Александра Маринина - Не мешайте палачу
– Я не циничная, а просто трезвомыслящая, – возразила Настя. – Давайте рассмотрим другой пример. Мы с вами знакомы уже два дня. За эти два дня вы не баловали меня пространными беседами, задали мне минимальное количество вопросов, а на мои вопросы отвечали скупо и односложно. Вы думаете, я из этого сделаю вывод, что вы вообще человек неразговорчивый, неконтактный и необщительный? Да ничего подобного. Дура бы я была, если бы так подумала.
– А какой вывод вы сделали?
– Я решила, что вы хотите произвести на меня впечатление замкнутого и неразговорчивого человека. И теперь моя задача – понять, зачем вам это нужно. Если я это пойму, значит, я узнаю правду.
– И у вас есть варианты?
На лице Павла проступила заинтересованность. Не напускная, а самая настоящая.
– Масса. Вариант первый. Я вам категорически не нравлюсь, я чем-то вас очень сильно раздражаю, и вы просто хотите поменьше со мной общаться. Хотите, чтобы я не приставала к вам с разговорами и с дурацкими вопросами. Вариант второй. Вы не имеете ничего против меня лично, но вы плохо себя чувствуете и вам трудно разговаривать. Вы не хотите жаловаться на нездоровье, поскольку я вам человек совершенно посторонний, а ваше хорошее воспитание плюс мужская гордость не позволяют вам жаловаться посторонней женщине на недомогание. Вариант третий. Вы хотите меня спровоцировать, раздразнить меня своей сухостью, уклончивостью и загадочностью и заставить вспылить и потерять над собой контроль. Этот вариант может быть верен в том случае, если вы мне не доверяете и считаете, что я вас обманываю, что я не та, за кого себя выдаю, и от меня исходит какая-то опасность. Вариант четвертый. Вы действительно молчаливая бука. Есть еще пятый, шестой и седьмой варианты. Но я полагаю, что изложенного вполне достаточно, чтобы вы поняли основную мысль. Важны не слова, а стоящие за ними мотивы и побуждения.
– И в каком же варианте, по-вашему, кроется правда?
Лицо его как-то неуловимо изменилось, но Настя никак не могла понять, что с ним произошло. То ли его действительно заинтересовал разговор, и маска холодного безразличия незаметно сползла, уступив место обычному любопытству. То ли он умело притворяется, чтобы она не заметила ту, другую происшедшую с ним перемену. А может быть, один из названных вариантов оказался слишком близко к правде, которую он хотел бы скрыть, и его это испугало?
– Еще не знаю, – как можно беззаботнее ответила она. – Для того чтобы это выяснить, надо или достаточно долго наблюдать за вами, или проводить какие-то специальные проверочные действия. Я этим заниматься не буду. Мое дело – доставить вас по назначению. А копаться в вашей душе мне неинтересно.
– Если следовать вашему методу, то я должен именно так подходить к вопросу о вашем образовании? То вы мне заявляете, что вы – актриса, то утверждаете, что закончили физмат. Следует ли из этого вывод, что вы меня дезинформируете специально, чтобы заставить поломать голову?
– Это только один вариант. У вас что, других нет?
– Вы глупы и неопытны и не запоминаете собственную ложь.
– Браво! Что еще?
– Вы действительно актриса, но когда-то учились на физико-математическом факультете.
– Вы способный ученик, Павел Дмитриевич. Примите мои комплименты. И где же правда?
– По крайней мере у меня есть возможность это выяснить без больших трудозатрат. У вас есть карандаш или ручка?
Настя открыла сумку и протянула ему шариковую ручку. Павел вытащил из пластмассового стакана салфетку и написал на ней длинное уравнение.
– Пожалуйста, продемонстрируйте свое знание математики, – сказал он, протягивая салфетку Насте.
Она быстро просмотрела длинный ряд символов и цифр, потом взяла ручку, зачеркнула один символ и написала над ним другой.
– Насколько я понимаю, ваш пример должен выглядеть вот так. Это же задачка из книги Пойа «Математика и правдоподобные рассуждения», верно? Я ее сто раз решала. Так что, записывать ход рассуждений или на слово поверите?
– Поверю. – Сауляк взял салфетку, скомкал ее и сунул в пепельницу. – Теперь осталось проверить, действительно ли вы актриса.
– Ну, это уже сложнее, – рассмеялась Настя. – Поскольку вы по образованию технарь, то вопрос с математикой решился просто. А как вы намерены проверять мое актерское мастерство?
– Я подумаю. Если вы наелись, может быть, пойдем?
Понятно. Здесь нет того, кого он ищет. Сейчас он поведет ее еще куда-нибудь.
