Фридрих Незнанский - Африканский след
В кабинете генерала царил настоящий разгром: распахнутые шкафы и даже сейф, выдвинутые ящики письменного стола, огромная картонная коробка посередине помещения, в которую в момент появления Меркулова Вячеслав Иванович как раз опускал какую-то фотографию в рамке. В другой руке Грязнов держал сверкающий золотистыми ножнами кортик…
— Э-э-э… — промычал растерявшийся от увиденного Меркулов. — Я хотел сказать: привет, Слава…
— А?.. — Генерал слегка вздрогнул и секунду смотрел на прибывшего непонимающе. — А, это ты, Костя… Привет.
Константин Дмитриевич медленно прошел в кабинет, закрыл за собой дверь и еще раз огляделся.
— Никак ремонт затеял? — неуверенно поинтересовался он.
— Типа того… — хмуро кивнул Вячеслав Иванович и кивнул на один из распахнутых шкафов. — Наливай… Там на полке стоит… Ну ты знаешь… Санька как?
— Стабильно плохо, — буркнул Меркулов, одновременно пробираясь к указанной полке, на которой стояла початая бутылка водки и несколько рюмок.
— Ясно…
Генерал с самым мрачным выражением на лице на мгновение замер над своей коробкой, сжимая кортик в руках.
— Вообще-то я к тебе по делу, Слав, — вздохнул Константин Дмитриевич. — На совещании ты сегодня не появился, послал вместо себя какого-то довольно странного мужичка, правда, тот утверждает, что он Санин друг, но… Словом, мне не этот Щеткин нужен, а ты и твои ребята, которые сразу после взрыва собирали материалы на месте. Время идет, а версий никаких…
Меркулов только тут и углядел, что генерал его вроде как не слушает, разглядывая вместо этого все тот же кортик.
— Слав, ты меня слышишь?..
— Знаешь, — слабо улыбнулся Грязнов, — мне этот кортик один адмирал флота подарил лет, пожалуй, уже пять назад… Хороший мужик был. Я его, пожалуй, все-таки заберу…
— Погоди… — Меркулов нахмурился. — Куда заберешь?.. И что тут у тебя вообще происходит?!
— Ничего особенного не происходит, — спокойно ответил Грязнов. — Я ухожу в отставку, Костя, вот и все.
— Ты… Да в какую еще отставку?! Слав, ты с ума сошел, никто тебя никуда не отпустит!..
— Уже…
— Что — уже?
— Заявление подал три дня назад. В тот же день его приняли…
Константин Дмитриевич некоторое время потрясенно смотрел на Грязнова, потом, словно у него подкосились ноги, почти упал на стоявший рядом стул.
— Славка, ты что?..
— Только не говори мне, что это слабость и все такое… — Вячеслав Иванович впервые за время общения посмотрел Меркулову в глаза, и тот увидел в них такую боль, что слова буквально застряли у него в горле. — Слабость, да!.. Я собственными руками племянника угрохал, а я да, слабый… Старый и слабый человек! Только молчи, Костя, и ничего не говори, просто выпей — и все… Все!
— Разве я меньше твоего виноват? — выдавил наконец из себя Константин Дмитриевич. — Но я же…
— Молчи, сказал! Просто выпей… Думай что угодно, но молчи… Я все решил… Считай, своего чувства вины, в отличие от тебя, не выдержал…
Меркулов и сам не заметил, как одним махом проглотил свою порцию, не поморщившись. Они молчали довольно долго — столько, сколько понадобилось времени Константину Дмитриевичу, чтобы вначале осознать случившееся, а потом поверить в него.
— Так вот почему ты передал дело этому Щеткину, — пробормотал он наконец.
— Основное следствие будет вести «Глория», — неожиданно твердо произнес генерал. — Я попросил Голованова, он возглавит пока ЧОП. Я… я подожду результатов, после этого уеду…
— Куда? — обреченно поинтересовался Меркулов.
— К Ваське Егорову в заповедник, зверюшек охранять… Людей, как видишь, у меня не получается… И не смотри на меня так, черт бы тебя побрал!
— Давай выпьем, — предложил теперь уже Константин Дмитриевич, обнаружив наконец, что держит в руках пустую рюмку.
Они выпили. Потом Меркулов, еще раз глянув на картонную коробку, поднялся со стула:
— Пора мне, Слав…
— Давай, — равнодушно кивнул генерал.
— «Глория», значит… — вздохнул Меркулов. — Ну что ж, значит, еще увидимся.
— Это вряд ли! — Грязнов мрачно усмехнулся. — Не будут они с тобой по этому делу сотрудничать, Костя, и не надейся…
Константин Дмитриевич хотел спросить почему, но слова вновь не сошли у него с языка. Он не думал, что такое возможно, но моментально понял, почему товарищи Дениса впервые за все эти годы отказались работать с органами…
— Вот, получается, как, — пробормотал он.
