Ю Несбё - Не было печали (Богиня мести)
— Привет, Харри! Ну как форма, лучше? — Али оскалился во весь рот, и Харри на мгновение даже зажмурился. Стало быть, его опасения были не напрасны.
— Так ты что, Али, помогал мне?
— Только подняться по лестнице до квартиры. Когда нам наконец удалось отпереть дверь, ты сказал, что дальше справишься сам.
— А как я сюда добрался? Пешком или…
— На такси. Между прочим, ты должен мне сто двадцать крон.
Харри застонал и вслед за Али вошел внутрь его заведения.
— Мне очень жаль, Али, ей-богу. Будь добр, расскажи покороче, пропуская мучительные подробности.
— Вы с водителем стояли посреди улицы и скандалили. А у нас спальня как раз сюда выходит. — Его физиономия снова расплылась в улыбке. — Какой урод придумал спальни с окнами на улицу?
— И когда это было?
— Ночью.
— Али, ты встаешь в пять утра, так что непонятно, что ты имеешь в виду, говоря «ночью».
— Самое раннее — в половине двенадцатого.
Слушая, как Харри сбивчиво обещает, что такое больше не повторится, Али кивал головой чуть не на каждое слово с видом человека, знающего все это практически наизусть. Харри выразил желание отблагодарить Али за хлопоты, и тот ответил, что Харри мог бы уступить ему свой пустой чулан в подвале. Пообещав еще раз хорошенько обдумать этот вопрос, Харри отдал Али долг за такси, а также расплатился за прихваченные в магазинчике бутылку колы и пакетик с макаронами и фрикадельками.
— Ну вот, теперь мы в расчете, — сказал Харри, отсчитав деньги.
Али покачал головой:
— Коллективный взнос за три месяца — потребовал этот управдом, бухгалтер и ремонтник в одном лице.
— О черт, совсем забыл!
— Эриксен, — улыбнулся еще шире Али.
— А это еще кто?
— Летом я получил письмо от некоего Эриксена. Он просил выслать номера счетов, на которые он мог бы перечислить свою часть коллективных взносов за май и июнь семьдесят второго года. Считает, что именно это мешает ему спокойно спать последние тридцать лет. Я ответил, что сейчас в нашем доме не осталось никого, кто бы его помнил, так что он вполне может забыть об этом долге. — С этими словами Али направил на Харри свой указующий перст. — Однако к тебе это вовсе не относится.
Харри клятвенно поднял правую руку:
— Обещаю, завтра же оплачу квитанцию.
Поднявшись к себе, Харри первым делом снова набрал номер Анны. Снова тот же женский голос автоответчика. Однако как раз в тот момент, когда он выложил содержимое принесенного с собой пакета на шипящую сковороду, телефон зазвонил. Метнувшись в прихожую, он схватил трубку.
— Алло! — едва не крикнул он.
— Привет! — В хорошо знакомом ему женском голосе на том конце линии звучали нотки удивления.
— А, это ты.
— Ну да, а ты думал кто?
Харри с досадой зажмурился.
— Да так, один коллега. У нас тут новое ограбление. — Каждое слово оставляло во рту жгучую горечь разлившейся желчи пополам с чили. Снова вернулась глухая пульсирующая головная боль.
— Я пыталась звонить тебе на мобильный, — сказала Ракель.
— Я его потерял.
— Потерял?
— Где-то оставил или украли, не знаю, Ракель.
— Харри, у тебя что-то не так?
— Не так?
— Я по голосу слышу, ты как-то… возбужден.
— Видишь ли, я…
— Да?
Харри тяжело вздохнул.
— Ладно, а как там у вас, дело продвигается?
До Харри доходил смысл отдельных слов, однако он никак не мог сложить их в связные предложения. Из всех этих «экономическое положение», «благо ребенка» и «компромиссное предложение» он понял только, что никаких особых новостей нет, следующее судебное заседание назначено на пятницу, у Олега все в порядке, но ему надоело жить в гостинице.
— Скажи ему, что я вас очень жду, — попросил Харри.
Положив трубку, Харри некоторое время стоял над телефоном, размышляя, не перезвонить ли ей прямо сейчас. Но для чего? Чтобы рассказать, что он поужинал со своей старой пассией и не знает, что именно произошло потом? Харри уже потянулся было к телефону, однако в этот момент на кухне взвыла пожарная сигнализация. Едва он успел сдернуть с плиты дымящуюся сковородку с горящими остатками еды и открыть окно, как телефон зазвонил снова. Позже Харри не раз думал, что все могло сложиться по-другому, не приди в голову Бьярне Мёллеру позвонить тем вечером именно ему.
