Фред Варгас - Игра Нептуна
— Господин Леклерк настаивал на покое. Очень одинокий человек. Такие встречаются в его профессии.
— Вы полагаете? Человеконенавистник?
— Возможно, жизнь разочаровала его, — предположил молодой человек, — и он предпочитает жить вдали от людей. Госпожа Кутелье говорила, что у него много книг. Книги часто заменяют общение.
С помощью риелтора Адамберг долго снимал отпечатки пальцев с дверей, дверных ручек, щеколд и выключателей, по которым, как он надеялся, прислуга не успела пройтись тряпкой. Чердак был пуст, на грубом деревянном полу следов не просматривалось. Однако кое-какие признаки заставляли усомниться в том, что сюда четыре года никто не захаживал. Ровный слой пыли был не таким уж и ровным. Под балкой на полу выделялась более светлая полоса, ее могла оставить рукоятка вил. С особой тщательностью Адамберг осмотрел просторную ванную. Госпожа Кутелье показала сегодня утром высший класс, но размеры помещения оставляли ему крохотную надежду. В промежутке между ножкой раковины и стеной он обнаружил островок пыли и несколько седых волосков.
Терпеливый риелтор открыл для Адамберга сарай, потом конюшню. Земляной пол подмели, и следов шин не осталось. Максим Леклерк испарился, как привидение.
Стекла охотничьего домика были заляпаны грязью, но он не выглядел заброшенным. Надежды Адамберга оправдались: здесь кто-то бывал. Кафельный пол протерт, ротанговое кресло удобно стоит в углу, на единственной этажерке следы от книг. Именно здесь отсиживался Максим Леклерк утром по понедельникам и четвергам. Читал в одиночестве. Это напомнило Адамбергу отца, любившего читать газету с трубкой в руке. То поколение курило трубку, и комиссар вдруг вспомнил, что у судьи тоже была трубка — пенковая, как говорила с восхищением его мать.
— Чувствуете? — спросил он молодого человека. — Запах? Медовый аромат трубочного табака?
Стул, стол и дверные ручки были протерты с особой тщательностью. Данглар сказал бы, что никто ничего не протирал, потому что мертвые не оставляют следов. Зато читают, как все люди.
Адамберг расстался с парнем после девяти вечера на Страсбургском вокзале, куда тот привез комиссара, поскольку в Агно поезда в это время суток уже не останавливались. Поезд отходил через шесть минут, и времени на то, чтобы проверять, не застрял ли во вратах Страсбургского собора какой-нибудь дракон, уже не было. Впрочем, подумал Адамберг, весть о таком событии наверняка разнеслась бы по округе.
На обратном пути он делал пометки, записывая все детали, обнаруженные в «Schloss». Четыре года Максим Леклерк жил как затворник, готовый в любую секунду испариться, растаять в воздухе.
Толстяк, с которым встречалась мадам Кутелье, был не Максим Леклерк, а один из подручных судьи Фюльжанса. Судья управлял разветвленной сетью помощников, которую создал за долгие годы судебной практики. Проволочки, упор на смягчающие обстоятельства, сокрытие фактов — и обвиняемого оправдывали или давали небольшой срок. Он тут же попадал в обойму должников, которых судья использовал для грязной работы. Должниками судьи становились преступники, чиновники, бизнесмены, судьи и даже полицейские. Трезубец мог легко достать документы на имя Максима Леклерка, разослать своих вассалов по всей Франции или собрать их в авральном порядке, для мгновенного переезда. Ни один человек не мог «уйти» от судьи, не рискуя быть немедленно арестованным. Один из таких людей сыграл роль Максима Леклерка перед служанкой, а потом судья Фюльжанс поселился в этом доме как хозяин.
Адамберг понимал, почему судья переехал. Но его удивила внезапность. Спешно выставленный на продажу дом и бегство не вязались со звериной предусмотрительностью Фюльжанса. Если только что-то или кто-то не застал его врасплох. Это был точно не Трабельман, тот не знал, кто он такой.
Адамберг нахмурился. Что именно сказал Данглар насчет личности судьи и его фамилии? Что-то на латыни, как деревенский священник. Адамберг решил не звонить заместителю, который с каждым днем относился к нему все враждебнее — из-за Камиллы, воскресшего мертвеца и «боинга». Он решил последовать советам Клементины и долго размышлял. Это было у него дома, после случая с бутылкой. Данглар пил джин и сказал, что фамилия судьи подходит ему, как вторая кожа. Адамберг тогда согласился.
Фюльжанс, «вспышка, молния» — вот что сказал Данглар. Молния, Леклерк.[4] Если он не ошибается, Максим означает «самый большой, максимальный». Максим Леклерк. Самый большой, самый светлый. Самый яркий свет, вспышка молнии. Судья Фюльжанс не мог взять скромную фамилию.
