Чарлз Тодд - Испытание воли
Хэмиш глухо ворчал, пока Ратлидж пробирался сквозь толпу с грубым пренебрежением к атакующим и жертве. Он с холодным расчетом использовал свой голос — голос офицера, призывающего к дисциплине. Он был олицетворением власти во плоти, с которой приходилось считаться.
— Довольно! Отпустите его, не то я отправлю всех в суд за нападение! Только тронь меня своим кнутом, болван, и будешь валяться в грязи со сломанными руками…
Его неожиданное вмешательство на момент рассеяло толпу. Он схватил Мейверса за воротник, поставил на ноги.
— Что все это значит?
Доктор Уоррен следовал за Ратлиджем. Он хватал людей за руки, обращался к ним по именам:
— Мэтт, не будь дураком, положи кнут. Том, Джордж, посмотрите на себя! Жена огреет тебя утюгом, Уилл, за то, что ты порвал пиджак!
Мейверс, вытирая рукавом окровавленный нос, обратился к Ратлиджу:
— Я не нуждаюсь в вашей защите! От полицейского воняет начальством, и я чувствую запах угнетения. Кулаки лондонских буржуа давят в спину народа…
Ратлидж тряхнул Мейверса хорошенько, заставив умолкнуть. Уоррен прекратил урезонивать жителей, все еще толпящихся вокруг рыночного креста, и уже окидывал профессиональным взглядом царапины, ушибы и распухшую губу.
Скандал закончился так же быстро, как начался.
— Отведите Мейверса в мою приемную. Я буду там через пять минут, — распорядился Уоррен.
Ратлидж скользнул взглядом по лицам, теперь в большинстве выражающим мрачную покорность, и решил, что здесь больше не будет неприятностей. Все еще сжимая скомканный воротник Мейверса, он повел бедолагу через дорогу к приемной доктора, игнорируя его протесты. Экономка Уоррена, чопорная, в черном накрахмаленном платье, ожидала их в дверях.
— Не смейте пачкать кровью мой чистый пол! — воскликнула она, с отвращением посмотрев на Мейверса, и отправилась за водой и тряпками.
— Какого черта вы делали там, всех переполошили! — сказал Ратлидж, стоя в дверях в ожидании экономки и поглядывая на улицу.
— Я говорил этим дурням то, что они не желали слышать. Я говорил им правду. — Голос Мейверса был гнусавым из-за распухшего носа.
— Какую правду?
— Что они слишком слепы, чтобы видеть свой шанс и воспользоваться им. Что их драгоценный герой войны — пустышка. Что полковник был угнетателем трудящихся и получил по заслугам. — Он продолжал, распаляя сам себя: — Всех помещиков ждет пуля, а их земли перейдут к крестьянам. А здесь кто-то уже сделал за них крестьянскую кровавую работу.
— Я уверен, что Мэтту Уилмору не понравилось, что его назвали крестьянином, — сказал доктор Уоррен за спиной Ратлиджа, — как раз когда он купил собственную ферму и раздувается от гордости.
Экономка принесла таз с водой и гипс для носа Мейверса, но нос не был сломан, а только кровоточил.
— Держу пари, это кулак Тома Диллингема, — с удовлетворением продолжал Уоррен, смывая кровь со злобного лица Мейверса. — Он здесь нечто вроде легенды, заработал достаточно денег как боксер, чтобы купить клочок земли около Уэра. Ему тоже наверняка не пришлось по вкусу прозвище «крестьянин». Даже арендаторы Холдейнов или миссис Крайтон не стали бы терпеть такое. Крестьяне исчезли вместе с Уотом Тайлером в 1340 году или когда это было.
Ратлидж улыбнулся.
— Теперь я могу идти? — проворчал Мейверс.
Уоррен вымыл руки.
— Убирайтесь, у меня есть дела поважнее. Неблагодарный дурень!
Ратлидж вышел с Мейверсом наружу.
— Не торопитесь, — сказал он. — Я хочу поговорить с вами.
— О смерти полковника? — Мейверс усмехнулся. Его желтые, как у козла, глаза были налиты кровью. Он был мал ростом и выглядел так, словно часто болел и голодал в детстве. Но живой взгляд придавал его лицу выразительность. — Вы не можете обвинить меня в убийстве. В то утро я был здесь, в Аппер-Стритеме, читал лекцию на рыночной площади о зле капитализма. Спросите каждого, все вам это подтвердят.
Но в его голосе слышалось злорадство, заставившее Ратлиджа подумать, что дело нечисто. Мейверс был явно доволен собой и не возражал посмеяться над полицейским.
Репутация прирожденного смутьяна была ему на руку, позволяя легко скрывать под ней что угодно. Люди могли качать головой с отвращением, но их отношение давало Мейверсу возможность строить из себя дурака, не опасаясь возмездия. «Чего вы ожидали? Ведь это Мейверс!» или «Что проклятый идиот выдумает в следующий раз?». Люди игнорировали Мейверса, ожидая от него худшего и получая ожидаемое. На самом деле они видели не Мейверса, а созданный ими его образ…
— Чем вы зарабатываете на жизнь?