— Я знаю, ты только что с дежурства, — сказал Мёллер. — Но у нас не хватает людей. Женщина найдена мертвой в своей квартире. Похоже, застрелилась. Может, прогуляешься туда?
— Ясно, шеф, — сказал Харри. — Тем более что я тебе должен. Иварссон, между прочим, выдал создание параллельной следственной группы за собственную идею.
— А ты бы на его месте что сделал, если бы был начальником и получил подобное предписание извне?
— Знаешь, шеф, пытаться представить меня начальником — все равно что стараться лбом стену прошибить. Ладно, а как мне попасть в эту квартирку?
— Сиди дома, за тобой заедут.
Через двадцать минут раздался звонок в дверь; звук этот Харри слышал настолько редко, что чуть не подпрыгнул от неожиданности. Голос, возвестивший, что такси подано, разумеется, был изрядно искажен домофоном, однако показался Харри знакомым. Он почувствовал, как волосы у него на затылке встают дыбом. Спустившись на улицу й увидев припаркованный у подъезда приземистый красный спортивный автомобиль — «тойоту MR2», — он понял, что его опасения не напрасны.
— Добрый вечер, Холе. — Голос донесся из открытого окна машины, расположенного, однако, настолько низко — у самого асфальта, — что Харри не мог видеть говорившего. Когда Харри открыл дверцу, его приветствовал знакомый визгливый фальцет, орущий «You sexy motherfucka!» [14]в сопровождении столь мощных басов и органного синтезатора, что их рев заставил в первый момент отшатнуться, как от брошенной в лицо пригоршни леденцов.
С немалым трудом Харри разместился на тесном пассажирском сиденье — поистине место смертника!
— Выходит, сегодня вечером мы вдвоем, — заметил старший инспектор Том Волер. Его выступающая вперед тевтонская нижняя челюсть чуть опустилась, обнажая ряд безупречных белоснежных зубов, выделяющихся на фоне загорелого лица. Прозрачные голубые глаза между тем по-прежнему оставались холодными. Многие в Управлении недолюбливали Харри, однако, насколько ему самому это было известно, по-настоящему ненавидел его лишь один человек. Харри знал, что в глазах Волера он самый недостойный представитель полицейского корпуса и, следовательно, своего рода личное оскорбление для Тома. При самых разных обстоятельствах Харри давал понять, что не разделяет окрашенное в коричневатые тона отношение Волера и некоторых прочих своих коллег к гомикам, коммунистам, инвалидам-симулянтам, к разным там иммигрантам — пакистанцам, желтомордым, ниггерам, цыганам и «даго», а Волер, в свою очередь, величал Харри «спившимся рок-журналистом». Харри подозревал, что истинная причина ненависти кроется в его пристрастии к выпивке. Том Волер не выносил слабостей. Именно поэтому, по мнению Харри, он проводил столько часов в тренажерном зале, лупя ногами и руками мешки с песком и все новых и новых спарринг-партнеров. Однажды в столовой Харри слышал, как один из молодых инспекторов с восторгом вещал, как Волер сломал обе руки вьетнамцу-каратисту из молодежной банды в районе Осло-С. Учитывая взгляды Волера на цвет кожи, Харри казалось парадоксом, что этот его коллега может часами не вылезать из солярия. Вероятно, стоило прислушаться к тому, что утверждали умудренные опытом коллеги: на самом-то деле Волер вовсе не был расистом. И неонацистов, и черномазых он избивал с равным удовольствием.
Кроме того, что знали все, было то, о чем никто толком не знал, однако некоторые догадывались. Нечто связанное с тем, что более года назад Сверре Ульсен — единственный, кто мог рассказать, почему убили Эллен Йельтен, — был найден в своей кровати с разряженным пистолетом в руке и пулей Волера между глаз.
— Поосторожней, Волер.
— Что-что?
Харри протянул руку и убавил звук любовных стенаний.
— Сегодня скользко.
Мотор продолжал стучать ровно, как швейная машинка, однако звук был обманчив: Харри почувствовал, как ускорение вдавливает его в жесткую спинку сиденья. Миновав Стенспаркен, они помчались в сторону Суумс-гате.
— Куда мы? — спросил Харри.
— Сюда, — отозвался Волер, резко поворачивая налево прямо перед капотом встречной машины. Сквозь открытое окно Харри услышал шелест покрышек по мокрой листве, которой был усыпан асфальт.