Фридрих Незнанский - Уходящая натура
«Нет, — думала одинокая сорокалетняя женщина, которая вот уже полжизни тенью находилась при гении, — он просто не мог так поступить. Исчезнуть, никого не предупредив в институте». Кому, как не ей, было знать о том, что ничего важнее, чем дело, не было на свете для ее Бориса. Лет двадцать назад у них был бурный и скоротечный роман. Она сама порвала с любимым, когда поняла, что все кончилось, что в голове у изобретателя, вечно забитой схемами и программами, уже через месяц просто не осталось места для нее. Хотела уйти навсегда, выйти замуж, но не смогла. Так и приютилась подле. Сначала на технической должности — системного администратора небольшой сети из нескольких компьютеров, с которой когда-то начинался «Маяк». Потом он взял ее в секретари-референты. И они долгое время трудились рука об руку. Теперь, правда, у него новый референт — какой-то ушлый молодой человек, но Полина осталась на делопроизводстве, хотя ее работа с каждым днем все больше походила на работу архивариуса или библиотекаря: перспективный НИИ разрастался, по мере разработки принципов построения, отдельных схем и узлов Компа (именно так, с большой буквы, звали будущее детище все сотрудники «Маяка») технической документации становилось все больше, и в ней требовалось разбираться. Правда, разобраться во всех наработках нормальному человеку было попросту невозможно.
Пока что вся задокументированная работа сводилась к анализу существующих принципов построения высокоскоростных компьютерных систем. Целые тома были посвящены параллельным вычислениям. Способам повышения производительности. Конвейерной и суперскалярной архитектурам вычислительных комплексов. Изучались массивно-параллельные процессоры типа ILLIAC и векторные Cray. По косточкам разбирались известные мультипроцессоры и мультикомпьютеры…
Но все эти исследования проводились лишь с целью окончательно убедиться в том, что для дальнейшего повышения быстродействия требуется нечто принципиально новое. И похоже, что в огромной светлой голове ее Бориса это принципиально новое уже существовало…
«Господи, только бы все было хорошо, — подумалось Полине. — Ведь с таким характером…»
Характер у гения действительно был далеко не сахар. Хотя большинство из тех, кто знал Дубовика, считали его добрым человеком, пусть и с повышенными амбициями. Возможно, он страдал «наполеоновским комплексом», стесняясь своего роста. Хотя однажды, когда Поля намекнула ему об этом, он не обиделся, а только рассмеялся и прочел в ответ целую лекцию о мифах в человеческих представлениях.
К примеру, «комплекс Наполеона» и есть растиражированный миф — он-де был маленького роста и решил оттого всем показать кузькину мать. Ха-ха-ха.
На самом деле рост Наполеона составлял 1 метр 68,6 сантиметров. В то время во французской армии средний рост в пехоте, легкой артиллерии и кавалерии колебался от метра пятидесяти до метра шестидесяти пяти. И вообще средний рост мужчины в начале XIX века был в среднем сто пятьдесят пять сантиметров. То есть по меркам своего времени Бонапарт был человеком практически высоким, он был выше двух третей своей армии.
Представление о небольшом его росте родилось оттого, что в окружении Наполеона всегда были «великаны»: во-первых, Мюрат — сто девяносто сантиметров с лишним плюс кивер, а во-вторых, солдаты старой гвардии — все ростом под метр восемьдесят, да еще и в высоких меховых шапках. Ну и Толстой в «Войне и мире» постарался и узурпатора «унизил», судя по всему, навечно.
Поскольку Дубовик вряд ли мог страдать комплексом, в который не верил, все дело было, скорее всего, в его верной самооценке и в увлеченности.
Как и многие увлеченные люди, он был трудоголиком и не понимал, как кто-то может не отдавать делу всего себя. А с нерадивыми работниками он не церемонился. Был способен и по матушке обругать, и от дела отстранить, и послать подальше. Но с теми, кто разделял его жизненные принципы, он был совершенно иным человеком. Жизнерадостный синеглазый брюнет с лохматой шевелюрой на манер великого Эйнштейна просто светился добротой и талантом. Его любили и ученики, и коллеги.
Вниманием прекрасного пола он, несмотря на внешность, обделен не был и сам увлекался «товарищами по работе» неоднократно. Полина несколько раз очень тяжело переживала по этому поводу. Но от каждой из своих любовей он вскорости уходил к главной и единственной в его жизни — к работе. Поэтому он и прожил жизнь типичного вечного холостяка…
А Полина его любила. Такого некрасивого, такого бабника, такого гения, незаменимого в работе и неудобного в быту, каким был этот человек. И такого прекрасного.