Застигнутый врасплох, Мейверс искоса взглянул на Ратлиджа и усмехнулся:
— Меня достаточно хорошо обеспечивает пособие.
— Пособие?
Подошел сержант Дейвис — над его верхней губой желтела горчица.
— Я разогнал эту толпу, — сообщил он. — Дурачье! Что ты натворил на этот раз, Мейверс? Инспектору следовало позволить им вздернуть тебя!
Мейверс снова ухмыльнулся:
— А вы бы разжирели без меня, кто бы еще оторвал вас от обеда?
— Беда в том, — продолжал Дейвис, не обращая на него внимания, — что они сами или их родственники побывали на войне и уважали полковника. Мейверс все уши им прожужжал, что полковник загонял бедняков в окопы, а сам спасал свою шкуру, но они-то знают лучше. Полковник ладил со всеми жителями городка, навещал их в больнице, заботился о семьях тех, кто не вернулся, и находил работу для калек. Люди помнят это.
«Деньги дешевы, — внезапно вставил Хэмиш. — Или он думал баллотироваться в парламент? Наш распрекрасный полковник!»
К счастью, его не слышал никто, кроме Ратлиджа.
Было решено доставить Мейверса домой, чтобы дать распалившимся жителям остыть, и Ратлидж вернулся в «Пастуший посох» за своим автомобилем. Перед самой дверью кто-то окликнул его:
— Инспектор?
Повернувшись, Ратлидж увидел молодую женщину на велосипеде. Ее щеки раскраснелись от езды, а темные волосы прикрывала серая шляпка с длинными фазаньими перьями, которые касались щек.
Она слезла с велосипеда и прислонила его к перилам лошадиной поилки.
— Я Кэтрин Тэррант и хотела бы поговорить с вами, если у вас есть время.
Сначала имя ничего не сказало Ратлиджу, но потом он вспомнил — это была девушка, за которой капитан Уилтон ухаживал до войны. Он пригласил ее в гостиницу и нашел тихий уголок в старомодной гостиной, где им никто бы не помешал. Ожидая, пока она сядет на один из стульев с полинявшей ситцевой обивкой, он взял другой стул и спросил:
— Чем могу быть полезен, мисс Тэррант?
Позади громко тикали высокие напольные часы, маятник посверкивал в солнечном свете из окон при каждом взмахе.
Лицо Кэтрин было таким, в какие часто влюбляются мужчины в молодости — свежим, мягким, очаровательным. Ратлидж вспомнил девушек в белых платьях с голубыми поясами вокруг талии, широкополых шляпах, прикрепленных к взбитым локонам, которые играли в теннис, ходили по стриженым зеленым лужайкам и беспечно смеялись летом 1914 года, а потом исчезли. Кэтрин Тэррант изменилась вместе с ними. В ее подбородке и рте ощущалась жесткость — признак страданий и формирующегося характера, который в итоге должен был сделать ее более притягательной, хотя и менее хорошенькой. Ее темные глаза были спокойными — в их оценивающем взгляде ощущался ум.
— Мне нечего сказать, что помогло бы вашему расследованию, — начала Кэтрин. — Я ничего не знаю о полковнике Харрисе, кроме того, что слышала. Но моя экономка — сестра Мэри Саттертуэйт, и Мэри рассказала ей о ссоре полковника с капитаном Уилтоном. Конечно, — быстро добавила она, — Мэри не должна была этого делать. Но уж так получилось — Вивиан рассказала мне. Я только хочу сказать вам, что несколько лет знаю Марка… капитана Уилтона и не могу представить, что он убил кого-то, тем более опекуна Леттис Вуд! Леттис обожала Чарлза — он был ее рыцарем в сверкающих латах, отцом и братом одновременно. А Марк обожает Леттис. Он никогда бы не пошел на такую глупость!
— Значит, по-вашему, ссора была достаточно серьезной и дает основание подозревать капитана?
Кэтрин заволновалась. Она пришла защитить Уилтона, а получалось наоборот. Взяв себя в руки, она ответила:
— Я не полицейский, инспектор, и не знаю, что важно, а что нет в расследовании убийства. Но мне кажется, ссора между двумя людьми накануне убийства одного из них — повод для размышлений. Но вы не знаете этих двоих так хорошо, как знаю… знала я.
— Тогда, возможно, вы расскажете мне о них.
— Рассказать вам что? Что никто из них не обладал жестоким характером, никто не мог повредить Леттис, никто не был человеком, способным прибегнуть к убийству?
— Все же они поссорились. И один из них мертв.
— Выходит, мы снова вернулись к тому, с чего начали, не так ли? Я пытаюсь заставить вас понять, что, как бы Чарлз ни рассердил Марка, тот не был способен причинить ему вред, тем более убить так жестоко!
