Фридрих Незнанский - Ночной снайпер
Турецкий набрал номер Вячеслава Ивановича Грязнова, начальника МУРа.
— Слава, привет, это я…
— Здорово, Саня… Что-то стряслось? Голос у тебя озабоченный.
— Ну, ты слыхал, наверно, про депутата Кольчугина? Так вот прошлой ночью еще одного пришили. Ты не в курсе?
— В курсе… А на тебя, значит, и этого повесили? — хмыкнул Грязнов. — Бывает. Ну а от нас какая помощь нужна? Где это хоть случилось?
— Мне нужно не про последнего, мне про того, которого два дня назад возле «Золотой львицы» шлепнули. Так вот, есть свидетельства, что в момент убийства там, возле школы, проезжал милицейский «уазик».
— И что?
— Не мог бы ты по своим каналам узнать, не пролегал ли маршрут милицейской машины в районе казино «Золотая львица», что возле Беговой, позавчера, в районе двух-трех часов ночи? Наш запрос мы оформим, не беспокойся.
— Ну да, начальство повесило на тебя, а ты решил перевесить на меня? — развеселился Вячеслав Иванович. Похоже, он был в хорошем настроении. — Костя, кстати, мне недавно звонил по этому же поводу. Мол, уже достал по самое никуда этот депутат вашего генерального, и требует помочь. И тоже обещал прислать официальную бумагу. Так их две будет?
— Одна. Слав, узнай, а? Только побыстрее, хорошо, не жди запросов! Никаких зацепок, понимаешь?
— Поищем, раз надо… Сам-то как? Семья, работа, все нормально?
Переговорив с Грязновым, Турецкий набрал сотовый номер Кольчугина.
— Петр Авдеевич? Это следователь Турецкий, здравствуйте… Вы так и не пришли ко мне, хотя и обещали…
— Ну… не мог я! — хрипло сказал Кольчугин. — Заболел, ей-богу, от того, что творится в нашем дурдоме под названием Дума… Давление подскочило, всю ночь не спал… А сейчас я, извини, сижу на поминках по Сереже Артемову, который был мне, как сын… — Он тяжко вздохнул. — Завтра — я твой. В смысле, к вашим услугам… Да, ты хоть слышал, что творится? Генку Афанасьева тоже пристрелили прямо на зоне! Я так и буду теперь — с поминок на поминки мотаться, пока вы там возитесь?
— Только спокойно, — сказал Турецкий. — Скажите еще, что я специально затягиваю расследование.
— А как же?.. — хмыкнул Кольчугин. — И скажу! Ко мне уже люди боятся идти в помощники, ты можешь это понять! Мне скоро работать будет не с кем. Вокруг меня, как успел написать Залогин в своей газетенке, уже вакуум образовался! Этак скоро и до меня доберутся, а?
— Тем более нам давно пора пообщаться! — сказал Турецкий. — Пока не добрались. Скажем, сегодня в семнадцать.
— Но у меня после поминок опять пленарное заседание! — взмолился Кольчугин. — Я уже выступление подготовил по поводу состава нового правительства. И потом будет голосование. А на послезавтра специальное заседание по коррупции в стране. Я тоже собираюсь выступить от нашего комитета.
— Подумаешь, проблема! За вас члены фракции проголосуют, — спокойно сказал Турецкий. — И за вас скажут. Я наблюдал как-то по телевизору эти тараканьи бега, когда депутаты голосовали за отсутствующих коллег. Ничего. Вот пусть проголосуют и за вас… Это — для вашей же безопасности, мы ведь должны как можно скорее вычислить этого стрелка.
— Думаешь, это тот же Генку застрелил? — серьезно спросил Кольчугин.
— Поговорим у меня в кабинете, — сказал Турецкий. — До встречи.
8
Кольчугин отключил свой сотовый и посмотрел на своего пресс-секретаря Соломина и вдову Артемова Тамару, сидевших за поминальным столом, где после похорон Сергея Артемова собрались самые близкие покойному люди. Потом перевел взгляд на замерших гостей, которые прислушивались к его разговору. Поминки происходили в гостиной дома Артемовых.
— Сами видите, что творится… — прокашлялся Кольчугин и встал с рюмкой в руке. — Убивают моих мальчиков, подававших надежды как выдающиеся бизнесмены и политики новой России! Теперь вот и Гена Афанасьев… Скоро привезут его тело в цинковом гробу, и снова соберемся по печальному поводу. Сначала парня несправедливо засудили, теперь вот застрелили прямо на зоне… Один ты, Андрюша, у меня остался! — Он выставил руку в сторону Соломина. — И потому держу тебя все время при себе, думая, быть может наивно, что при мне, народном депутате, они не посмеют!
Он всхлипнул, махнул рукой, сел, потом снова поспешно вскочил.
— Так выпьем за то, чтобы больше не убивали наших соколов! Чтобы мы их защитили! И клянусь, что сделаю все, что в моих силах…
Он поднял рюмку над головой, как бы отсалютовав присутствующим, потом опрокинул ее в рот.
