Фридрих Незнанский - Иногда Карлсоны возвращаются
С мужчинами Ольга неизменно затевала игры. Какие? Это зависело от ситуации, от того, в чем нуждалась Ольга в тот или иной момент. Главное заключалось в том, что мужчина игру улавливал, но был уверен, что затеял ее именно он. И что именно он управляет этой глупышкой, сладкой блондинкой. Почему-то в мужской культуре распространено убеждение, что если у женщины большая грудь, тонкая талия и белокурые волосы, значит, она глупа как пробка. Большинство мужчин считает именно так. И пусть считают! Ольге это на руку… Казалось бы, примитив, а срабатывает! Всегда срабатывало. И этот самый знаменитый Турецкий, несмотря на то, что столько лет был следователем, не лучше других. Только свистни – будет служить на задних лапках и приносить брошенную палочку.
Только на одного человека в мире Ольгины выкрутасы не действовали. И, по досадному стечению обстоятельств, именно этот человек был ее мужем.
Главное, она ведь и выбрала его потому, что ей казалось: этим легкомысленным толстяком так легко управлять! Его детскость, его наивная любовь к небу и самолетам, его постоянно веселое и ровное, без перепадов, настроение, сам избранный им образ Карлсона – все это как будто свидетельствовало о том, что Кирилл Легейдо прост, как две морковки. Правда, он заработал в рекламном бизнесе кучу денег, и уже хотя бы поэтому его трудно назвать идиотом… Ну так что же? Можно быть гениальным бизнесменом, а во всем остальном – тупицей. Кирилл умеет зарабатывать деньги, Ольга умеет их тратить. Ее устраивает такое разделение труда.
На деле все оказалось не так просто – точнее даже, оказалось, что все непросто. Кирилл видел жену насквозь. Он охотно ее одевал и обвешивал украшениями, но при этом, как будто даже с ленцой, пресекал ее попытки совершения более крупных трат. Также замечал, когда она что-то от него скрывала… Ольга переводила все в шутку, но внутри у нее копилось раздражение. Временами она беспричинно психовала, ударялась в слезы. Но семейная жизнь казалась терпимой до поры до времени. Много ли она, на самом деле, видела счастливых семейных пар? Немного; а те, которые и кажутся по виду счастливыми – неизвестно еще, какие у них скелеты в шкафу! И Ольга терпела. Но что-то внутри подсказывало, что рано или поздно любое терпение кончается.
На самом деле началось все с того случая в Венеции – примерно через полгода после того, как они поженились. И ведь самое обидное, что Ольга в тот раз старалась для Кирилла – ну, по крайней мере, для них обоих! В поездку по Италии супруги Легейдо отправились в летнее время, отклонились от определенного гидами маршрута, и вот расплата за авантюру: все гостиницы заняты, номера заказаны за месяц вперед… И тогда Ольге, пустив в ход все свое женское очарование, удалось выбить из менеджера гостиницы номер люкс! С видом на Адриатику! При минимальном знакомстве с итальянским языком! Да-а, это был подвиг…
Едва они заселились в номер, Ольга распахнула балкон и распростерла руки так, словно желала обнять весь этот изумительный пейзаж древнего города. Не потому, что она действительно так восторгалась Венецией и Адриатикой: поведение восторженной сладкой глупышки вошло ей в плоть и кровь, Ольга играла даже наедине с собой, а наедине с мужем – тем более… С сияющей улыбкой Одри Хепберн в роли принцессы из «Римских каникул» Ольга обернулась к супругу. Кирилл, не торопясь распаковывать чемоданы, уселся в кресло и наблюдал за ней сдержанно. Почти снисходительно. Совсем не так должен смотреть преданный муж на ослепительную красавицу-жену!
«Знаешь ли, дорогой Олюнкин, – сказал Кирилл, – я всегда подозревал, что ты – гений манипуляции. Но сегодня окончательно в этом убедился».
Ольга ждала совсем не таких слов. Неудивительно, что она обиделась. Непритворные слезы защипали уголки глаз, размывая подводку.
«Кем же это я манипулирую?» – сдерживаясь, спросила она.
«Всеми. По крайней мере, мужчинами, – изрек Кирилл, развалясь в кресле, и Ольга с ненавистью отметила, как вызывающе некрасиво обтянули брюки его раскинутые в стороны ляжки и объемистый живот. – Тебе хочется, чтобы все мужчины тебе служили, поэтому ты постоянно их используешь. Ты уверена, что женщина может общаться с мужчиной только с корыстной целью, поэтому делаешь это постоянно, вне зависимости, нужно это тебе или не нужно. Это у тебя какая-то даже бескорыстная корысть…»
«Чего же ты хотел бы? – с вызовом бросила Ольга. – Чтобы мы ночевали на улице?»
