Аркадий Адамов - Дело «пестрых» (с иллюстрациями)
Сергей сидел настороженный, собранный.
Так же чутко подстерегал он когда-то врага на фронте, а потом охранял тревожный сон чужого, далекого города. И сейчас он ведет борьбу с врагом, но уже на своей родной земле, и она, теплая, живая, тысячами знакомых голосов напоминала ему о себе…
Но вот раздался шорох, который заставил Сергея насторожиться. Хрустнула ветка, и около забора, со стороны дачи, появилась тень. Человек осторожно подошел к калитке, прислушался и с легким скрипом открыл ее. Этот скрип, по-видимому, встревожил его, он опять замер, прислушиваясь, потом вошел в переулочек.
Сергей уже собирался предупредить Гаранина, когда снова услыхал шаги по тропинке. Около забора появился другой человек и тихо, повелительно произнес:
— Я жду тебя через два часа, иначе не успеем. Ежели засну, вернешься — разбудишь. Найди, где хочешь, душа горит. Опоздаешь — доли не получишь. Ну, а если вовсе не придешь — разыщу и пой тогда отходную. — Он грязно выругался и что-то добавил на мало еще понятном Сергею воровском жаргоне.
Первый ответил развязно и хрипло:
— Заткни глотку. Я своего не упущу. Кати домой.
Второй снова выругался и пошел назад, к даче. Оставшийся прислушался к его удаляющимся шагам, затем двинулся по направлению к улице. Сергей пропустил его мимо себя и, размахнувшись, бросил шишку.
Когда человек выходил на улицу, ему в лопатки уперлась теплая сталь пистолета, и Гаранин тихо и угрожающе произнес:
— Молчать!
Подошел Сергей, и они с Костей повели задержанного к машине.
На повороте тот неожиданно пригнулся и прыгнул в сторону. В тот же момент шедший сзади Сергей прыгнул вслед за ним и коротким сильным ударом опрокинул его на землю. Подоспел Гаранин, и через пять минут задержанный со связанными руками был доставлен к машине. Его усадили на заднее сиденье, рядом лежала собака. Зотов приступил к допросу.
Задержанный — молодой, чубатый парень с цыганскими глазами, — увидев, что дело плохо, не стал запираться.
— С меня взятки гладки. Я в этом деле не участвовал. Ту хату брали Софрон и Тит. Меня для продажи сюда зазвали. А я плевал на них. Своя шкура дороже.
— Кто сейчас на даче?
— Софрон. Зоя, сестрица его, на работу уехала.
— Где Тит?
— В городе. Завтра приедет.
— Кто еще есть на даче?
— Хозяйка. Наверху спит.
— Хорошо. Но если что не так… — угрожающе произнес Зотов.
— Все точно. Что ж, я не понимаю? МУР он и есть МУР. Дернула меня нелегкая приехать сюда.
— Как попасть на дачу, чтобы не слышно было? В каких комнатах спят?
— Это пожалуйста. В лучшем виде сейчас опишу.
Через десять минут дача была окружена. Первым в чуть приоткрытое окно кухни неслышно проник щуплый Воронцов. Действовал он быстро, решительно и смело.
В одной из комнат был схвачен спящим Софрон. Под подушкой у него лежали два заряженных пистолета.
Начался обыск.
— Где краденые вещи? — спросил Софрона Зотов. — Советую признаться.
— Можешь советовать другим, которые помоложе, — усмехнулся тот в ответ. — А я уже битый, сам советы давать могу. Нет вещей, хотите — верьте, хотите — нет. Никакой кражи не совершал.
Обыск вели тщательно. Комнаты осветили рефлекторами, простукивали стены, исследовали пол, кое-где разобрали доски, сдвинули с места всю мебель, внимательно осмотрели чердак и погреб.
В ящике письменного стола Сергей обнаружил начатое письмо, написанное округлым, хорошо отработанным почерком. Содержание письма удивило Сергея:
«Отец мой, исповедуюсь. Взял на душу грех. Теперь собираюсь замаливать его денно и нощно в вашем приходе. Появлюсь из-под земли. Приберите храм, смахните пыль, готовьте требники, свечи, просфоры и масло для лампад…»
Вскоре были найдены дамские перчатки. Они оказались в печке, под грудой дров, сучьев и бумаг. Как видно, печку собирались затопить. Левая перчатка была слегка порвана, а на одном из пальцев левой руки Софрона еще раньше заметили неглубокую царапину, залитую йодом.
Зотов показал перчатки Софрону.
— Чьи?
— Надо думать, сестрины. По фасону видно.
— Неправда. Вот наденьте эту.
Софрон не пошевелился.
— Плохая тактика, глупая, — заметил презрительно Зотов. — Боитесь?
— Ничего еще не боялся, — со злостью ответил Софрон. — Пожалуйста, любуйтесь.
Он надел перчатку, и порванное место на ней совпало с царапиной на пальце.
— Можете объяснить это совпадение? — спросил Зотов.
— Не собираюсь.
