Елена Топильская - Роковая роль
Вздохнув, я открыла сейф и оглядела кучу папок с мыслью о том, что в ближайшее время мне явно придется чем-то пожертвовать, стиркой или учреждениями культуры.
После недолгой внутренней борьбы вопрос был решен не в пользу культуры.
На самом верху пачки из Лешкиных дел лежал серый скоросшиватель с уголовным делом о похищении человека и убийстве. Я знала эту замечательную историю с самого начала, но не отказала себе в удовольствии достать дело и снова перечитать избранные места.
Полгода назад трое дерзких представителей одного преступного сообщества получили заказ на похищение, с последующим физическим устранением, некоего бизнесмена. Выследили его и, переодевшись в омоновскую форму, подъехали к его дому на «девятке», купленной специально для этой цели. Но бизнесмен оказался не промах — выйдя из дома и увидев подозрительную машину и «омоновцев», прогуливавшихся с автоматом наперевес, он бросился наутек через дворы.
Киллеры, заметив, что жертва сбежала, прыгнули в машину и стали гнаться за бизнесменом сначала сквозь аркаду проходных дворов, а потом выскочили на оживленный проспект и понеслись по тротуарам, не разбирая дороги, и вот-вот догнали бы его, но ушлый беглец успел вскочить в отъезжающий с остановки трамвай. И отдувался, думая, что спасен. Киллеры понуро ехали за трамваем на «девятке» и соображали, как бы половчее грохнуть заказанного, как вдруг им дорогу перегородила патрульная машина территориального отделения милиции.
Потенциальная жертва наблюдала за происходящим через окно трамвая и, надо полагать, испытала некоторое злорадство. Но, как оказалось, он рано радовался.
Один из киллеров не растерялся и крикнул патрульным — мол, свои, преследуем опасного преступника, перекройте улицу. Патруль, недолго думая, остановился поперек трамвайных рельсов, и терпеливо ждал, пока не чаявшие такой удачи бандюки заберутся в трамвай. В трамвае тот же сообразительный киллер предупредил публику — «спокойно, работает РУБОП!», после чего несчастному бизнесмену закрутили руки и вывели из трамвая, посадили его в «девятку» и увезли в неизвестном направлении под одобрительное лопотание бабушек на сиденьях для пассажиров с детьми и инвалидов.
А территориальный патруль еще полчаса добросовестно перекрывал улицу, не давая проехать трамваю.
Вечером очевидцы этого происшествия наверняка восторженно рассказывали домашним, при какой серьезной операции РУБОПа им довелось присутствовать, прямо как в кино. И так бы все и было шито-крыто, если бы не одна заслуженная гражданка с активной жизненной позицией. Это была бывшая общественная деятельница, член партии Бог знает с какого года, которой случилось ехать в пресловутом трамвае. Она внимательно наблюдала за происходящим; из-за упомянутых событий опоздала в поликлинику на прием к специалисту, запись к которому производилась аж за месяц, оказалась из-за этого серьезно расстроена и жаждала наказания тех, по вине кого это произошло. В трамвайном парке ее с ее претензиями просто послали, и оттуда она направилась прямиком в прокуратуру города.
Пробившись к дежурному прокурору, она предъявила ему все свои орденские книжки и членские билеты, после чего сказала, что пережила гражданскую войну, НЭП, блокаду, перестройку, но такого безобразия ей видеть не приходилось, и в красках поведала о происшедшем.
Дежурный прокурор, сообразив, что от него бабушка, не получив удовлетворения, пойдет не иначе, как в Генеральную, попросил старую леди подождать в коридоре, снял телефонную трубку и набрал номер заместителя начальника РУБОПа. «Слушай, — сказал он, — у меня тут заявительница права качает, ты мне расскажи быстренько, какую такую операцию вы проводили давеча там-то и там-то. Я ей баки забью сказкой про то, каких страшных преступников вы разоблачили, авось ей крыть будет нечем, она и заткнется». Замначальника РУБОПа на том конце провода пожал плечами и открестился от каких бы то ни было операций, проводимых в тот день на территории означенного района, да и вообще от каких-либо аналогичных операций. «Да мы, — сказал он, — в тот день вообще никого не задерживали».
Вот так все и раскрылось. Старушка дала ценнейшие показания, касающиеся обстоятельств похищения, подробно описала приметы всех лже-омоновцев, а также похищенного ими бизнесмена. Приметы идеально совпали с данными о внешности известных боевиков достославного господина Карапуза, лидера одного из крупнейших преступных сообществ нашего замечательного города. РУБОПу удалось получить данные о том, что похищенный бизнесмен в последнее время был для господина Карапуза как бельмо в глазу, и с его исчезновением перед лидером ОПГ открывались широкие экономические горизонты. Нашлись даже люди, согласившиеся дать показания о том, что слышали угрозы; был установлен магазин, где киллеры покупали машину, их по фоткам опознали территориальные милиционеры — те самые, перекрывавшие улицу по их заданию, ну вот и взяли ребят в ресторане «Царица Савская», самом модном на сегодняшний день местечке, где за одним столиком можно встретить лидеров нашей организованной преступности и реликтовых воров в законе, а также приблатненных шоуменов. Киллеры, только что закопав потерпевшего в лесу, все вместе, торжественно, отмечали успешное окончание сложной операции. Они были настолько деморализованы задержанием, что даже показали место захоронения. Кроме того, в багажнике машины их старшего — г.