«Я? Нет. И заметь, я с интересом наблюдал за твоей игрой с менеджером. Но сегодняшний случай – исключительный. А играешь ты постоянно. В чем дело? Ты не представляешь жизни без манипуляции? Тебе кажется, что без этого тебя никто не будет любить?»
Это было уже слишком! И Ольга ударилась в слезы. Слезы лились сами по себе, но Ольга отлично понимала, что заплакать в такой момент, когда нечего ответить, выгодно для нее. И понимала, что Кирилл это понимает. И что для него это – очередная манипуляция… Как же это все было невыносимо! Заласканная дочка и внучка, избалованная всеобщим вниманием красавица никогда не переживала такого унижения!
«Ты сейчас злишься и плачешь, – Кирилл говорил по-доброму, участливо, и от этого Ольге становилось еще обидней, – потому что я попал в цель. Понимаешь, на свете много людей, которые играют в игры. Человек, допустим, играет в сложную натуру, непонятую глупыми окружающими, только потому, что ему трудно налаживать отношения с теми, кого он мог бы полюбить. Играет в женоненавистника, потому что боится, как бы женщина его не отвергла. Играет в алкоголика, потому что только так он может обратить на себя внимание близких… Но во всех этих случаях разоблачение игры приносит человеку облегчение: он понимает, что не связан со своей ролью и отныне может быть просто, по-человечески, счастлив. А если разоблачить манипулятора, он будет злиться и плакать. Именно то, чем ты занимаешься теперь».
Кирилл позволил Ольге как следует отрыдаться и добавил:
«Не сердись, Олюнчик. Мы друг друга стоим. Я еще более бессовестный манипулятор, чем ты. Ты манипулируешь людьми на частном уровне, я – на общественном. У тебя в арсенале – внешность, взгляд, голос; у меня – образы коллективного бессознательного. Ты используешь свои средства в личных целях, а я – даже не для себя, а для толстосумов, которые должны впаривать населению свои товары. Часто – никому не нужные… А для чего же еще, по-твоему, существует реклама?»
Несмотря на эту покаянную, казалось бы, речь, супруги так и не помирились. Спали они, как можно дальше отодвинувшись друг от друга – это позволяла сделать кровать размерами с теннисный корт. А на следующий день все пошло по-прежнему, как будто ничего и не было. Бродили по влажным потемнелым венецианским улочкам, заворачивая в лавчонки, полные безумно странных и безумно дорогих товаров. Кирилл, вероятно, чувствуя вину за вчерашнее, расплачивался не скупясь. Ольга купила брошь и серьги муранского стекла, украшенное перьями лиловое вечернее платье и черно-белую маску с прямоугольным ртом и длинным хищным носом.
«Я буду надевать эту маску, – сказала она Кириллу, – чтобы никто не подумал, что я красивая».
А в душе стукнуло:
«Если бы можно было под этой маской скрыться от него…»
И еще:
«Хоть бы его вообще не стало…»
Дело Степана Кулакова. Неизвестный со шрамом
Если юный Степан Кулаков мало походил на типичного Степана, то его друг Фома Тимохин, наоборот, был вылитый Фома. По крайней мере, Агеев не усомнился бы, что это имя точь-в-точь подходит именно для такого парнишки: худенького, со взъерошенными, морковного цвета, волосами и россыпью светло-коричневых веснушек на длинном подвижном лице. Глаза у Фомы были узковатые, рыжие, быстрые. И – хитрющие!
Старшие Тимохины – отец, мать и семнадцатилетняя сестра – рассмотрев агеевское удостоверение, спросили дружным хором:
– Что он опять натворил?
– Ничего-ничего, – поспешил успокоить их Агеев.
Но ему не верили:
– Как это «ничего»? В прошлый раз приходили из милиции, в этот раз – из частного охранного предприятия… Откуда в следующий раз гостей ждать – из ФСБ?
Агеев поинтересовался прошлыми похождениями Фомы. Оказалось, ничего серьезного… По крайней мере, ничего, имеющего отношения к расследованию. Участковый заловил Фому на том, что этот очаровательный мальчик развлекался, оплавляя спичками пластмассовые кнопки в лифте. В обычном доме эта шалость сошла бы с рук хулигану, но здесь жили состоятельные люди, не согласные терпеть на пульте лифта горелое безобразие.
Фома при воспоминании о своем, как оказалось, не забытом проступке съежился, глаза перестали быть такими бойкими. Надо думать, от семьи и от милиции ему крепко досталось! Да и соседи устроили веселую жизнь – мало не покажется…
