Юзеф Хен - Останови часы в одиннадцать
— Сюда должны приехать раненые. На станции ждут люди. Люди, которые потеряли все. Вы понимаете?
— Отчасти, — сказала она. — Но какое вам до них дело?
— Я мечтал о том, чтобы поселиться в лесу, — признался он. — Вдали от людей. Но теперь я вижу, что это не так просто. Подумайте, после всех этих кошмаров, убийств…
— И что вы решили?
— Я потребую точного выполнения миссии, для которой нас сюда прислали.
— А если они не захотят?
— Увидим.
— Вы воспользуетесь пулеметом Шаффера?
— Не исключено.
Она опять внимательно посмотрела на него. — Вы опасный человек, — сказала она.
— Я хочу жить в чистом мире.
— А им ваша чистота не нужна.
— Я заставлю ее принять.
Она помолчала и снова перешла в наступление:
— Я не верю в ваше бескорыстие. Признайтесь, какие подлые намерения движут вами? Зависть? Карьеризм? Ну признайтесь, что руководит вами на самом деле? Вы хотите кому-нибудь понравиться? У вас среди переселенцев родственники? Злой характер? Да?
— Не угадали.
— Не верю!
Хенрик замолчал. «Опять дала мне пощечину, — подумал он. — Боже, смилуйся над ней, сделай так, чтобы она все забыла, пусть она снова верит, пусть прошлое покажется ей сном».
Анна положила руку ему на плечо. «Этот жест, наверно, остался у нее с гимназических лет, когда кокетство еще неосознанно, обезоруживающе невинно, остался только жест, она положила руку на плечо, она сделала это бессознательно, а по моему телу прошла волна тепла, мучительная истома».
— Не делай этого, — сказала она.
— Чего? — спросил он и только потом понял, что она сказала ему «ты». «Она права, мы знакомы уже сто лет».
— Разреши им уехать, — сказала она. — Они сильнее.
Анна хотела добавить еще что-то, убедить его, но слова застряли в горле, она закашлялась. Обхватив руками голову, съежившись, она искала успокоения у него на груди. Он прижал ее к себе. От ее учащенного дыхания рубашка стала влажной. Он чувствовал, как дрожат ее плечи. Кашель постепенно утихал.
— Как хорошо, — шепнула она. Потом подняла голову, вытерла слезы. Беззвучно зашевелила губами. Быстро поцеловала его и сразу же оттолкнула.
Он остался стоять с протянутыми руками, как нищий. Она повернулась и сбежала со ступеней террасы.
— Анна! — крикнул он.
Она быстро шла среди деревьев. Он побежал за ней.
— Анна! — кричал он.
Анна не обернулась. На мгновение она погрузилась во мрак, но потом опять вышла в полосу лунного света.
— Остановись, не делай меня смешным!
Анна остановилась. Посмотрела вверх на конную статую Великого Фрица.
— Негодяй, — сказала она. Хенрик схватил ее в объятия.
— Пусти, — приказала она.
Он отступил. «Раскапризничавшаяся девчонка, черт бы ее побрал!»
— Можно, я тебя поцелую? — спросил он.
— Нет.
— Обниму тебя?
— Нет.
— Я люблю тебя. Она крикнула:
— Нет! Умоляю тебя, ни слова об этом! Нет, нет, нет!.. Потом: — Послушай, разреши им отсюда уехать. Возьми, что они тебе дают. Не будь таким гордым.
— Это бандиты.
— Я не уверена.
— Они приехали сюда, чтобы грабить.
— Пусть грабят. Нас это не касается.
— Перестань, ради бога! — воскликнул он. — Зачем ты об этом говоришь! Именно сейчас!
Она молчала.
— Пойдем ко мне, — сказал он.
— Нет.
— К Смулке бы ты пошла! — крикнул он в бешенстве.
— Не пошла бы.
— А ко мне пойдешь, — сказал он и схватил ее за руку. Она застонала:
— Отпусти, мне больно.
— Пойдем.
— Пусти.
Хенрик тянул ее, она спотыкалась, так дошли до гостиницы.
— Дурак, — говорила она. — Честный идиот. Чего ты от меня ждешь? Невинного чувства? Ангельского тела? Это ушат с помоями, дурачок. Клоака! Пусти меня, я пойду сама!
Он отпустил руку Анны, и она начала растирать ее, морщась от боли. У входа в отель они остановились. Анна подошла к нему:
— Сказать, какая такса была у меня в лагере?
Он отпрянул.
— Сказать? — наступала она.
— Нет.
— Я могу ее тебе назвать.
— Нет!
— Ну тогда заткнись, и чтобы я не слышала ни одного благородного слова!
Да, теперь он все понял. Но внутренне противился этому. То, что она ему сообщила, не имело значения. Он хотел ее утешить, но в ее глазах не было слез.
— Пани Анна… — начал он. Возвращение к «пани» было таким же неожиданным, как недавний переход на «ты».
