Фридрих Незнанский - Девочка для шпиона
«Лучший отдых для мужчин и женщин — это мы! Очаровательные девушки и мужественные юноши приедут к вам или примут у себя в гостях. Кабинет массажа и медитации «Эдельвейс». Контактный телефон 812-12-12».
— Мужественные юноши — это хорошо, — задумчиво промолвил Грязнов. — А если я тебе скажу, что они предлагают детей?
— Я тебе поверю, — кивнул Пронько. — Я тебе скажу, что возле Большого малолеток разбирают пачками.
— Знаю.
— …Однако ловим мы не всех любителей нежного детского тела. Ты понял мою мысль, Слава?
— Понял, — кивнул Грязнов и рассказал, как ему предлагали в «Эдельвейсе» негритенка.
Этот факт я тут же подтверждаю.
Майор Пронько кивает:
— Тогда другое дело. Попробуем на понт взять.
Он критически осматривает нас с Грязновым:
— Вы оба на роль клиентов не годитесь. Тебя, Слава, каждая собака в городе знает. А вы, Александр Борисович, за крутого педофила не проканаете, прикид не тот, да и не по чину вам. Боюсь, что и моих развратничков многие сутенеры знают. Ладно, попробуем новичка. Гена!
К нам подошел высокий мускулистый блондин скандинавского типа:
— Лейтенант Карпенко, — представился он.
— Ну Грязнова Славу ты знаешь, — сказал ему Пронько. — А это Александр Борисыч Турецкий из Прокуратуры России.
Геннадий сдержанно кивнул мне, чуть приподняв брови, что могло означать удивление пополам с недоверием. Между милицией и прокуратурой отношения всегда были немного натянутые. И хотя лично мне посчастливилось найти именно в МУРе лучших друзей, это исключение, вероятно, только подтверждало правило.
— Гена, — спросил Пронько, — ты можешь поговорить под Урмаса Отта?
В глазах у лейтенанта мелькнул озорной огонек, очертания его выразительных губ неуловимым образом изменились:
— Этта, Флатимир Серкеефич, нато попроповать…
Майор был доволен.
— Та-ак, сейчас мы тебя приоденем… Слава, одолжишь свое пальтецо на часок?
— О чем речь, Володя!
— Отлично! Шляпу возьмешь мою!
Единственная в отделе девушка, с погонами старшего лейтенанта, подсказала:
— Гена, надо, чтобы обувь была хорошая. Сейчас на это тоже обращают внимание.
Геннадий показал ей зимние импортные ботинки на толстой подошве:
— Такие подойдут?
Она кивнула, а Пронько бросил:
— Не осложняй, Марина! Ему только до прихожей добраться, а там бедные они будут!..
Майор пододвинул к Геннадию телефонный аппарат и папку с вырезками, ткнул пальцем в нужный номер:
— Ты гость из дружественной Швеции, они об этом сами догадаются, только разговаривай как Урмас. Заказывай мальчика. Черненького будут предлагать — после некоторого размышления бери. Набивайся приехать к ним на хату, у тебя, мол, в отеле условия не позволяют. Марина, включай магнитофон, разговор будем фиксировать!..
Когда все было готово, куранты в радиоприемнике пробили полночь, Геннадий набрал номер фирмы «Эдельвейс».
На этот раз линия была свободна. Когда там подняли трубку, выражение лица Геннадия опять изменилось.
— Топрый вечер, я хотел попатать ф «Этельфейс». Я попатал? О, оччэнь приятно. Мне рекоментофал этот телефон отин коспотин ф Осло. Я имею шелание получить бой… о, как это по-русски? Малчык? Та-а… Блэк? Хм. О, пусть. Это есть интрастин! Как я мог проехать? Немношко не быстро, я путу писать… Спаси-по…
Геннадий положил трубку и платочком вытер пот со лба.
Майор Пронько смотрел на него с восхищением:
— Артист! Слов нет! И чего ты с такими данными не в театр пошел, а в ассенизаторы подался?!
— Да ладно! — смутился парень. — Поедем, что ли? Они пацана уже в ванну отправили.
При слове «ванна» мы со Славой вспомнили Мещерякову, и веселье сползло с наших лиц.
Владимир Пронько связался с парнями из Госавтоинспекции, и те под честное слово дали напрокат задержанный до каких-то там выяснений «Мерседес-600» — немного помятый, но внушительный автомобиль.
Одетый с миру по нитке Гена сел на заднее сиденье, как это и положено боссу. Я — рядом с ним. А впереди за рулем оперативник и Грязнов в пиджаке рядом. Печка в автомобиле работала исправно, однако Гена заверил Славу:
— Пальто я тут же отдам, товарищ майор, как только шалашик этот разгромим.
— Не переживай, носи, — добродушно ухмыльнулся Грязнов.