И теперь он исчез.
Она не могла в это поверить. НИИ был режимной организацией. Разработка Компа велась в государственных интересах, в этом чуде техники были заинтересованы все силовые структуры страны — от Министерства обороны и ФСБ до МЧС. И все как будто бы проявляли бдительность. Но на деле она, похоже, оказалась, как всегда, формальной и фиктивной. Никто пальцем о палец не ударил, чтобы организовать поиски или хотя бы поднять шум по этому поводу.
Пришлось самой…
Лукша поведал ей, что несколько раз видел в Ганновере рядом с Борисом одного из бывших его аспирантов — сына профессора Гончара. Она помнила этого юношу. Дубовик любил его, хотя они и часто спорили. Не только по теме его научных изысканий.
— Говоришь, русскую армию Петр создал? — Дубовик щурил голубой глаз, покачивая непропорционально большой головой. — Этот мальчик, запуганный во младенчестве, не знал и боялся России. Воспитали его на Кукуе. Там ему было не страшно, покойно, и он полюбил такой уклад. Придя к власти, он так и не перестал бояться — и все пытался и пытался переделать свободную страну с талантливым и образованным народом в подобие Немецкой слободы.
— Да что вы говорите, Борис Сергеевич? — возмущался Данила Гончар. — Неграмотные крестьяне, отсутствие регулярных войск…
— Неграмотные? Да когда в Париже аристократы крест вместо подписи ставили, в Новгороде эти «неграмотные крестьяне» берестяными грамотами обменивались. И воевать русские всегда умели так, что якобы цивилизованной Европе и не снилось. Псков — «пригород» Новгорода Великого — был крупнейшим по площади укрепленной городской территории среди всех европейских городов, включая столицы. И неоднократно сдерживал превосходящие силы захватчиков. И тактика, и военная техника русских ничем не уступали вражеской. Это большевик Петр стал по образцу и подобию Запада пушчонки лить, которые втрое ближе били. И стрелять стал учить заново. А первые ночные стрельбы «обновленная» армия провела едва ли не при осаде Азова уже. Между тем еще во время похода Батория польская армия остановилась в пяти верстах от Пскова у Пантелеймонова монастыря на берегу реки Великой. Отсюда поляками была сделана попытка обойти город и устроить другой лагерь у дороги из Новгорода близ села Любятово. Это верстах в двух примерно, а то и поболее. Но псковские воеводы, установив днем против строившегося лагеря орудия, ночью открыли огонь и полностью уничтожили его. Ночью! Абсолютно точно! На расстоянии, на которое русские еще спустя полтора века заново стрелять «научатся»…
Дубовик, высказавшись так, только рукой тогда махнул.
— С тобой, Даня, интересно только о компьютерах спорить. А о том, чего ты не знаешь, и не говори лучше. Бестолковка одна.
Когда, защитив кандидатскую диссертацию под руководством Бориса, юноша ушел работать в другое место, Дубовик обиделся крепко. Сказал, что при выдающихся способностях не выйдет из Гончара ученого. Уж больно деньги любит. Больше, чем дело.
Хорошо, что они помирились.
Полина, узнав на кафедре домашний адрес Викентия Леонидовича Гончара, позвонила домой профессору. Тот сказал, что сына не видел почти месяц, но на выходных он, наверное, заглянет в родительский дом. И если что, можно будет его найти. Дал и номер домашнего телефона сына. Но Полине не удалось по нему дозвониться.
Она волновалась все больше и не знала, что еще предпринять. Немного Юра успокоил. Сообщил, что обезглавленное руководство «Маяка» вышло на Академию наук. Те — в Госдуму, в правительство и к самому президенту. Теперь органы хочешь не хочешь, а должны зашевелиться.
«Дай-то бог, — молилась про себя Задонская. — Дай-то бог».
4
На первом такси братья доехали до Охотного Ряда. Водитель хмыкнул и только пожал плечами, когда оплатившие дорогу чуть ли не до Марьина мужчины неожиданно попросили остановить и, не требуя назад денег, сказали, что выйдут здесь. Второй таксист вырулил на Тверскую и домчал братьев до Белорусского вокзала. Ему доплатили за скорость. «На поезд опаздываем», — пояснил Валерий, хотя из вещей только в руках у старшего брата был небольшой кейс. Таксист внимание на это обратил, но решил, что не его это дело.
