Чарлз Тодд - Испытание воли
— Чье это ружье? — спросил Ратлидж, глядя в лицо Мейверсу. — Ваше?
— Какое ружье?
— Которое за вами, — резко сказал Ратлидж, не намеренный подыгрывать бойкому собеседнику.
Почему Форрест не нашел дробовик? Если Мейверс был подозреваемым, значит, в случае надобности инспектор мог получить ордер на его арест.
— Что, если мое? — воинственно отозвался Мейверс. — Я имею на него право, если оно оставлено по завещанию.
— Чьему завещанию?
— Мистера Давенанта.
Ратлидж пересек комнату и осмотрел дробовик. Из него недавно стреляли, но когда именно? Три дня назад? Неделю? Как и все остальное в коттедже, ружье было в скверном состоянии — приклад исцарапан, дуло в ржавчине, но казенная часть была хорошо смазана, как если бы Мейверс не чуждался браконьерства.
— Почему он оставил ружье вам?
Последовала краткая пауза, после которой Мейверс ответил чуть менее резко:
— Думаю, он имел в виду моего отца. Отец когда-то был егерем, и в завещании мистера Давенанта говорилось: «Я оставляю старый дробовик Берту Мейверсу, который охотится на птиц лучше любого из нас». Тогда отец уже умер, но завещание не изменили, и миссис Давенант передала ружье мне, сказав, что таково было желание ее мужа. Нотариус из Лондона не был удовлетворен, но ведь в завещании не говорилось, какой Берт Мейверс имеется в виду — живой или мертвый?
— Когда из него стреляли последний раз?
— Откуда я знаю? Да и какая мне разница? Дверь всегда открыта — любой может сюда войти. Здесь нечего красть — разве только моих цыплят. Или кому-нибудь спешно понадобился бы дробовик. — Его голос снова стал скверным. — Вы не можете утверждать, что я его использовал, верно? У меня есть свидетели!
— Так все говорят. Но ружье я заберу, если вы не возражаете.
— Сначала выдайте бумагу с гарантией, что вернете назад.
Ратлидж вырвал листок из записной книжки, нацарапал на нем фразу, поставил подпись под злобным взглядом Мейверса. После его ухода Мейверс аккуратно сложил листок и положил его в металлическую коробочку на каминной полке.
Инспектор Форрест ждал их в коттедже рядом с лавкой зеленщика, который служил полицейским участком Аппер-Стритема. Здесь были маленькая прихожая, пара кабинетов и еще одна комната позади, используемая как тюремная камера. В ней редко находились серьезные правонарушители. В основном пьяницы и буяны, избившие жену, или мелкие воришки. Камера тем не менее обладала тяжелым, почти средневековым замком с большим железным ключом, висевшим рядом на гвозде. Мебель в участке была старой, краска на стенах пожухла, цвет ковра на полу неопределенный, но помещения безукоризненно чистые.
Склонившись над столом, чтобы обменяться рукопожатиями, Форрест представился Ратлиджу и сказал:
— Простите мне сегодняшнее утро. Трое мертвых в Лоуэр-Стритеме, еще один в критическом состоянии, двое серьезно ранены и полдеревни в панике. Я не хотел уезжать оттуда, пока ситуация немного не успокоится. Надеюсь, сержант Дейвис сообщил вам все, что вы хотели знать. — Увидев дробовик в руке Ратлиджа, он спросил: — Что это такое?
— Берт Мейверс говорит, что ружье оставлено ему по завещанию, вернее, его отцу.
— Господи, совсем забыл! И миссис Давенант тоже об этом не упомянула, когда я приходил к ней насчет итальянских ружей ее мужа. Уже прошли годы… — Лицо Форреста выражало вину и досаду.
— Вероятно, мы не можем доказать, что это орудие убийства, но я готов держать пари, что это так.
Потянувшись к дробовику, Форрест произнес с внезапным энтузиазмом:
— Думаете, его использовал Мейверс?
— Если так, то почему ему не хватило мозгов спрятать его подальше?
— С Мейверсом никогда ничего не знаешь. Все, что он делает, не имеет особого смысла. — Форрест тщательно обследовал дробовик, как если бы ожидал от него признания. — Да, из него стреляли, но неизвестно когда. Все же…
— Все утверждают, что он был на рыночной площади все утро. Это правда?
— К сожалению, похоже на то. — Форрест порылся в среднем ящике стола и сказал: — Вот список людей, с которыми я говорил. Можете взглянуть на него.
Ратлидж взял лист бумаги, исписанный аккуратным почерком, на котором увидел почти две дюжины имен. Большинство были ему незнакомы, но среди них числились миссис Давенант, Ройстон и Кэтрин Тэррант.
