Александр Лавров - Шантаж
И выложил рядком фотографии из правой руки. Они не отличались резкостью и точка для съемки выглядела странно – брала чуть снизу и вполоборота – но без сомнения на Пал Палыча смотрели с двух – Чистодел и с двух – шантажист.
– Откуда?! – поразился он.
– Сам удивляюсь. Нашли мы, понимаешь, местечко на лестнице у Праховой, поставили, такую… ну, камеру специальную с таймером… Решили последить несколько дней, кто станет в квартиру захаживать, Миркиным интересоваться. Честно сказать, мелочь среди прочих мероприятий. Ребятам просто хотелось опробовать новую технику. И вот – на тебе!
– Оба побывали у Праховой?
– Вчера вечером. А пленку можно менять только ночью.
Знаменский позвонил, позвал Зину: для верности пусть опознает врага.
– Ну кто ожидал, что они попрутся к старухе?! – бурлил Томин.
– Н-да… надо сесть и подумать.
Они сидели и думали, порой нелогично и непоследовательно, но почти синхронно проходя этапы осмысления событий. Короткие реплики ставили точки над «i».
– Чистодел шел первым?
– Угу – пробный шар.
Полминуты молчания.
– Расторгуево близко от Домодедова…
– Я передал словесный портрет в аэропорт.
Десять секунд молчания.
– Собаку не пробовали?
– След не взяла.
Еще минута.
– Чистодел сколько пробыл?
– Всего ничего.
Стук в дверь – оба обернулись вопросительно: Кибрит возвещала о себе иначе.
Появилась секретарша НТО. После того как шантажист с легкостью получил сведения о Зине, отделу устроили взбучку и народ ударился в бдительность.
Знаменский встал между секретаршей и столом, заслоняя снимки.
– Зинаиде Яновне пришла телеграмма странная…
«Петровка, 38. Научно-технический отдел. Кибрит З.Я. лично. Никогда не забуду вас и ваших близких. Надеюсь встретиться», – прочел Пал Палыч вслух.
Телеграмма означала, что противнику стало известно о «предательстве» Кибрит.
– Спасибо. Не говорите ей пока.
– И, пожалуйста, пройдите назад левым коридором, – быстро добавил Томин, ограждая Зиночку от подозрительной встречи.
Знаменский переложил расторгуевские ужасы на шкаф.
– А шантажист сколько?
Томин наклонился к фотографиям:
– Вот он на входе, а это – на выходе. Час сорок пять.
Они перемолвились молча, глазами. Неожиданный поворот, но чего на свете не бывает…
Знаменский нашел на календаре номер телефона.
– Антонина Валериановна? Простите великодушно, что беспокою, следователь Знаменский. Никто не справлялся о Миркине, не заходил?.. Понятно… Да-да, друзья познаются в беде. Ну, извините, всего доброго.
«Вот так, о мудрейший из следователей!»
…Зина вскрикнула и закусила губу при виде своего злодея.
– Взяли?!
– Нет еще, – вздохнул Пал Палыч и пояснил, откуда снимки. – А Прахова говорит, никто не приходил.
– Могли припугнуть, как и меня, чтобы молчала, – предположила Кибрит и сама же усомнилась: – Но про что молчала?
– Версия есть, – взялся Томин суммировать совместное со Знаменским думанье. – Чистодел единственной ниточкой соединял Миркина и курьера с приисков. Нынешней ночью Чистодел убит. Вероятно, нужда в нем отпала. Но обратно металл курьер не повезет – он тогда конченый человек.
– То есть его посещение Праховой?.. – догадалась Кибрит.
– Увенчалось успехом, – докончил Томин. – Беру машину с радиотелефоном и – на запрещенной скорости в Домодедово. Пожелай успеха в охоте.
Зиночка прижала ладонь к горлу – видно, там колотилось сердце.
– Шурик, я на тебя надеюсь, как…
– …на отличного инспектора угрозыска! – приобнял ее за плечи Томин и попутно вынул у Знаменского из кармана телеграмму.
«Верно. Хотя текст, скорее, прощальный, но начальство не мешает пугнуть. Зиночку надо охранять как зеницу ока».
Она опустилась на диван. Ни разу на памяти Знаменского не укололась пружиной.
– Я побуду с тобой, ладно?.. А почему Шурик в Домодедово?
– Чистодела нашли там… невдалеке. А из Домодедова рейсы практически во все золотоносные районы.
Пал Палыч позвонил дежурному БХСС, попросил опечатать комнату Чистодела, какую-нибудь засаду оставить, а Токарева немедленно привезти к нему, Знаменскому. И немедленно же послать сотрудников на квартиру Миркина и под благовидным предлогом дожидаться там дальнейших указаний, не спуская глаз с Праховой.
Версию они с Томиным составили по оперативным данным. А надо было получить доказательства, достаточные для прокурорской санкции на обыск.
