молча положил на место.
– Ничего серьезного.
– Убили человека... В моем доме! Прошло трое суток, а у следствия никаких результатов.
Гуров молчал, а мог бы сказать многое. Например, что сейчас, к великому сожалению, в России постреливают и убивают в разных домах. Следствие ведет прокуратура, а он, сыщик, занимается розыском. Он промолчал не из уважения или страха перед хозяином, подобных разговоров Гуров не вел ни с кем, считая их бессмысленными.
– Лев Иванович, убежден, чего-то вы добились, имеете некоторые результаты, версии.
– Уважаемый Имран Русланович, как только я добьюсь конкретного результата, доложу. А сейчас водить вас по темному лесу моих предположений, говорить, что вот тут, может, чего-то есть, а может, и нет ничего... Извините.
– Вы мою заинтересованность понимаете, – спикер снял очки, сдавил пальцами переносицу. – Я могу помочь в работе? Гуров пожал плечами и не ответил.
– Вы, полковник, ведете себя неприлично! Ваша позиция, – мол, вы, сильные мира, всевластны, но перед лицом смерти просто люди, человеки – безнравственна!
– Я делаю что могу, Имран Русланович, – тихо ответил Гуров и скучающе посмотрел в окно.
– Я могу помочь?
– Теоретически – да, практически – нет.
– Что именно я могу лишь теоретически и не могу практически? Поясните.
– Вы обидитесь.
– Не бойтесь, обещаю, наш разговор никак не отразится на вашей карьере.
Разговор, совершенно бессмысленный, Гурову изрядно надоел. Хозяин зациклился на своем могуществе, убежден, что управляет человеческими судьбами и все должны его бояться. Совершенно не кстати Гурову вспомнился телевизионный ведущий, давно примелькавшийся и надоевший, который был искренне убежден, что каждый человек мечтает попасть на телевизионный экран.
– Желаете помочь? Извольте. Мне нужно допросить вас и ваших гостей, которые находились здесь в день убийства, – равнодушно, бесцветным голосом произнес Гуров.
– Допросить? Меня? – ошарашенно спросил Гораев. – Зачем? С какой целью? – И решительно закончил: – Совершенно бессмысленно! Да и следователь прокуратуры беседовал с нами.
– Беседуют за чашкой чаю. Свидетелей по уголовному делу, тем паче убийству, допрашивают. Извините, Имран Русланович, вы неважно себя чувствуете, прекратим бессмысленное препирательство. Я, с вашего разрешения, пойду. – Гуров встал и поклонился.
– С моего разрешения, сядьте, – Гораев устало откинулся на спинку кресла. – Что конкретно вас интересует?
– Вам угрожали?
– Постоянно, только не в том смысле, который вы вкладываете в это слово.
– Анонимные звонки? Сомнительные предложения? Спикер навалился на стул, усмехнулся, пытался придать усмешке чувство превосходства, получилась лишь жалкая гримаса. Гуров распахнул дверь и сказал:
– Врача!
Колыхнулась портьера, пробежал Эрик, в глубине дома прозвучал звонок, мужчина с саквояжем проскользнул в кабинет.
Гуров вышел в парк, закурил. Из подкатившей машины выпрыгнул начальник охраны, со стоявшей неподалеку скамейки поднялся полковник Авдеев, по ступенькам слетел элегантный Эрик, натужно выдохнул:
– Вас приглашает мадам!
– Меня? – Гуров взглянул на прислужника и отвернулся. – Я занят, передайте, позвоню позже.
– Вы не поняли? – Эрик прижал руки к груди, вздохнул.
– Это вы не поняли. – Гуров не повернулся, обронил через плечо: – Я обязательно позвоню позже.
– Что? Что ты натворил? – бормотал Авдеев.
– Сначала отвечал на дурацкие вопросы, затем задал один, признаюсь, далеко не оригинальный, – Гуров взял коллегу под руку, пошел по аллее. – У него скакнуло давление. Несчастный, замордованный человек.
– Несчастный? – лицо Авдеева перекосила злая гримаса. – Что вы все знаете о несчастье? Есть такая болезнь – полиомиелит, это несчастье. Замордованный! Умереть и не встать! – Он смачно сплюнул под ноги.