— Каждый из этих людей слышал, как Мейверс разглагольствовал, — продолжал Форрест. — Он достал всех. Хотя лавочники были слишком заняты, чтобы обращать на него внимание, они помнят, что он молол обычную чепуху и их клиенты комментировали ее. Сложив все вместе, можно понять, что Мейверс прибыл на рыночную площадь рано и оставался там практически все утро. — Он потер виски и указал на два дубовых стула с плетеными спинками по другую сторону стола. — Садитесь.
Ратлидж покачал головой:
— Я должен найти Дэниела Хикема.
— Уверен, вы не намереваетесь принимать его заявления всерьез? — спросил инспектор Форрест. — Должны быть более веские доказательства, чем болтовня Хикема!
Он видел, что человек из Лондона недоволен, и внезапно забеспокоился. «У вас нет терпения и энергии для тщательного расследования? — думал он. — Вы хотите получить легкий ответ и вернуться к лондонскому комфорту. Вот почему Ярд прислал вас — чтобы замести всю грязь под ковер. И это моя вина…»
— Я не буду этого знать, пока не поговорю с ним, не так ли?
— Половину времени он не в состоянии сказать, какой сейчас день недели, а тем более откуда он пришел, прежде чем вы наткнулись на него, и куда направляется. У него в голове каша. Жаль, что он не погиб от разрыва бомбы, — в таком состоянии от него никакого толку ни ему самому, ни другим.
— И все-таки вы записали его показания, — напомнил Ратлидж.
Хэмиш, наслаждаясь замечанием Форреста, тихо повторил: «В таком состоянии от него никакого толку ни ему самому, ни другим…»
Ратлидж резко отвернулся, чтобы скрыть лицо от острого взгляда Форреста.
— Не вижу, что еще я мог сделать. Сержант Дейвис доложил о разговоре, и я должен был в этом разобраться, — оправдывался Форрест, — не важно, безумен Хикем или нет. Но это не значит, что мы обязаны верить ему. Не могу себе представить, что Уилтон виновен в убийстве. Вы встречались с ним. Это не похоже на него, верно?
— Насколько я понимаю, полковник тоже не слишком походил на возможную жертву убийства.
— Вообще-то нет. Но ведь он мертв, не так ли? Не знаю, была ли его смерть случайной или намеренной, но убийство есть убийство, так как никто не сообщил нам что-нибудь другое. Никто не сказал: «Я был там, разговаривал с ним, и вдруг лошадь толкнула меня под руку, ружье выстрелило, и в следующий момент я увидел беднягу мертвым».
— А если бы кто-нибудь это сказал, вы бы поверили ему?
Форрест вздохнул:
— Нет. Только идиот носит дробовик на взводе.
— Это возвращает нас к Мейверсу и его ружью. Если Уилтон побывал в тех местах утром в день убийства, он мог взять дробовик из дома Мейверса, выстрелить и поставить его на место, прежде чем Мейверс вернулся из деревни. Показания Хикема по-прежнему важны.
— Если капитан Уилтон мог это сделать, то любой в Аппер-Стритеме тоже, — упрямо ответил Форрест. — Доказательств по-прежнему нет.
— Они могут быть, — задумчиво промолвил Ратлидж. — Капитан Уилтон приезжал погостить к своей кузине, когда ее муж умер. Несомненно, он знал о завещании и о пункте насчет старого дробовика. Насколько я понял, в то время это вызвало некоторые проблемы.
— К сожалению, я забыл об этом. Но ведь это косвенные улики! Догадки!
— Что, если полковник был не той жертвой?
Брови Форреста недоуменно поднялись.
— Что вы имеете в виду под «не той жертвой»? Нельзя в упор застрелить не того человека, которого намеревались! Это глупость!
— Да, — согласился Ратлидж. — Такая же глупость, как то, что полковник был безукоризненным джентльменом без единого греха на совести. Когда люди начнут говорить мне правду, капитан Уилтон окажется в большей безопасности. Предполагая, конечно, что вы правы и он невиновен.
Оставив сержанта Дейвиса проверять, состоялось ли в действительности свидание Ройстона с дантистом в Уорике, Ратлидж отправился на поиски Хикема, но тот как сквозь землю провалился.
«Вероятно, пьет где-то, — сказал Хэмиш. — Только ты работаешь всухую, приятель. Я бы с удовольствием употребил бутылочку».
Это был единственный раз, когда Ратлидж согласился с Хэмишем.
Он повернул машину к гостинице, обратив свои мысли к обеду.
Обед оказался по-своему интересным. Ратлидж едва приступил к жареной баранине, как стеклянные двери ресторана открылись и вошел мужчина — судя по одежде, священник. Окинув взглядом помещение, он направился туда, где сидел Ратлидж.