— Тогда я вам объясню. Рукой в этой перчатке вы залезли в платяной шкаф. Там перчатку разорвали о гвоздь и поцарапали палец.
— Это надо еще доказать.
— Докажем, — спокойно ответил Зотов. — Что такое экспертиза, знаете? Так вот. Будет доказано, что нитки, оставленные на гвозде в шкафу, из этой именно перчатки. Это раз. Ваша группа крови совпадет с группой крови пятен, оставленных на шкафу. Ясно?
— Ясно-то ясно. Но главное, это вещички. А их тю-тю, нету, — вызывающе сказал Ложкин.
— Найдем, будьте спокойны.
— Найдете, — решительно объявил Ложкин, — тогда черт с вами, расколюсь до конца. Но сейчас и не подступайте.
Зотов минуту подумал и неожиданно приказал:
— Снимите сандалеты.
— Это чтоб не убежал? — криво усмехнулся Ложкин. — Пожалуйста. Я и босиком смогу, если надо.
Он разулся. Зотов велел унести сандалеты в другую комнату. Там он достал лупу и внимательно осмотрел их подошвы.
— Ищите место с красной глиной и известью. Этот тип недавно опять там бродил, — сказал он сотрудникам.
…Сергей и Саша Лобанов сотый раз обходили с лопатами участок.
— Вот негодяй, задал работу, — возмущался Сергей. — Ну, куда он их мог спрятать?
— Надо поставить себя на его место, — засмеялся Лобанов. — Такое, знаешь, приятное и теплое местечко.
Они медленно продвигались вдоль забора, изучая землю. Неожиданно взгляд Сергея упал на соседний участок. Его внимание привлекла свежевырытая яма и высокая куча вынутой из нее глины.
— Саша, а что там?
— Там? Чужой участок.
— Нет, что это за яма?
— Это надо хозяев спросить.
— А ты знаешь, это странно, — задумчиво произнес Сергей.
— Что странно? Что люди умеют ямы копать?
— Нет. Странно они ее копали. Ты подумай, — загораясь, говорил Сергей, не отрывая глаз от ямы. — Ведь когда копают такую большую яму, то землю из нее выбрасывают во все стороны. Так делали и тут, видишь следы? Но потом всю землю собрали в высокую кучу. Зачем?
— А ведь глина красная! — воскликнул Саша. — И кругом рассыпана известь! А в заборе дырка. Очень удобно, — и он решительно пролез на соседний участок.
Сергей последовал за ним. Десять минут энергичной работы лопатами, и первый шубинский чемодан, аккуратно обернутый в рогожу, был извлечен из-под земли. За ним последовали и другие вещи.
— Кладоискатели, — вытирая пот со лба, усмехнулся Лобанов. — Нашли-таки. Поздравляю, товарищ Коршунов. Ну, иди, докладывай. А я посторожу здесь.
В это время Гаранин в присутствии Зотова вел допрос хозяйки дачи. Это была немолодая, розовощекая женщина в роговых очках на остреньком носике, с седеющими волосами, небрежно собранными в небольшой, как луковица, пучок на затылке. Она куталась в старенький пестрый халат и, рассказывая, непрерывно курила.
Софья Григорьевна Ровинская была врач-терапевт. Муж ее, тоже врач, погиб на войне. Каждое лето на даче жила ее дочь с мужем и ребенком. Но сейчас они уехали к родным на Украину, и Ровинская впервые решила сдать первый этаж дачи. Сама она ночевала на даче редко — в поликлинике было очень много работы. Софья Григорьевна до позднего вечера обходила свой участок. Работала она здесь уже много лет. Ее знали чуть не в каждой семье и ждали ее слова, совета, порой наивно полагая, что, исцеляя недуги телесные, врач может дать средство преодолеть и все другие невзгоды. Как часто после этого приходилось Софье Григорьевне отправлять письма то в собес, то в ЦК профсоюза, то в местком фабрики с жалобой, с гневным протестом против бездушия и волокиты. И, может быть, подпись в конце этих писем — «лечащий врач такая-то» — действительно ускоряла принятие мер.
Да, жильцы ей попались плохие. Собственно, сдавала она дачу только одной Зое Ложкиной. Но потом к ней приехал брат. С той поры начались внизу пьяные крики и песни, начали появляться разные люди.
— Кто же у них бывал, кого запомнили, Софья Григорьевна? — спросил Костя, терпеливо и уважительно выслушав ее сбивчивый и, может быть, излишне подробный рассказ.
— Вы знаете, разные люди бывали. Вот совсем недавно, например, мальчик один меня очень обеспокоил, — нахмурилась Ровинская. — Ему лет шестнадцать. Сначала он как будто стеснялся или робел. Но потом сел с ними в карты играть, водку пил. Конечно, проиграл. Я слышала, как они стали деньги с него требовать, а их, конечно, не было. И все отвратительно ругали его, грозили. Потом кто-то за него заступился. А родители-то и не подозревают, где их сынок время проводит.
