Николай Оганесов - Непохожий двойник
– Я проснулся среди ночи, – говорил он на одном из допросов, – и вроде даже вспомнил, что оставил газ открытым. Но тут же снова заснул. А ведь стоило тогда встать, и я мог бы спасти его. Обидно! Ведь даже утром, когда увидел во дворе милицейскую машину, и мысли не допустил, что с Жорой что-то случилось. Прошел мимо. Как вы считаете, гражданин следователь, если бы я сам заявил о случившемся, зачли бы мне явку с повинной или нет?
– Удивляюсь, – разглагольствовал он на другой день, – как я мог не заметить спичек. Просто поразительное невезение... А следы! – восклицал он с хорошо разыгранным удивлением. – Куда могли подеваться следы? Ума не приложу, я же брался за ручки, значит, должны были остаться отпечатки пальцев...
В следующий раз он высказался о Волонтире:
– Не думаю, что Георгий Васильевич большая потеря для общества. Суд должен учесть, что он был одинок, а у меня семья, ребенок... Нет, я знаю, что виноват, раскаиваюсь, но справедливость все же требует, чтобы была учтена и личность потерпевшего. – Убитого им Волонтира Красильников иной раз тактично называл потерпевшим. – Он был еще тот тип! Вы знаете, что у него случались запои? Напивался прямо-таки в стельку. Другой на его месте тысячу бы раз проснулся, почувствовал запах газа, а он... Согласитесь, при таких обстоятельствах часть вины падает и на потерпевшего...
И так до бесконечности. Красильников упрямо гнул свое: убил случайно, по неосторожности, – а я в это поверить не мог.
Сомнения – привилегия следователя. Я вовсе не стремился злоупотреблять этим своим правом, но интуиция подсказывала: убийство вряд ли было случайным, и Тихойванов, пожалуй, прав – Игорь и Волонтир сводили счеты. Причины их столкновения могли крыться в прошлом этих людей. Прошлое Красильникова было как на ладони: ничего, кроме незначительных проступков, мелких сделок с собственной совестью, в нем не было. Ведь от примитивной измены университетскому товарищу до убийства – путь слишком длинный. Впрочем, такой ли уж длинный? Преступление – итог, к которому чаще всего идут окольными путями. Совершается огромное количество микроуступок, микрокомпромиссов, малозаметных окружающим микропредательств, и лишь в конце этого долгого пути человека поджидает критический момент, когда он, попав в чрезвычайные обстоятельства, вынужден выбрать, принять решение, и вдруг со всей очевидностью становится ясно, что решение давно принято, предопределено всей прошлой жизнью...
– Как долго вы были знакомы с Волонтиром? – спросил я Красильникова.
– По-соседски знал около восьми лет, – без запинки ответил он. – А близко познакомились года три назад, не больше.
– Что вас связало? О чем, например, вы говорили при встречах или когда бывали у него в гостях? Кстати, он к вам приходил?
– Нет, – ответил Красильников. – У меня семья, ребенок...
– Хорошо, так о чем вы беседовали? В ночь на девятнадцатое, например?
– О разном. Разве сейчас вспомнишь?
– Но прошло не так уж много времени.
Он пожал плечами.
– Может, о погоде, может, о спорте...
– А вы любите спорт?
– Кто ж его не любит? Хоккей, бокс, марафонский бег...
– Марафонский бег? – переспросил я.
– А что? Очень на жизнь похоже.
– Каким же это образом? – заинтересовался я.
– А таким: стартуешь вместе со всеми и бежишь сломя голову к финишу. Дистанция вроде длинная, а времени не хватает. Каждый старается в лидеры попасть, вперед вырваться. А все почему? Там, впереди, всего три призовых места, на всех не разделишь. Попал в тройку – твое счастье, а не попал, считай, что и не бежал, зря только силы расходовал. По мне, так лучше... – Игорь замолчал, не досказав фразы, сощурившись, посмотрел на меня. – Не о том мы с вами говорим, гражданин следователь. Не о том.
– Почему же? Продолжайте, это очень интересно.
– Вот выйду отсюда, – он кивнул на стены кабинета, – тогда можно будет и о жизни порассуждать, если у вас желание к тому времени не пропадет, а сейчас, извините...
Будто случайно отогнутый край занавеса приоткрыл на миг то, что за ним скрывалось, и сразу же чья-то невидимая рука поправила его и наглухо отрезала происходящее по ту сторону. Игорь сболтнул лишнее и теперь жалел об этом.
– Значит, вы о марафоне говорили? – продолжил я.