Следом за нами по тому же адресу выехала еще одна машина, в которой нам в подмогу сидели пятеро оперов в бронежилетах и с автоматами. Сразу за воротами гаража они свернули в другую сторону. Их задача — подъехать к тому же дому с другой стороны вскоре после нас и быть готовыми быстро погасить любое сопротивление держателей притона.
Меня Слава Грязнов очень просил остаться, но я тащился следом, как назойливый и вредный младший брат за старшим. Все дело в том, что там, наверху, куда вслед за собой увлек меня Меркулов, работа была солидная, кабинетная. И хотя там было не легче, а чисто моральная, психологическая усталость даже покруче, чем в городской прокуратуре, я, как человек еще сравнительно молодой, иногда скучал по такой вот конкретной работе, когда схватка хитрости и интеллекта начинается непосредственно после погони и задержания. Может быть, мне нужно бы пойти работать сыщиком, как Слава. Но тут уж, как говорит мой сосед, зажиточный слесарь-сантехник: кто на что учился, тот тем и подавился.
Мы въехали под арку во двор. Здесь было темно и тихо. Даже шпана разбрелась по квартирам спать. Оперативники пристально осматривали все слабо освещенные двери подъездов.
— Как думаете, нас пасут? — спросил негромко Грязнов.
— По идее должны.
— Какая квартира? Двенадцатая? Тогда у них пара окон во двор выходит. Могут прямо оттуда просматривать.
— Ну че, тогда пойду я? — предположил Гена.
— Давай, — согласился Слава. — Только идем красиво и, пожалуйста, хоть первые тридцать секунд не чёкай!
Гена усмехнулся, а Слава, как заправский слуга, выскочил из машины, чуть ли не шаркая от почтения, прильнул к задней дверце, открыл ее и отшагнул в сторону, пропуская важного гостя.
Геннадий важно вылез из «мерседеса», чуть брезгливо оглядел двор и направился к подъезду номер один. Слава, как заправский бодигард, он же телохранитель, шагал чуть сзади справа, настороженно зыркая по сторонам.
Они скрылись в подъезде, а для нас потянулись томительные минуты ожидания. Правда, это продолжалось, к счастью, недолго — минут десять, не больше.
Притушив фары, во двор въехал «жигуленок» с парнями из команды Пронько. Водитель «Жигулей» остался присматривать за обоими автомобилями, а мы всей гурьбой направились к двенадцатой квартире.
Меня парни ненавязчиво, но успешно оттерли в тыл своего маленького отряда, кто-то на ходу дал добрый совет:
— Если начнется стрельба, сразу падайте ничком и откатывайтесь в сторону.
Мне хочется сказать ему, что меня уже несколько раз убивали, причем по-всякому, но это было неуместное в данную минуту хвастовство, и я негромко говорю:
— Спасибо.
Останавливаемся на лестничной площадке. Двое оперативников контролируют два лестничных пролета и заодно двери соседних с двенадцатой квартир. Один из парней майора Пронько нажимает кнопку звонка.
Дверной глазок на секунду темнеет — кто-то смотрит в окуляр. За дверью приглушенная возня и — молчание.
Оперативник снова требовательно звонит и для верности стучит тяжелым кулаком по гулкой, обитой двери.
После минутной тишины с той стороны дверей доносится недовольный преувеличенно сонный голос:
— Чего надо? Головой постучи!..
— Откройте, угрозыск!
— А че вам надо, угрозыск?
— Проверить поступивший на вашу квартиру сигнал. Немедленно откройте!
— Ты закон о неприкосновенности жилища читал, розыск? Санкцию принес от прокурора?
Я протолкался к двери, поднес к линзе глазка свое раскрытое удостоверение:
— Следователь Прокуратуры России Турецкий. Попрошу открыть работникам милиции!
За дверью опять возня. И вдруг раздается преувеличенно громкий, разухабистый, «пьяный» голос Славы Грязнова:
— Да чего вы ссыте, мужики?! Нехай засунут сюда свои носяры. У моего дурачка-извращенца дип… дип-ло-мати-ческая… о! Неприкосновенность!..
Глухой звук, с каким крепкое тело помимо своей воли ударяется о твердую поверхность, — и дверь распахивается. В прихожей нас встречают Слава и два служителя здешнего филиала фирмы «Эдельвейс». Причем один из служителей лежит на полу в бессознательном состоянии. А второй, увидев, как сразу протрезвевший Слава деловито присоединяется к розыскникам, сникает. Совсем ему становится нехорошо, когда из комнаты выходит Гена, совершенно одетый, и выводит перед собой перепуганного мальчишку лет девяти, с темными курчавыми волосенками и шоколадным цветом кожи. Он испуганно косится красивыми выпуклыми глазами на хозяина и старается держаться поближе к Геннадию.
