Александр Золотько - Игра втемную
И вот я уже почти час выслушиваю от Вадима разъяснения по поводу родственных связей господина Лузьева со всеми и всякими прокуратурами. Обиделся, оказывается, Игорек Лузьев на Женю Дымченко и «Еженедельник», пышет огнем и брызжет ядом. Даже извинения, предложенные ему Вадимом в приватной беседе, не смогли удовлетворить разъяренного исполняющего обязанности председателя правления банка.
– Тебе придется идти с ним объясняться! – подвел промежуточный итог Вадим. – Пойдешь, извинишься, скажешь, что мы больше не будем, а автора накажем.
– Если я к нему пойду, то в первые же пятнадцать минут разговора просто пошлю его, знаешь куда?
– Слушай, господин Заренко, ну почему ты такой конфликтный человек? Ведь сам же виноват, что не посмотрел все как следует. Ну что ты все время умудряешься наступить кому-нибудь на мозоль? Черт с ним, с банком и «Темпом», хрен с ними, с учредителями и правлением. Ты что, действительно не знал, что это за Межрегиональная ассоциация «АОП»? Ты бы хоть смеха ради поинтересовался, как расшифровываются эти три буквы.
– Поинтересовался. Ассоциация оборонных предприятий – если полностью.
У Вадима перехватило дыхание.
– И ты что, не понял, чьи интересы представляет Лузьев? Да за ним может вообще черт знает кто стоять. Днепропетровские предприятия тоже входят в эту ассоциацию. Понимаешь? Днепропетровские. Там еще один кандидат в президенты раньше работал. Тот, который на выборах потом победил.
– Ну и что? Мы написали о мелком жулике Лузьеве, так пусть теперь АОП избавляется от поганых овец с нашей помощью. И вообще, мы написали про Запорожский банк, и слово «Днепропетровск» ни разу не прозвучало. Более того, мы на Киев даже и не намекали. Мы не хищники – мы санитары леса. Наших нарождающихся капиталистических джунглей. И Женьку я в обиду не дам. Можешь сообщить Лузьеву, что это мой псевдоним, пусть все претензии предъявляет ко мне и в лигу сексуальных реформ.
Вадим минут пять молча смотрел на меня. Его руки шарили по столу, в поисках зажигалки, как я надеялся, а не чего-нибудь тяжелого. И без того достаточно яркое лицо Главного наливалось кровью. Вот сейчас его хватит удар, и на моей совести будет смерть двадцатилетнего молодого политика. Но молодой организм справился с нагрузкой. Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, Вадим встал и прошелся по кабинету.
– Яне знаю, что там происходит с Лузьевым. Я не знаю, что конкретно за всем этим стоит, но я знаю, кто заинтересовался этим вопросом, и мне не очень весело. И я даже не могу себе представить, кто тут может нам помочь. У меня есть подозрения, что мои неприятности будут детскими игрушками по сравнению с неприятностями Дымченко и твоими, если дело не удастся замять.
Мне стало немного не по себе. Очень уж славная неделька началась. Я видел Вадима в разных ситуациях – и трезвого, и пьяного, и веселого, и злого, но мягко говоря, встревоженного – в первый раз. Собственно, так бодро в этой истории я держался только из-за того, что так испугался вчера. Нужно же чем-нибудь компенсировать душевные разочарования. А тут выходит, что неприятностей может быть и больше, чем предполагалось накануне. Правда, шанс у нас есть.
– Слышишь, Вадим, по-моему, есть на свете человек, который может нам помочь. Во всяком случае, он не захочет раздувать эту историю и дальше.
– Кого это ты имеешь в виду? – насторожился Главный и уселся снова в свое кресло. Сигаретка уже торчала у него во рту, но зажигать ее он не торопился. А может быть, просто забыл.
– Когда Женька приволок мне статью из Запорожья, там было на одну фамилию больше. Но как умный и опытный политик, я эту фамилию похерил.
Насчет политических мыслей я врал самым бессовестным образом. Просто окунать в дерьмо выскочку из бывших молодых ученых, молодых комсомольских работников и бывших политических бойцов – это одно, а вот чтобы сцепиться как следует с этим товарищем…
– В общем, я не стал упоминать Бориса Лазаревича Фрейдмана из объединения «Электрон» в Грибове. А он, во-первых, один из членов правления «Скарба», во-вторых, президент АОПа, а в-третьих, вот он наверняка близко знаком с ребятами «наверху». Что бы там ни говорили, а он все еще продолжает работать на космос, как бы мало не был нужен космос нынешней Украине.
Вадим наконец закурил свою сигарету, помолчал, потом резко встал и сказал:
– Пойдем в коридор, покурим.