– Не помню. – Он внимательно посмотрел на меня. – Удивляюсь я, гражданин следователь, почему вы мне не верите? Разве я дал вам повод?
Уж о поводе он мог бы не говорить. Я не стал напоминать ему предыдущие допросы.
– Вы находились в гостях у Волонтира больше четырех часов, неужели не помните, о чем говорили с ним?
– Мы много выпили, – последовал ставший традиционным ответ.
«Не помню», «забыл», «мы много выпили». Красильников возвел укрепления под стать крепостным сооружениям Трои. Пробить в них брешь казалось непосильной задачей. Оставалось запустить своего троянского коня, начиненного всеми теми вопросами, что накопились у меня за две недели. Они, между прочим, были не из легких.
– Сколько вы получали в месяц, Красильников? – спросил я, зная заранее, что он не рискнет соврать: в деле имелась бухгалтерская справка.
– От выработки. Когда сто сорок, когда сто шестьдесят.
Это соответствовало действительности.
– Вам хватало?
– С трудом, – ответил он, и я догадался: он подозревает, что нам известно о сберегательной книжке, и хочет на всякий случай подстраховаться. Моя догадка тут же подтвердилась: – Часть денег я относил в сберегательную кассу, собирал на машину.
– Много собрали?
– Четыре тысячи.
Согласно нашим данным, он собрал около пяти, но я не стал уточнять: в мою задачу не входило спорить о величине вклада.
– Мать оказывала вам материальную помощь?
– Нет.
– А тесть?
Не понимая причин моей настойчивости, он забеспокоился:
– Я же говорю, что нам приходилось туго, денег не хватало. Иногда он давал для внучки.
Мой троянский конь подавал признаки нетерпения.
– Выходит, ваш семейный бюджет не отличался большим размахом? – Это был последний, уточняющий вопрос перед нанесением первого удара.
– Да, иной раз приходилось экономить. Жена, вы знаете, не работает. Я один тянул воз...
– Объясните тогда, как вам удалось выделить деньги на похороны Нины Ивановны Щетинниковой, вашей соседки?
Удар прямо попал в цель. Он растерялся и опрометчиво ляпнул первое, что пришло на ум:
– Похороны обошлись недорого...
Это была ошибка.
– У нас есть справка, что они стоили вам сто тридцать семь рублей пятьдесят копеек.
Он допустил еще одну ошибку:
– Кажется, я снял деньги с книжки.
– Пусть вам это не кажется. В лицевом счете значится, что за последний год вы только вкладывали деньги и не сняли со счета ни одной копейки. – Я не обольщался насчет результатов допроса, но продолжал двигать свою лошадку. – В каких отношениях вы состояли с Щетинниковой?
– Ни в каких! – выпалил он чересчур поспешно.
– Она ваша родственница?
– Нет.
– И вы ничем ей не были обязаны?
– Абсолютно!
У меня возникло четкое ощущение, что мы подошли к чему-то важному, к чему-то, что имело непосредственное отношение к убийству, но, к сожалению, дальше ощущений дело не пошло.
– Я не был ей обязан абсолютно ничем, – повторил Красильников.
– Тогда тем более непонятно, по какой причине вы при столь скудном семейном бюджете пошли на такую трату.
– Она была одинока...
– Но заботы о похоронах в таких случаях берет на себя государство... И еще. Зачем вы выкрутили лампу в прихожей? Только не говорите, что у вас от света болели глаза, – я не поверю.
Красильников сник, словно он был надувной куклой, из которой выпустили воздух, даже лицо покрылось складками, – раньше я их не замечал.
– Вам плохо? – спросил я.
– Да, нездоровится, гражданин следователь, – невнятно проговорил он. – Позвольте вернуться в камеру?
Я нажал на кнопку, вмонтированную в крышку стола. В дверях тотчас появился дежурный.
– Заключенному плохо. Вызовите, пожалуйста, врача.
Красильников поднял голову.
– Подождите, – попросил он. – Не надо врача. Кажется, мне лучше.
Я отослал дежурного, но момент был упущен: Красильников действительно пришел в себя.
– Что вам сказать, гражданин следователь? С лампой я что-то не припоминаю, а насчет похорон вы правы – подозрительно, но войдите в мое положение. У меня в квартире дочь-первоклассница, да и старушку жалко. Разве за это можно осуждать? Жили мы по соседству, дверь в дверь, кому же позаботиться, если не мне.
– Вы, я слышал, даже путевку в санаторий ей доставали?
– Не было этого, – коротко ответил он.
Мой конь был изгнан из крепости, не причинив противнику заметного ущерба. Но я не сдавался. Второй удар был нанесен без подготовки.