Кости Барракуды — аккуратно сложенные, дожидались оперов три комплекта омоновской формы.
В дело была вложена Лешкина записочка: «Маша! На Костю Барракуду есть информация, что он причастен к похищению картины из Эрмитажа. По-моему, это туфта. Я не успел это проверить, но ты съезди к нему. Думаю, что с ним можно говорить в открытую». С Костей Барракудой — Бородинским — я была знакома, допрашивала его как-то по одному из своих дел, тогда он был на свободе, выглядел франтом, и вроде бы мы понравились друг другу. Я подумала, что не без удовольствия с ним пообщаюсь.
К вечеру мне удалось более или менее систематизировать нагрузку. За это время я раза три-четыре набрала номер буровского кабинета, но телефон не отвечал. В дежурку я уже звонить не стала, а то они, как и Сашка, могли подумать что-нибудь не то.
Написав неотложные бумажки, я решила поработать сверхурочно. Завтра докладывать шефу материал по актрисе, надо бы определиться, возбуждаем мы дело или нет. Взяв бланк постановления о возбуждении дела, я долго присматривалась к нему, решая, что можно в нем упомянуть в качестве признаков преступления, и после долгого размышления пришла к выводу, что по сути ничего. Зыбкие подозрения, обстоятельства, которые вольно истолковать как угодно, — вот и все.
На каждый довод, — отсутствие ручки, которой была написана записка, обращение актрисы в прокуратуру, странный звонок, — имелся контрдовод: записка была написана в другом месте, но однозначно ее рукой, звонки могли быть не связаны с угрозой ее жизни, и прочее. Самоубийство, и все тут. В данной ситуации гораздо легче написать обоснованное постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. А все-таки надо поехать на вскрытие. Почему-то, совестливая идиотка, я чувствовала некую моральную ответственность из-за того, что при жизни Климанова приходила ко мне и рассказывала о своих проблемах.
Так что надо убедить шефа подождать с решением вопроса о возбуждении, или об отказе в возбуждении дела, до вскрытия. Так, а что у меня в понедельник? Я заглянула в свой календарь. У меня по плану забор крови у обвиняемого в тюрьме и доставка ее на экспертизу, находящуюся в том же здании, что и морг. Кровь взять можно только с утра, вот и славно. Заодно поговорю с Барракудой, и успею в морг как раз на вскрытие.
Я отложила дела и потянулась; На часах было восемь вечера. Боже, как быстро пролетел день! Так и жизнь пройдет, не заметишь. И проходит, что характерно… Пора идти разгонять молодежную вакханалию.
Я сняла трубку телефона и набрала свой домашний номер. Ребенок подошел не сразу, а когда откликнулся, я поняла, что гулянка в самом разгаре. Слышалась музыка, девичий смех, звяканье посуды. Я робко поинтересовалась, когда будет очищено помещение. Хрюндик, зажав трубку рукой, посоветовался с гостями и сообщил, что если я приду через два часа, то они даже успеют убраться и помыть посуду.
— Да, мам, — добавил он, — тебе звонил кто-то.
— Кто?
— Не представились.
— А мужчина или женщина?
— Мужчина.
— А как спрашивал? — в зависимости от того, как звонивший меня называет, можно понять, кто звонит.
— Марию Сергеевну. Голос незнакомый, такой тебе раньше не звонил.
— Ладно, позвонят еще.
Работать мне уже категорически не хотелось. Я, кстати, заметила, что работа без выходных только вредит, потому что человеку жизненно необходимо менять обстановку и расслабляться. Конечно, если есть необходимость, то вполне возможно поупираться, провести ночь без сна и сделать то, что нужно. Но работать трое суток без отдыха с одинаковой интенсивностью ни один человек не может. А что уж говорить про бедных оперов, у которых что ни месяц, то усиление. А если человек месяцами не уходит с работы, то в конце концов он эти стены начинает ненавидеть. А в выходные им зачем сидеть на работе, если какой-нибудь министр осчастливил наш город своим визитом, только и всего, — не понимаю! Все равно все учреждения закрыты, людей тоже не особенно повызываешь, настроение хреновое, потому что жена ругается и ребенок уже перестал папу узнавать, вот и остается водку пить. А потом удивляются, чего это опера хронически пьяные и на работу ходить не хотят.