14
Скрипнули массивные петли, в портале отеля стоял слегка сгорбленный Шаффер.
— Какая чудесная ночь, пан профессор, — сказал он. — Я не удивляюсь, что вы не спите, это потому, что у вас романтическая душа. Остальные давно легли и храпят вовсю, в коридорах ни одной живой души, темно и тихо, я не слышал никаких подозрительных звуков, за исключением одного номера, в котором орал тот невысокий, гладко причесанный пан. Я вам не мешаю? Можете не отвечать, я догадываюсь, что мешаю, так же, как и эта луна, пани такая красивая, пана тоже бог не обидел, но представьте себе, пан профессор, что за многие месяцы это первая ночь, когда я нахожусь в обществе людей, да еще таких высокообразованных. Не выпить ли нам по этому случаю? У меня большое желание, но я хотел бы наконец выпить в компании интеллигентных людей.
— Чего он хочет? — спросила Анна.
— Выпить с нами.
— Ну что ж.
Шаффер возвратился с подносом, на котором стояли три рюмки. Хенрик смотрел, как Анна пьет, прищурив глаза, как будто вместе с вином она вливала в себя неземное блаженство, словно боялась, что, когда она их откроет, потекут ручьи слез. Потом Шаффер взял пустые рюмки и ушел назад. Они сели на ступенях террасы. Становилось темнее, луна опустилась ниже и пряталась за крышами домов.
— Вы хотели бы жить в лесу? — спросил Хенрик.
— Нет.
— Не со мной, с кем-нибудь другим, вообще…
— Может быть.
— Мне обидеться? — спросил он. Она вздохнула. Как если бы действительно страдала.
— Нет, — ответила она.
— Ас кем же?
— Не знаю. С каким-нибудь хорошим человеком. Но в лесу мне жить не хотелось бы.
— Вы замуж собираетесь?
— Может быть. За какого-нибудь хорошего человека. И старого. Чтобы как можно меньше иметь с ним дело.
— И вы считаете, что будете хорошей женой?
— Разумеется.
— Верная?
— Конечно.
«Она тоже хочет чистоты, — подумал он. — Только понимание чистоты у нее специфически женское. Если честь, то и раскаяние, и удобства, и материальная обеспеченность».
— А что, если вам понравится другой мужчина?
— Не нужны мне никакие мужчины.
— А если?
— Я повторю себе то, что сказала вам: «Я ушат с помоями, и мне нечего дать ему взамен».
Луна зашла за крыши домов, и темнота сгустилась.
— Вы никогда не сможете это забыть? — допытывался он.
— Никогда.
— Надо забыть.
— Нет, надо помнить.
«Сейчас я ей скажу, — твердил он про себя. — Скажу такое, от чего ей тошно станет».
— Попробую описать вам ваше будущее, — начал он. — Я не хиромант, но прошел лагерь, вы тоже, вчера я был на станции, видел там одну девушку, ее внешность меня поразила, я прекрасно помню ее лицо, хотя она мне только улыбнулась и я не обмолвился с ней даже словом.
— Смотрите, — перебила Анна, — поздравляю.
— Нет, это совсем не то, что вы думаете, просто она все время стоит у меня перед глазами. С вами такое тоже может случиться. Через год, два или через три вы увидите лицо, к которому почувствуете доверие, и оно вызовет у вас радость. Что-то в вас переменится, вы даже сами не заметите, как это произойдет. В одно прекрасное утро вы бодро выпрыгнете из постели. Вам будет весело, без причины. Возможно, будет солнечный день. Возможно, вы будете у моря и из окна увидите красивую лодку, качающуюся на волнах. Но это необязательно. Возможно, будет дождь или снег. Во время купания вы будете напевать, это будет приятное купание, так как я уверен, что без ванной вы замуж не выйдете.
— Какой вы злой.
— Потом вы заметите, что существуют и другие мужчины, что среди них есть симпатичные и даже привлекательные, и кто-нибудь из них станет вам особенно мил, он скажет, что вы прекрасно сложены, что у вас прекрасная фигура, и вам это будет приятно, вы забудете обо всем, и о своем счастье. Вот тогда вы почувствуете, что старый муж вас держит взаперти, вы станете с ним жестокой и даже не захотите вспоминать о том, что сами желали именно такого, старого и беспомощного.
— И что я тогда с ним сделаю, со своим мужем? Отравлю его?
— Грибами. Но, возможно, инфаркт у него будет раньше.
— Вы ужасны. Ни капли снисходительности.
— Я хочу вас убедить в том, что жизнь длинна, длиннее, чем нам кажется, и ее очень трудно заполнить.
— Стервец, — выругалась она.
— Что такое?
— Задали же вы мне задачу. С этим стариком, который станет мне немил. Так вот, я знаю, что я сделаю. Ни за кого я замуж не выйду, не хочу никому изменять… Значит, через сколько лет я забуду? Через два года?