Поезд пришел на Восточный вокзал. Гордость губит самых великих людей, подумал Адамберг. Тут-то он его и поймает. Если его собственное «эго» достигало в высоту ста сорока двух метров, то шпиль собора Фюльжанса наверняка пронзает небеса. Царствуя наверху, разбрасывая блестящие серпы по звездной ниве. Бросая подобных его брату на скамьи подсудимых и в тюрьмы. Он вдруг почувствовал себя совсем маленьким. «Будьте ниже травы», — приказал Брезийон. И он повиновался, но только найдя и припрятав несколько потерянных мертвецом волосков.
XVI
Во вторник 14 октября восемь членов квебекской команды ожидали посадки на борт «Боинга-747», вылетавшего в 16 часов 40 минут по парижскому времени и прилетавшего в Канаду в полночь по Парижу, или в 18.00 по местному времени. Адамберг почти физически ощущал, как переворачивает душу и тело Данглара выражение «ожидаемое время» прилета. Он внимательно наблюдал за капитаном все два часа, которые они провели в Руасси.
Остальные члены команды, выбитые из колеи непривычной обстановкой, стремительно превращались в шумных подростков. Адамберг взглянул на лейтенанта Фруасси: эта веселая женщина пребывала в депрессии — в Зале сплетен поговаривали, что она переживает любовную драму. Она не участвовала в детской суете коллег, но приключение, казалось, отвлекало ее от грустных мыслей, и комиссар заметил, что она пару раз даже улыбнулась их шуткам. Исключение составлял Данглар. Казалось, ничто не могло заставить капитана отделаться от мрачных предчувствий. По мере приближения вылета его длинное, вялое тело все больше обмякало. Ноги, видимо, не держали его, потому что он прилип к вогнутому металлическому сиденью, как студень к тарелке. Адамберг заметил, что он трижды глотал бесцветными губами какие-то пилюли.
Коллеги, видя состояние Данглара, не обращали на него внимания, чтобы не смущать. Тактичнейший Жюстен, который всегда стеснялся высказывать свое мнение, чтобы никого не задеть и не перебить чужую мысль, то выдавал безобидные шуточки, то принимался лихорадочно повторять квебекские знаки различия. Ноэль же, напротив, был слишком активен и вмешивался во все сразу. Он любил перемены и перемещения любого рода и искренне радовался путешествию в Канаду, как и Вуазне. Бывший химик и натуралист ждал от командировки новых научных открытий, геологических и зоологических впечатлений. У Ретанкур, разумеется, проблем и вовсе не возникало, она гениально адаптировалась в любой ситуации. Молодой застенчивый Эсталер с удовольствием взирал большими зелеными вечно удивленными глазами на все новое, отчего выглядел еще более удивленным, чем обычно. Каждый, подумал Адамберг, нашел для себя в этом путешествии что-то полезное, почувствовал себя свободным, чем и объяснялось всеобщее возбуждение.
Все, но только не Данглар. Он поручил пятерых детей и Снежка великодушной соседке с седьмого этажа и мог бы не волноваться, если бы не перспектива оставить их сиротами. Адамберг пытался найти способ вырвать своего заместителя из когтей все больше забиравшего его ужаса, но их напрягшиеся в последнее время отношения лишали комиссара свободы маневра. Возможно, сказал себе Адамберг, стоит зайти с другого конца, спровоцировать его, заставить реагировать. Тут как нельзя лучше подойдет рассказ о визите к призраку в «Schloss». Данглар наверняка разозлится, а гнев забирает почище ужаса. Он улыбнулся своим мыслям, но тут объявили посадку на рейс Монреаль/Дорваль, и все пошли к выходу.
Их места находились в середине салона, и Адамберг усадил Данглара справа от себя, чтобы тот находился подальше от иллюминатора. Стюардесса проинструктировала пассажиров, как следует вести себя в случае взрыва, разгерметизации салона, падения в море и эвакуации через запасной выход, что немедленно усугубило ситуацию. Данглар попытался нащупать свой спасательный жилет.
— Это вам ничего не даст, — сказал Адамберг. — Когда самолет взрывается, тебя в момент выбрасывает через иллюминатор, как жабу: паф-паф-паф и — бах.
Бледное лицо капитана осталось безучастным.
Когда лайнер врубил моторы на полную мощность, Адамбергу показалось, что он сейчас и впрямь потеряет своего заместителя, как ту самую чертову жабу. Данглар сидел ни жив ни мертв, вцепившись пальцами в подлокотники кресла. Когда самолет набрал высоту, Адамберг попытался отвлечь Данглара разговором.