– Куда? – невинно спросила она. – На улице тридцать градусов мороза. Вы что же думаете, я силой своего актерского таланта могу заставить себя умирать от жары в такой холод? Мне даже система Станиславского не поможет.
– Пойдем еще куда-нибудь. Мне здесь надоело. Найдем другое заведение.
Они поднялись, застегнули куртки и стали пробираться к выходу. Двое из «Волги» тоже засобирались. У них оставалось еще по полкружки пива, и Настя краем глаза видела, как они допивали янтарную жидкость огромными торопливыми глотками. А что, не пропадать же добру, коль уплачено.
После жаркой душной пивнухи стоящий на улице мороз показался Насте приятной свежей прохладой. Они прошли буквально несколько метров, она даже не успела начать мерзнуть в полное удовольствие, когда Павел шагнул в сторону и толкнул дверь еще одного заведения. Это тоже оказался бар, но уже не пивной. Здесь обстановка была куда более цивилизованная, и потише, и почище, и даже было где куртку повесить. Народу, правда, тоже было немало, но им удалось найти свободный столик.
– Зачем мы сюда пришли? – с недоумением спросила Настя, когда они уселись. – Вы же не пьете ни кофе, ни спиртное. А здесь, кроме алкоголя и кофе, ничего нет.
– Можно взять сок. А вы кофе любите, вот и пейте на здоровье. И кампари здесь есть.
– Вы что, решили сделать мне приятное?
– Не хочу пользоваться вашими бескорыстными одолжениями. Вы честно рассказали мне про то, как отличить правду от лжи, и я должен с вами расплатиться, если уж не деньгами, то хотя бы тем, что буду потакать вашим желаниям.
– Пашенька, вы – прелесть, – расхохоталась Настя.
На его лице впервые за два дня мелькнуло какое-то слабое подобие улыбки.
– Я оценил ваши самоотверженные усилия по моему спасению и раскаялся. Не хочу, чтобы вы считали меня неблагодарным. Я действительно признателен вам за то, что вы приехали меня встретить, хотя, может быть, это не очень заметно. Что вам принести?
– Кофе, пирожное и мартини. Если мартини нет, тогда кампари.
Она протянула ему несколько купюр.
– И не забывайте о себе. Я понимаю, вас коробит от того, что я каждый раз даю вам деньги, но вам придется с этим смириться. Просто помните, что это не мои деньги, а моего нанимателя. И платит он их не мне за красивые глаза, а фактически вам. Вы ему нужны, и он готов на это потратить неограниченные суммы. Так что вы имеете на эти деньги такие же права, как и я.
Он слегка кивнул и отошел. Настя не спускала с него глаз. Так и есть, он снова начал оглядываться, при этом смотрел не столько на вход, сколько на дверь служебного входа. Совершенно точно, он кого-то ищет. Кого-то, кто, по его представлениям, должен работать в районе этой улицы в недорогом заведении. Бармен? Мойщик посуды? Кулинар? Швейцар? Официант? Грузчик? Или кто-то из хозяев? Любопытно, много ли на этом проспекте подобных заведений. Так и придется ходить из одного в другое? Черт знает что. Ничего не попишешь, надо делать вид, что она верит в его благородные порывы. Нельзя быть слишком умной и не в меру наблюдательной. То, что она ему демонстрирует, пока вполне укладывается в особенности мышления человека с математическим образованием. Вот в этих рамках и надо держаться.
Павел вернулся, и Настя сразу поняла: что-то случилось. Лоб его снова был в испарине, губы сжаты в узкую полоску, глаза полузакрыты. Нашел, что ли?
Ей он принес чашку кофе, эклер и стакан с мартини, себе – бутылку пепси-колы. Принимая у него из рук чашку, она случайно коснулась его пальцев. Они были ледяными.
– Пашенька, мне начинает нравиться ситуация, когда вы демонстрируете мне свою благодарность, – произнесла она как ни в чем не бывало. – Что еще я должна сделать, чтобы вы продолжали оставаться таким же милым?
Он не ответил. Теперь Сауляк снова сидел, скрестив руки на груди и закрыв глаза. Лицо опять стало сероватым и болезненным, как недавно в гостинице.
– Павел Дмитриевич, вы меня слышите? Вам нехорошо?
Он медленно поднял веки и отрицательно покачал головой.
– Я в порядке.
– Вид у вас совсем больной. Что с вами?
– Я же сказал, я в порядке.
Опять-снова-сначала! Только что был вполне нормальным собеседником, даже шутить начал, еще немного – и улыбаться бы стал. И вдруг такая перемена. Руки его сжались в кулаки с такой силой, что костяшки побелели и, казалось, вот-вот должны были прорвать тонкую кожу.