Артист, подумал Соломин, взглянув на сидевшую рядом Тамару. Тоже — артистка. Траур ей удивительно шел, вдова была возмутительно хороша, притягивая к себе невольные взгляды присутствующих — нескромные мужские и завистливые женские. Она весь день молчала, не поднимая глаз и не проронив ни слезинки. О чем она думает, что собирается делать, как поступать?..
Соломин перевел взгляд на ее золовку Елену, пытливо посматривающую то на охранника Пашу, то на свою вдовствующую невестку… Что-то между ними происходит, подумал Соломин. Что-то эта Елена знает…
Он услышал новую трель сотового в кармане шефа, перевел на него взгляд.
— Ну не дадут спокойно посидеть… — проворчал Кольчугин и протянул Соломину трубку. — Андрюш, выйди, скажи, только повежливее… Мол, сейчас очень занят, своего любимого друга и сына, можно сказать, только что схоронил.
Соломин кивнул, быстро поднялся на второй этаж, прислушиваясь к продолжающимся звонкам.
— Да? — спросил он.
— Андрюша, здравствуй, дорогой! — послышался знакомый добродушный голос.
— Здравствуйте, Рустам Ибрагимович, — сказал Соломин.
— Видишь, ты уже по голосу стал меня узнавать, хотя звоню по номеру твоего шефа! Опять он у тебя занят, да?
— Как вам сказать?.. Сейчас поминки, вам опять не повезло, как раз все за столом…
— Понимаю, дорогой, только это вам не повезло, что никак не могу с ним соединиться! Слушай, еще раз передай Тамарочке мои соболезнования, но и передай обязательно трубку Петру Авдеевичу, надолго его не оторву. А то у вас опять будут поминки…
— Какие еще поминки? — похолодел Соломин.
— Да не твои, дорогой, пока не твои… Гену Афанасьева скоро привезут, сам знаешь… А дело не ждет! И вот чтоб не было новых, пусть Петр Авдеевич возьмет трубочку! И Тамарочка пусть потом подойдет, ты хорошо понял меня?
— Я сейчас передам…
Соломин подошел к лестнице, но не стал спускаться к собравшимся, а просто взглянул на Кольчугина, и тот поспешно кивнул и встал, шепнув что-то на ухо Тамаре.
— Тебя тоже, — сказал Соломин Тамаре, встретившись с ней взглядом.
Они вдвоем поднялись к нему наверх. Гости снова притихли и смотрели им вслед, выворачивая шеи.
— Одну минуту, — прижал руку к груди Кольчугин, поклонившись. — Извините нас… Только одну минуту.
Тамара ничего не сказала, молча поднялась вслед за ним.
— Опять из прокуратуры? — вполголоса спросил Кольчугин, забирая сотовый у своего пресс-секретаря.
— Хуже, — ответил тот негромко. — Из Нальчика.
— Здравствуй, дорогой! — сказал Рустам Ибрагимович. — Правильно Андрюша сказал, Нальчик намного для тебя хуже, чем прокуратура! Тамарочка там с тобой?
— Да вот она, рядом… Ну и слух у тебя, Рустам!
— Передай ей трубочку, пожалуйста. А потом мы с тобой поговорим! Как мужчины…
— Здрасте, Рустам Ибрагимович, — сказала Тамара.
— Тамарочка, дорогая, прими от меня самые искренние, самые чуткие и благожелательные соболезнования в свой адрес по случаю смерти твоего любимого мужа Сережи! Которого мы все очень хорошо запомнили, когда вы бывали у нас в гостях. Моя мама просто плакала, когда услыхала о его безвременной и трагичной гибели!
— Спасибо… передайте и ей от меня привет.
— Тамарочка, я совсем скоро буду в Москве, — понизил голос Рустам Ибрагимович. — И очень надеюсь там тебя увидеть… У меня к тебе есть очень важное дело, очень… ты понимаешь меня?
— Я тоже буду рада вас видеть, — сказала Тамара. — А сейчас, уж извините, мне нужно к гостям. Передаю трубку Петру Авдеевичу.
— Петя, дорогой, ты меня хорошо слышишь? — спросил абонент из Нальчика.
— Хорошо слышу, Рустам. Очень даже.
— Скажи, что там у вас происходит? Почему убивают твоих помощников? И кто это делает? Что уважаемый Николай Григорьевич говорит по этому поводу?
— У него и спроси, — хмыкнул Кольчугин. — Мне он ничего не объясняет. Потерпите, говорит, все образуется. Пока все в штатном режиме. И ничего объяснять не желает… Ты ему позвони, сошлись на задержку с письмом. Может, он тебе скажет.
— Звонил… Мне он тоже ничего не хочет говорить! — вздохнул Рустам Ибрагимович. — Умнейший человек, светлая голова, на десять ходов вперед считает, а?