Я, ко всем своим недостаткам, не курю, но постоять и подышать чужим дымом иногда приходится.
За окном сыпал снег, тусклый февральский день не вызывал никакого желания гулять по виднеющемуся невдалеке парку, но народу на площади было много. Меня всегда поражало, сколько народу у нас шастает по улицам в самый разгар рабочего дня.
– Что ты собираешься сказать Фрейдману?
– Ну, для начала я вспомню, что мы с ним заочно знакомы. Мне довелось летом восемьдесят девятого поработать старшим вожатым в их заводском пионерском лагере, а у Фрейдмана день рождения в июле. Так что, почетную обязанность организовать детское приветствие в стихах возложили на меня. Если надо – я ему процитирую пару куплетов. Вспомнит.
– Ну, а потом?
– А потом я попрошу его прокомментировать все происходящее в «Скарбе» и в АОПе, особо уперев на то, что многие вещи мы не пустили в печать из личного уважения к нему, Борису Лазаревичу. Я думаю, что он столь тонкий намек поймет. Мужик умный.
В этом как раз никто, мало-мальски знавший Фрейдмана, не сомневался. Стать заместителем Генерального директора объединения «Электрон» в 1983 году мог далеко не каждый, и уж совсем не каждый еврей мог вообще попасть на работу в «Электрон». Грибов – заводской и научный центрик, затерялся в сорока километрах от нынешней украино-российской границы. Генеральным в то время был Николай Петрович Егоров, генерал-лейтенант, дважды Герой Соцтруда, депутат Верховного Совета СССР, член-корреспондент Академии наук Украины.
А вторым человеком после Егорова на предприятии, создававшем начинку для практически всех советских космических аппаратов, умудрился стать Борис Лазаревич Фрейдман.
Ходил тогда среди информированных людей анекдот о том, как сын Фрейдмана попытался после института поступить на «Электрон» в расчете, по-видимому, на неплохую карьеру под папиным прикрытием. В отделе кадров ему просто объяснили, что люди такой национальности у них не работают. «А как же мой папа?» – вскричал Фрейдман-младший. «А он не еврей, – спокойно ответил кадровик. – Он Фрейдман».
И вот, когда Егоров ушел по болезни на пенсию, Фрейдман стал Генеральным. Так что, ума ему не занимать.
– Ну, значит, так и решим – ты идешь к Фрейдману, если, конечно, сможешь получить его согласие навстречу. А я тут постараюсь решить вопрос с Лузьевым по своим каналам.
Вот на этой оптимистической ноте нас и прервали.
Открылась дверь, и в редакцию вошел Женька Дымченко. Можно было попытаться описать его выражение лица, но проще было сказать, что он весь был живым воплощением потрясения.
Вадим повернулся к Женьке, бросил окурок в ведро возле окна и, как о чем-то само собой разумеющемся, поинтересовался:
– Ну что, поговорил с Лузьевым?
Вместо ответа Женька судорожно сглотнул.
– Ну, пошли в кабинет, – сказал Вадим, – поговорим.
В кабинете Женька и поведал печальную историю своей встречи с исполнительным директором АОП Игорем Аркадьевичем Лузьевым.
В пасть к тигру Женьку направил, естественно, Главный. Еще до разговора со мной он отловил Дымченко и приказал немедленно явиться в штаб-квартиру АОПа, благо она расположена в десяти минутах ходьбы от нашей редакции.
Принимали Дымченко сразу два героя статьи – Лузьев и его зам, господин Антонов. Выдав список претензий, Лузьев потребовал разъяснений – откуда такие клеветнические измышления поступили к журналисту? Женька вначале своего канала не выдавал, но, прижатый к стенке напором Лузьева и собственной мягкостью, предъявил господам предпринимателям схему взаимоотношений в банке, начерченную собственноручно бывшим однокурсником Дымченко по военному училищу, а ныне одним из служащих «Скарба». Женька втайне от Вадима с моего неофициального разрешения ездил на неделю в Бердянск к родителям, а потом, по дороге назад, заехал к приятелю в Запорожье. Вот там, за бутылкой чая, и родилась мысль о злополучной статье.
«Это не доказательство!» – вскричал Лузьев. – «Мы думали, что у вас есть какие-нибудь документы, а не эта писулька». Да они нас всех в суд, они нас по стене размажут, они свое имя не позволят марать. «Но вы же нарушили закон с этими кредитами», – робко заикнулся Женька. Но все было совершенно напрасно. Вот в разгар этого разговора и прозвучала сакраментальная фраза господина Лузьева: «Мы с тобой еще встретимся!» Не было у него диктофона, как жаль, что не было! Наши орлы-журналисты не могут позволить себе приобретение такой роскоши, а «Еженедельник» их предпочитает не баловать.
