Луиза Пенни - Убийственно тихая жизнь
– А что ее дом? – спросил Бовуар.
– Да, мне кажется, он стоит неплохих денег, – сказал Питер. – Но неплохих по стандартам Трех Сосен, а не по монреальским. Она могла получить за него тысяч сто пятьдесят. Может, чуть больше.
– Возможно, кто-то мог иным образом выиграть от ее смерти?
– Ничего очевидного в голову не приходит.
Гамаш приготовился вставать.
– Нам необходимо оборудовать то, что у нас называется оперативным штабом. Отдельное помещение, где мы смогли бы временно разместиться здесь, в Трех Соснах. Вам ничего не приходит в голову?
– Вокзал. Поезда давно уже не ходят. Там разместилась добровольная пожарная команда. Я уверена, они будут готовы поделиться с вами площадью.
– К сожалению, нам нужно совсем отдельное помещение.
– Есть старая школа, – предложила Клара.
– Та, в которой работала мисс Нил?
– Именно, – ответил Питер. – Мы проходили мимо нее сегодня утром. Она принадлежит Хадли, но теперь помещение использует клуб лучников.
– Клуб лучников? – переспросил Бовуар, не веря своим ушам.
– Он у нас уже давно. Мы с Беном его и основали.
– Он заперт? У вас есть ключ?
– Где-то у меня был ключ. У Бена тоже есть, кажется. Но здание никогда не запирается. Наверное, стоит это делать.
Он посмотрел на Клару в поисках ее мыслей или поддержки. Но увидел только пустой взгляд. Гамаш кивнул Бовуару, который взял сотовый и сделал звонок, пока остальные продолжали разговор.
– Я хотел бы завтра утром собрать жителей деревни, – сказал Гамаш. – В Святом Томасе в половине двенадцатого. Но нам нужно как-то всех оповестить.
– Это просто. Скажите Оливье. У них вся провинция собирается. А еще ансамбль «Кошки». А его партнер Габри дирижирует хором.
– Музыка нам, пожалуй, не требуется.
– Мне тоже, но вам нужно туда зайти. У него набор ключей.
– Клуб лучников вы держите открытым, а церковь запираете?
– Священник не местный – монреальский, – пояснил Питер.
Гамаш попрощался, и они втроем пошли в обратный путь по теперь уже знакомому деревенскому лугу. Они машинально поднимали ноги повыше, ступая по опавшим листьям, которые издавали осенний терпкий запах и слабый шуршащий звук.
Гостиничка располагалась напротив ряда коммерческих зданий на углу Старой Почтовой улицы – еще одной дороги, ведущей из Трех Сосен. Когда-то здесь, на наезженном пути от Сен-Реми к Уильямсбургу, останавливались на ночевку почтовые кареты. Потом нужда в почтовой станции отпала, и Оливье с Габри, приехав сюда, восстановили первоначальное назначение этого дома – служить приютом для усталых путников. Гамаш сказал Бовуару, что ему нужна не только информация, но и номера.
– На какой срок? – спросил Бовуар.
– Пока дело не будет закрыто или его не передадут другим.
– У них тут, должно быть, чертовски вкусные багеты.
– Вот что я тебе скажу, Жан Ги: если бы он еще добавил туда грибочков, я бы купил это чертово бистро и переехал сюда жить. Здесь гораздо удобнее, чем во многих других местах, где мы бывали.
Это верно. По службе им часто приходилось уезжать далеко от дома – до Кууджуака, Гаспе, Шеффервилла и залива Джеймс. Они по нескольку недель не бывали дома. Бовуар надеялся, что на сей раз будет иначе – ведь они в такой близи от Монреаля. Но иначе явно не получалось.
– Я тоже остаюсь.
– Николь? – спросил он через плечо. – Хотите остаться?
Иветт Николь показалось, что она выиграла в лотерею.
– Здорово. Я не взяла одежду, но это не проблема. Что-нибудь куплю, а эту постираю сегодня в раковине…
Гамаш поднял руку:
– Вы не слушали. Сегодня мы едем домой, а завтра начинаем здесь работать.
Черт. Каждый раз, когда она демонстрировала энтузиазм, это выходило ей боком. И когда она только научится?
На всех ступеньках вплоть до самой широкой гостиничной веранды стояли вырезанные тыквы. При виде потертых восточных ковров, мягких кресел, осветительных приборов с выключателями-бечевками и множества масляных ламп у Гамаша возникло впечатление, будто он снова оказался в доме дедушки. Это впечатление усиливалось еще и тем, что внутри пахло выпечкой. А когда через распашную дверь к ним вышел крупный человек в переднике с оборками и надписью «Никогда не верь тощему повару», Гамаш с испугом отметил сильное сходство этого человека с его бабушкой.
Габри громко вздохнул и театральным жестом приложил ко лбу бледную руку:
– Булочки?
Вопрос был настолько неожиданным, что даже Гамаша застал врасплох.
– Простите, месье?
– У меня есть с морковкой, с финиками, с бананами и в память Джейн специальные под названием «Шарль-де-Миль».
