Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё - Пер Валё
– Таких точек всего две, – сказал Гунвальд Ларссон. – Крыша издательства «Бонниерс» и фонарь над куполом церкви Густава Вазы. Вы думаете, церковные власти позволят вам открывать пальбу с колокольни?
Но его никто не слушал.
План предстоящей операции был продуман до мелочей. Сперва человеку на крыше надо предоставить возможность сдаться добровольно. Если нет – его придется взять силой или в крайнем случае застрелить. При этом никоим образом нельзя рисковать жизнью полицейских. Решающий удар желательно по возможности нанести извне, не вступая с преступником в непосредственный контакт.
Пожарные машины с лестницами поджидали на Обсерваториегатан и Оденгатан, готовые прийти на помощь, если ситуация того потребует. На них сидели пожарные вперемешку с полицейскими в пожарной форме.
Мартин Бек и Рённ могли помочь делу важными сведениями, то есть сообщить, что Эрикссон, если только на крыше сидит именно Эрикссон – такая оговорка необходима, – вооружен американским автоматом системы «Джонсон» и обыкновенной самозарядной винтовкой армейского образца, и тот и другая, скорей всего, с оптическим прицелом. Да еще прицельный пистолет «хаммерли».
– «Джонсон автоматик», – сказал Гунвальд Ларссон. – Черт подери! Хотя он весит меньше семи килограммов и необычайно прост в обращении, это все-таки почти пулемет. Имеет небольшую отдачу и делает сто выстрелов в минуту.
Слушал его только Рённ. Он и сказал задумчиво:
– Ну и ну.
Потом он зевнул. Природа брала свое.
– А своим маузером он способен прищелкнуть вошь на визитной карточке с расстояния шестьсот метров. Дайте ему хорошую видимость плюс немножко удачи, и он может контролировать местность на тысячу метров в окружности.
Кольберг стоял, прислонясь к плану города. Он утвердительно кивнул.
– Представляю, чего он может натворить, если вздумает, – сказал Гунвальд Ларссон.
Сам Ларссон вздумал прикинуть некоторые расстояния. С крыши, где окопался Эрикссон, до перекрестка Оденгатан и Хельсингегатан – сто пятьдесят метров, до главного корпуса Саббатсберга – двести пятьдесят, до церкви Густава Вазы – триста, до издательства «Бонниерс» – пятьсот, до первого высотного дома на Хеторьет – тысяча и до ратуши – тысяча сто.
Мальм прервал его расчеты досадливо и высокомерно.
– Да, да, – сказал он. – Нечего об этом думать.
Однако единственным, кто почти не думал ни о бомбах со слезоточивым газом, ни о вертолете, ни о водяных пушках, ни о портативных радиопередатчиках, был Мартин Бек.
Он молча стоял в углу, поодаль от всех не только из-за клаустрофобии и нелюбви к многолюдным сборищам. Он был погружен в раздумья об Оке Эрикссоне и о тех жизненных обстоятельствах, которые поставили Эрикссона в это нелепое и безвыходное положение. Может быть, рассудок Эрикссона окончательно помутился, может быть, он утратил способность общаться с людьми. А может быть, и нет. И кто-то должен нести ответственность. Не Нюман, поскольку Нюман либо не понимал, что значит для человека ответственность, либо вообще не знал, что существует такое чувство. И уж конечно, не Мальм, для которого Эрикссон просто-напросто опасный маньяк на крыше, маньяк, не имеющий никакого отношения к полиции, если не считать того, что именно полиции надлежит тем или иным способом обезвредить его.
Сам же Мартин все больше и больше понимал Эрикссона. И все больше проникался чувством вины, которую он должен искупить тем или иным способом.
Через десять минут человек с крыши подстрелил полицейского, стоявшего на углу Оденгатан и Торсгатан, в пятистах метрах от того окна, из которого был произведен выстрел. Удивительно было даже не то, что этому человеку удалось подстрелить полицейского с такого расстояния, а то, что голые ветви парка не помешали ему попасть в цель.
Так или иначе, выстрел был произведен, пуля угодила полицейскому в плечо, но, поскольку на нем был пуленепробиваемый жилет, рана оказалась несерьезной и уж во всяком случае не угрожала жизни.
Эрикссон произвел только этот единственный выстрел, может, как своего рода демонстрацию силы, а может, чисто рефлекторно, доказывая всему миру, что он стреляет в полицейских, где бы и когда бы их ни обнаружил.
– А девочку он с собой не взял? – неожиданно спросил Кольберг. – Как заложницу?
Рённ отрицательно качнул головой.
– О девочке позаботились. Она в безопасности.
– В безопасности от родного отца? А разве ей когда-нибудь угрожала опасность в его обществе?
Немного спустя все было подготовлено для решающей атаки.
Мальм придирчиво осмотрел полицейских, которые должны были осуществить захват преступника. Или ликвидацию оного, если таковая окажется необходимой, а судя по обстановке, скорей всего, так и будет. Никто не надеялся, что человек на крыше сдастся без сопротивления. Хотя исключать такую возможность полностью тоже не следовало. Случалось, что отчаявшийся вдруг уставал сопротивляться и сдавался превосходящим силам противника.
Это были два молодых полицейских, прекрасно натренированных в ведении ближнего боя и молниеносных атаках.
Мартин Бек тоже вышел поговорить с ними.
Один был рыжий, звали его Ленн Аксельсcон. Он улыбался с напускной самоуверенностью, что, в общем, производило приятное впечатление. Второй был посерьезнее, посветлее мастью и точно так же вызывал симпатию. Оба были добровольцами, но по роду службы им приходилось выполнять даже самые тяжелые задачи быстро, четко, а главное, добровольно.
Оба были сдержанные, симпатичные, а их уверенность в успехе почти заражала окружающих. Хорошие, надежные ребята и первоклассной выучки. Таких, как они, в полиции можно по пальцам пересчитать. Старательные, храбрые и по уму много выше среднего уровня. Благодаря теоретической и практической выучке они прекрасно понимают, чего от них ждут. Невольно создавалось впечатление, что задача им предстоит