— Да, вот так. Так что прощай, Костя, как говорится, не поминай лихом…
— Прощай… — глухо отозвался Меркулов и, больше не глядя по сторонам, покинул бывший кабинет Грязнова.
На автомате Константин Дмитриевич добрался до машины, автоматически сел на свое место рядом с водителем и еще долго сидел молча и неподвижно, уставившись в одному ему видимую точку пространства.
Наконец, почувствовав на себе недоуменный взгляд водителя, Меркулов с усилием взял себя в руки.
— В прокуратуру, Сергей, — коротко бросил он и, прикрыв глаза, откинулся на спинку сиденья. В висках шумело, но выпитая в кабинете Вячеслава Ивановича водка была тут совершенно ни при чем.
7
«Сегодня великий день…» — пробормотал Александр Борисович Турецкий и, так и не уняв дрожь в руках, бессильно откинулся на подушку.
— Иринка, победа… Я сел! — хрипло произнес он, стараясь не замечать навернувшиеся на глаза жены слезы. И уже, как ему показалось, вполне нормальным голосом продолжил: — Ты видишь? Сел! Сам! И главное — отлично чувствую спиной даже спинку кровати… А?!
— Ты весь мокрый, Шурик… — прошептала Ирина Генриховна, изо всех сил стараясь взять себя в руки.
— Ну и что? Подумаешь, мокрый… Еще бы, столько дней подряд валяться спеленатым, как мумия… Вот увидишь, я эту пакость победю… То есть побежу… Тьфу! Как это? Я имею в виду — сказать?
— Одержишь победу! — Она улыбнулась, с нежностью посмотрев на мужа. И тут же вздрогнула от звука открывшейся за ее спиной двери. Однако, обернувшись, тут же расслабилась, поскольку вошел не очередной посетитель, подлежащий, с точки зрения Ирины Генриховны, решительному изгнанию, а доктор.
Улыбнувшись ему, она тут же поднялась со стула, приставленного к кровати Турецкого, и покорно направилась на выход.
— Что я вижу?! — Доктор широко и, по мнению Александра Борисовича, не вполне искренне заулыбался. — Ну вы молодец! Все бы мои пациенты были такими…
Турецкий, успевший уже отдышаться от своего поистине акробатического трюка, с сомнением посмотрел на врача и задумчиво покачал головой:
— Ну-ну… По-моему, насчет всех вы слегка перегнули палку… Простите, запамятовал ваше имя-отчество…
— Александр Сергеевич… — поспешно произнес тот и слегка порозовел.
Турецкий невольно улыбнулся и сразу же подозрительно прищурился:
— Только не говорите, что и фамилия у вас Пушкин!..
Александр Сергеевич прерывисто вздохнул и, окончательно зарумянившись, произнес таким голосом, словно признавался «важняку» в совершении тяжкого преступления:
— Мои родители страдали отсутствием чувства юмора, так что… Словом, вы угадали!.. Должен сказать, мучаюсь всю жизнь!..
Сдержать смех его пациенту стоило немалых усилий, однако он все-таки нашелся:
— Готов стать хоть Михаилом Юрьевичем Лермонтовым в обмен на то, чтобы вновь подняться на ноги… Послушайте, доктор, судя по всему, вы пришли сказать мне кое-что не вполне оптимистичное…
— Почему вы так думаете?
— Интуиция… Даже могу предположить, что именно… Что-нибудь вроде того, что вот ходить-то я как раз и не буду, а? Или еще того хуже… Угадал?
Доктор вздохнул и, крякнув, уселся на стул.
— Александр Борисович, вы хоть отдаете себе отчет в том, что выход из комы всегда чудо?.. — Турецкий промолчал, пристально глядя на него. — Поэтому не советую вам искушать судьбу подобными предположениями!
— Александр Сергеевич, а давайте-ка поподробнее, идет?.. Мы ведь с вами не в яслях, верно?
Теперь умолк, нахмурившись, врач, тут же начав перебирать бумаги, которые принес с собой. А продолжил, не дождавшись его реакции, Турецкий:
— Поймите правильно: я не маленький мальчик, не трудный подросток, а вполне зрелый мужик, мне нужно знать правду, чтобы как-то спланировать свое дальнейшее существование.
Александр Сергеевич поднял наконец голову и пристально посмотрел на своего пациента:
— Вас успокоит, если я скажу, что ваши шансы пятьдесят на пятьдесят?.. Кстати, что за жуткий сувенирчик вы заполучили?
Турецкий усмехнулся: он действительно, едва увидев в дверях палаты доктора, почему-то тут же взял с тумбочки черного божка, оставленного ему Щеткиным, и теперь крутил его в пальцах, изредка поглядывая на странное украшение, словно оно чем-то невидимым и непонятным притягивало его к себе.