С этими словами Габри исчез и появился несколько секунд спустя с тарелкой, на которой были разложены булочки, великолепно украшенные фруктами и розами.
– Это, конечно, не розы Шарль-де-Миль. Они давно отцвели.
По щекам Габри побежали слезы, и тарелка опасно накренилась. Лишь быстрые действия, предпринятые Бовуаром и подкрепленные его желанием отведать лакомство, спасли булочки от падения.
– Dйsolй. Excusez-moi[27]. Я так скорблю. – Габри рухнул на диван, его руки и ноги взлетели вверх.
Гамашу показалось, что, несмотря на всю театральность, этот человек искренне переживает. Он дал Габри несколько секунд, чтобы тот взял себя в руки, хотя Габри, вполне возможно, никогда не держал себя в руках. Затем Гамаш поручил Габри сообщить жителям деревни о собрании на следующее утро и попросил его открыть церковь. Напоследок он зарезервировал в гостинице номера с завтраком.
– У нас подается бранч[28], – поправил его Габри, – но вы можете получить бранч вместо завтрака, если хотите. Ведь вы ищете преступника.
– Нет ли у вас предположений, кто мог ее убить?
– Разве это был не охотник?
– Мы не знаем. Но если это был не охотник, то на кого бы вы подумали?
Габри взял булочку. Бовуар воспринял это как приглашение и тоже взял одну. Они были еще теплые.
Габри молчал на протяжении двух булочек, потом тихо сказал:
– Никто даже в голову не приходит, но, – он пронзительным взглядом посмотрел на Гамаша, – разве может прийти? Я что говорю: ведь это и есть самое ужасное в убийстве. Мы не знаем, что оно совершится. Мне не удается толком это сказать. – Он взял еще одну булочку, съел ее вместе с розой. – Люди, которые вызывали у меня наибольшее раздражение, даже не догадывались об этом. Есть в этом какой-то смысл?
Он как будто умолял Гамаша понять его.
– Есть. И еще какой, – ответил Гамаш.
И он не лукавил. Лишь немногие так быстро понимали, что причиной большинства преднамеренных убийств являются долго подавляемые оскорбленные чувства, корысть, ревность, страх. Как сказал Габри, люди не чувствуют приближения убийства, потому что убийца – хороший актер, представляет публике ложное обличье, умеет выглядеть разумным и даже сдержанным человеком. Но за этим обликом прячется ужас. И поэтому на лицах большинства убитых, которых видел Гамаш, не было страха, не было гнева. Было удивление.
– Кто знает, какие злые страсти скрываются в людских сердцах? – спросил Габри, и Гамаш подумал: знает ли тот о том, что цитирует слова из старой радиодрамы[29]. Но тут Габри подмигнул ему.
Он снова исчез и вернулся с небольшим пакетиком булочек, который протянул Гамашу.
– Еще один вопрос, – сказал Гамаш от двери, одной рукой держа пакетик с булочками, а другой – дверную ручку. – Вы говорили о розах Шарль-де-Миль.
– Джейн любила их больше всего. Это не просто какая-то роза, старший инспектор. Любители цветов считают ее самой красивой в мире. Это старая садовая роза. Цветет всего один сезон, но как великолепно! А потом умирает. Вот почему я сделал булочки на розовой воде в память Джейн. И стал их есть, как вы заметили. Я всегда съедаю мою боль.
Габри слегка улыбнулся. Гамаш подумал, что, учитывая размеры Габри, объем съеденной боли должен быть велик. А может быть, еще и страха. И гнева. Кто знает?
Бен Хадли ждал их у здания старой школы, как о том и просил его Бовуар по телефону.
– Скажите, мистер Хадли, на ваш взгляд снаружи здесь все в порядке? – спросил Гамаш.
Бен, несколько удивленный вопросом, оглядел здание. Гамаш подумал, что удивление, пожалуй, постоянное состояние Бена Хадли.
– Да, в порядке. Хотите посмотреть внутри?
Бен потянулся к ручке, но Бовуар успел задержать его, ухватив Бена за локоть. Бовуар вытащил ролик желтой полицейской ленты из кармана и протянул его Николь. Пока Николь наматывала на дверь и окна желтую ленту с надписью «Вход запрещен. Место преступления», Бовуар объяснил:
– Судя по всему, мисс Нил была убита стрелой из лука. Мы должны тщательно обыскать ваш клуб, – возможно, орудие убийство было взято отсюда.
– Но это же смешно.
– Почему?
Бен просто огляделся вокруг, словно мирный пейзаж мог служить веским доказательством. Он вложил ключ в протянутую руку Бовуара.
Агент Николь вывела машину на мост Шамплена, а потом назад в Монреаль. Она мельком кинула взгляд на инспектора Гамаша, который в безмолвном раздумье сидел на пассажирском сиденье рядом с ней. Затем начинались очертания Монреаля на фоне неба, на вершине Мон-Ройял начинал сиять огромный крест. Ради нее семья обещала припоздниться с праздничным обедом. Она знала: ради нее они были готовы на все, и эта уверенность одновременно утешала ее и связывала. От нее ждали только успехов.