– Сережка сегодня чуть не удрал гулять.
– А пороть ты его не пробовала? – в сердцах спросил Пал Палыч. – Пусть изволит поболеть! Дай ему жароповышающего, слабительного, придумай чего, но чтоб из дому ни ногой!
* * *Хорошо, Миша Токарев уже не застал Кибрит у Знаменского, а то пришлось бы вдвое горше.
Едучи к следователю, не ждал он нападок: все-таки логово Чистодела разыскал, а что того накануне убили – он, Миша, не виноват.
И вдруг выяснилось, что виноват. На сколько уж процентов – не вычислишь, но виноват. Потому что не было шантажисту особой нужды физически уничтожать барабанщика; не представлял он опасности, даже если выпадал из цепи перекупщиков. Одно могло решить его судьбу: шантажист узнал, что милиции известны приметы Чистодела, что их обоих ищут. И тут он не пожалел усилий, чтобы обрубить концы.
А откуда узнал, что их ищут? Конечно, от Праховой. А та – от Миши, проявившего позорную слабину и лопоухость.
Иной кто на месте Пал Палыча разнес бы Токарева на все корки, да еще, пожалуй, накапал бы начальству. Знаменский же только продемонстрировал «бефстроганов» и спросил:
– Ну почему ты, скажи на милость, не объяснил тогда же, что лопухнулся?!
– Какое-то затмение, Пал Палыч… – Токарев осип от увиденного. – Но не среагировала Прахова на словесные портреты, это точно. А до того я у нее сидел-сидел… Она мне совершенно задурила голову. Не старуха, а конец света! Часа два бился попусту…
(Два двадцать, уточнил про себя Знаменский. Новая техника работала исправно, запечатлела и Токарева и Настю, выбегавшую куда-то перед уходом шантажиста).
И тут разговор принял новое течение и весь сосредоточился на Борисе Миркине. И Миша наконец-то ощутил, что способен принести Пал Палычу реальную пользу – тот готовился к решающему допросу и любую черту и черточку характера Миркина схватывал и впитывал и требовал еще и еще. А поскольку память у Миши была магнитофонная, то вся праховская словесная дребедень перекочевала в уши Знаменского, и, прощаясь, тот поблагодарил Мишу тепло и серьезно и попросил побыть на рабочем месте.
* * *Миркин был готов к очередному натиску следователя. Прошлый раз расстались на том, что «полежит на коечке, авось что вспомнит». И он усердно «вспоминал» и затверживал свои «воспоминания» и накачивал себя решимостью, не поддаваясь никаким уловкам, «каяться» строго по намеченному плану.
В кабинете Знаменского он ощутил некую наэлектризованность и взбаламученность и еще пуще напрягся для отпора. Но Пал Палыч имел вид задумчивый. Пил крепкий чай из термоса. На столе стоял второй стакан и горкой лежали дешевые конфеты.
– Если хотите – ухаживайте за собой сами.
Миркину было не до чаю.
– Странно: видел вчера сон, и сегодня он сбылся, да так жутко… – Знаменский хлебнул из стакана, скатал в шарик конфетную обертку. – До того, как вы начнете излагать то, что приготовили, Борис Семенович, один вопрос: Чистодел не поминал, откуда привозят шлих, из каких краев? Есть, что сказать, Борис Семенович, не скрывайте, зачтется.
Скрывать вроде бы нет смысла – прикинул Миркин.
– Когда он предложил мне песок, я, чтобы сбить цену, говорю: небось примесей много, с ним работать трудно, а он говорит: не беспокойся, золото высокопробное, сусуманское.
– Что значит «сусуманское»?
– Не знаю. Я ему вида не подал, но, честное слово, не знаю.
Знаменский набрал внутренний номер:
– Миша, я. Что такое «сусуманское» золото?
– Сусуманские прииски восточнее Оймякона, – без запинки отрапортовал Токарев. – А Оймякон – полюс холода.
– Как туда добираются?
– Через Хабаровск.
– Ага. Томин поехал в Домодедово, будь другом, пусть его тоже сориентируют в географии.
Пал Палыч долил горяченького из термоса.
– Дрянные конфеты, – и полез в ящик за пачкой рафинада.
Заодно вынул пенсионное фото Сергеева Петра Ивановича и положил перед Миркиным.
– Д-да, это он… Удалось найти? И задержали? – взволновался Миркин.
«Если Чистодела взяли, устроят очную ставку. Что из него успели вытрясти?»
– Найти-то нашли. Только вот… не задержали, – Знаменский звякал ложкой, размешивая чай. – Он в оркестрике духовом подхалтуривал на похоронах. Знали?
– Нет.
– Бухал в барабан.
«К чему это все? Раз упустили. Его, что ли, в Домодедове ловят? Глупость какая».
Знаменский допил чай, встряхнулся и взялся за городской аппарат:
