Фридрих Незнанский - Волга впадает в Гудзон
— «Клин»?.. — севшим голосом переспросил Томилин.
— Да… Специальный маленький снайперский автомат, если не знаете, вещь дорогая и своего рода уникальная, даже для спецназа он пока новинка. Прицельный огонь им можно вести с расстояния в сто пятьдесят метров. В случае с Мансуровым оно было немного меньше, около ста двадцати.
— Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, что за этим отвратительным убийством стоят люди либо глубоко профессиональные, то есть способные, не оставляя за собой явных следов, раздобыть такой автомат. Либо очень богатые — из тех, что в силах оплатить расходы по его раздобыванию…
— Вы полагаете, — Томилин откашлялся и заговорил ровным, бесцветным голосом, — что подобная угроза висит и надо мной тоже?..
— А вы собираетесь лететь в Штаты на этот процесс в одиночестве? Несмотря на гибель Мансурова?
— Разумеется! — Он снова сверкнул глазами. — Если бы я решил иначе, Ренат бы мне этого не простил!
— Что ж… В таком случае вам есть смысл, пока идет наше расследование, усилить заботу о своей безопасности…
6
Главврач 17-й психоневрологической больницы Илья Борисович Рубинштейн внешне был типичнейшим профессором медицины, какими изображали их когда-то, когда Володя Дубинский был еще школьником, в книжках про самоотверженных и добрых докторов, свято следовавших клятве Гиппократа. Темный, с проседью, ежик на голове, густые усы того же окраса, умненькие, смеющиеся глаза за толстыми стеклами очков. Смешинка пряталась и в упомянутых усах. Словом, эдакий «доктор Чехов» на одном из лучших его портретов.
Дубинского и Игоря Калину, заявившегося в больницу на пару со следователем, решившим разобраться в ситуации лично, Илья Борисович встретил спокойно и доброжелательно. Бумаги, в соответствии с которыми его особый пациент, Николай Иванов, был отпущен из больницы на семь дней, он приготовил заранее, и сейчас, сидя в небольшом, уютном кабинете главврача, Игорь, пока Владимир Владимирович задавал Рубинштейну первые вопросы, изучал их самым внимательным образом. От Дубинского не укрылось, что на физиономии Калины, читавшего документы, все отчетливее прорисовывалось недоумение.
— Вы же понимаете, — с мягкой улыбкой на лице говорил между тем доктор, — что таких пациентов кому попало мы на поруки и на сутки — не то что на неделю — не выдаем…
— Каких — таких? — поинтересовался Дубинский, все еще не получивший ответа на свой запрос по отпечаткам пальцев Иванова.
— Таких, как Николай, фактически отбывающих здесь свой срок… Он действительно болен, приступы агрессии у него врожденные, так же как и олигофрения… Если не ошибаюсь, это уже второй э-э-э… инцидент, во всяком случае на моей памяти. Так же как и в первой раз, Иванов кинулся на человека с ножом — слава богу, не убил, но ранил достаточно тяжело.
— Володя, глянь… — Игорь Калина протянул Дубинскому два скрепленных степлером листа бумаги, прерывая его беседу с врачом.
Дубинский поморщился, но документ все-таки взял и почти сразу понял, что именно вызвало недоумение оперативника. В руках следователя оказалось подписанное, снабженное всеми необходимыми печатями и составленное по всей форме постановление ОРБ ГПУ МВД о необходимости проведения с заключенным Ивановым ряда следственно-оперативных мероприятий, а также в связи с необходимостью дать ему возможность захоронить собственную мать, Иванову Любовь Степановну, и в виду перечисленных обстоятельств — освободить имярек на семь суток под расписку подполковника МВД Степанова Дмитрия Ивановича…
Аккуратный и предусмотрительный доктор не только лично изучил удостоверение, предъявленное подполковником, но и догадался отксерить его. В итоге Дубинский с Калиной получили возможность собственными глазами прочесть, что означенный подполковник является заместителем начальника отдела по борьбе с коррупцией в органах власти ОРБ ГПУ МВД по Юго-Западному округу Москвы.
После довольно тяжелой паузы, повисшей в кабинете главврача, заговорил Владимир Владимирович:
— Скажите, пожалуйста, доктор… Что именно подвигло вас на то, чтобы отксерить удостоверение Степанова? Вам что же, показалось, что оно может оказаться поддельным?
— Боже упаси! — улыбнулся Рубинштейн. — Я, знаете ли, в таких тонкостях не разбираюсь и подлинник от подделки вряд ли отличу. Просто, когда речь идет о таких пациентах, как Николай Иванов, излишняя осторожность никогда не помешает. Судя по всему, в данном случае ваш визит к нам это подтверждает.
Он усмехнулся так искренне, словно все это время едва сдерживал смешок. Хотя, что уж такого веселого углядел Илья Борисович во всей этой истории, понять было решительно невозможно.
— А сами вы, когда услышали о покушении на Мансурова… Вам не пришло в голову, что это может быть связано с вашим пациентом?
— Кто сказал, что я об этом слышал? — Рубинштейн продолжал улыбаться. — Услышать что-либо нынче можно исключительно по телевизору, а я, голубчик, смотрю его раз в год по чистой случайности, спец по просмотру телепрограмм у нас исключительно баба Сима… Правда, я не совсем понимаю, почему она, прежде чем отправляться к вам, не обратилась ко мне… Впрочем, нет, это я зря: в тот день, если не ошибаюсь, я почти до самого обеда был в Минздраве, так что… К слову сказать, баба Сима за Иванова страшно волнуется, все спрашивает, когда же его нам вернут…
Илья Борисович вопросительно посмотрел на Дубинского, в его взгляде снова запрыгали смешинки, отчего Володя почувствовал раздражение. «Нет, верно говорят, что все психиатры сами психи…» — подумал он и покачал головой.
— Мы приехали к вам еще и в этой связи тоже, — заговорил Игорь. — По причине открывшихся обстоятельств допрос Иванова мы обязаны провести в присутствии его лечащего врача… А лично от вас, Илья Борисович, нам понадобится, возможно, словесный портрет подполковника Степанова — в случае если его документы и впрямь фальшивка… Лично я, — Калина повернулся к Дубинскому, — так и думаю!
— Николая вел лично я, — задумчиво произнес Рубинштейн. — В данный момент я как раз работаю над диссертацией по поводу агрессивных проявлений у больных олигофренией. Когда вы намерены проводить допрос Иванова?
— Чем быстрее — тем лучше, — сказал Дубинский.
Доктор заглянул в свой блокнот, лежавший на столе, сверил его с перекидным календарем, исчерканным неразборчивым угловатым почерком, и, наконец, кивнул:
— Если вас устроит сегодняшняя вторая половина дня, я готов. Вероятно, мне придется к вам подъехать?
— Запишите адрес и время — скажем, четырнадцать тридцать…
Покинув Семнадцатую больницу, Калина с Дубинским разъехались в разные стороны: Игорь отправился на Юго-Запад Москвы разыскивать подполковника Степанова, Владимир отправился к себе.
В прокуратуре его ожидали сразу две бумаги, имевшие непосредственное отношение к делу. Одна из них, из архива МВД, сообщала, что на его запрос по отпечаткам пальцев получено следующее заключение: отпечатки абсолютно идентичны пальчикам некоего Иванова Николая Степановича, который в настоящий момент отбывает срок по статье…
Читать дальше Дубинский не стал. «Еще бы к Новому году проснулись!» — буркнул он и перешел ко второму документу. И здесь его ждал настоящий сюрприз, можно сказать двойной!
Прежде всего сестра Игоря Калины сработала на все сто: сроки, в которые была проведена химико-биологическая, а также техническая экспертиза кинжала, для медлительной экспертной системы попахивали фантастикой. Но главное заключалось в другом: на лезвии кинжала был обнаружен опаснейший и редкий яд — рицин (длиннющая формула и химические характеристики его приводились, но Дубинский их пропустил). Мало того — «ножичек» оказался с отвратительным на взгляд Владимира секретом: баллончик для яда находился непосредственно в рукоятке кинжала и выпускал свое смертоносное содержимое в тело жертвы в момент удара…
Еж твою мать!.. — выругался Дубинский и на мгновение даже зажмурился. Получалось, что в момент первого покушения Мансурова спасло чудо: если бы лезвие задело Рената Георгиевича даже слегка, дело завершил бы рицин. Вот уж поистине — от судьбы не убежишь. Очевидным было и то, что несколько миллиграммов яда стекли по желобку в момент удара кинжала об пол — древний механизм, судя по всему, работал как часы.
— Это что же получается? — пробормотал Дубинский и, выйдя из-за стола, нервно прошелся по кабинету. — Получается, тот, кто подсунул Иванову орудие убийства (в том, что кто-то и впрямь подсунул, сомнений не возникало), ой как непрост. Дай-то бог, чтобы подполковник Степанов отыскался и сообщил, например, что во время следственного эксперимента Иванов сбежал… Тьфу, что я несу?! Это еще хуже — тогда и вовсе никакого следа не останется.
