Питер Джеймс - Мертвое время
Правда, вернулись вызванные стенокардией боли в груди; теперь они беспокоили все чаще и чаще. Семейный доктор рекомендовал завязать с выпивкой и курением, но разве, черт возьми, теперь это важно? Гэвин Дейли сунул под язык таблетку нитроглицерина, подождал, пока та рассосется, и вновь раскурил сигару. Он знал толк в искусной работе, а эти часы отличались особенной красотой. Их квадратный корпус, с изящной маркетри и золотой инкрустацией, являл собой шедевр гравировки, а их ход, с единственным молоточком, бьющим по большому латунному гонгу, оставался совершенным. Конечно, они никогда уже не покажут время столь же точно, как какие-нибудь нынешние кварцевые, которые можно купить за несколько фунтов, но фишка ведь не в этом.
Он слегка подкорректировал длину маятника, после чего отложил инструменты в сторону. Устал, и голова почти не работала. Прошлой ночью он практически не сомкнул глаз, так тяжело было на душе. Давило горе. И осознание полного одиночества.
У него было все. Этот прекрасный дом, вилла на мысе Ферра на Французской Ривьере, за которой присматривали круглый год, но ирония судьбы заключалась в том, что все это теперь не имело для него значения. Он мрачно уставился через подъемное окно в темноту. Все вокруг в этой обитой дубовыми панелями комнате напоминало о прошлом. Черно-белая фотография его суровой, набожной тетушки Уны, вырастившей их с сестрой. Чуть далее — ряд вставленных в рамки фотографий отца, Брендана Дейли.
На одном, юношеском, снимке был изображен надвигающийся на камеру крупный парень в костюме-тройке, белой рубашке, черном галстуке и лихо сдвинутой набок соломенной шляпе; по бокам от него стояли двое других членов банды «Белая рука»: Мик Поллок — позднее, после того как из-за гангрены вследствие огнестрельного ранения ему отняли ногу, известный как Культяшка Поллок — и Эйден Бойл. Двое из тех, чьи имена были написаны на обратной стороне первой страницы газеты «Дейли ньюс» от февраля 1922 года с рассказом об убийстве его матери и похищении отца. Газеты, которую он получил много лет тому назад от паренька-посыльного на 54-м причале.
Рядом висела фотография отца в купальных трусах, сделанная на Брайтон-Бич в Бруклине. Он ухмылялся; черные как смоль волосы растрепаны, на шее — серебряный кролик на цепочке. Цепочка, как однажды сказала Гэвину тетя, принадлежала его деду, который в 1880-х был одним из лейтенантов в нью-йоркской банде «Мертвые кролики», тоже состоявшей исключительно из ирландцев. На следующем снимке отец, стильно одетый, был в котелке.
Он услышал стук, потом дверь позади него открылась. Пришла Бетти, его верная домоправительница, всего на пару лет младше.
— Вы так и не притронулись к ужину, мистер Дейли, — проворчала она.
Не оборачиваясь, он поднял руку, признавая сей факт.
— Тогда я уношу тарелки. Не желаете выпить чего-нибудь горячего или еще что-нибудь, пока я не легла?
— Нет, спасибо. Я жду посетителей, но сам им открою.
Пожелав спокойной ночи, она прикрыла дверь.
В доме стало мрачно и пустынно после того, как умерла Рут, его вторая жена. Напротив него стояла фотография в рамке, сделанная уже давно, когда ей было под сорок, а ему около пятидесяти пяти. Камера запечатлела их на террасе на юге Франции, на фоне лазурной глади Средиземного моря. Ирландка, как и его первая жена Шинед, она тогда была рыжеволосой красавицей, но, в отличие от Шинед, хранила верность — в этом он не сомневался — все то время, что они были вместе. Шинед, мать его сына, умерла от передозировки снотворного после многих лет беспробудного пьянства и любовных интрижек. Ее фотографий в этом доме не было. Достаточно и того, что о ней напоминал их сын Лукас.
Одно время Лукас пытался убедить его переехать в дом престарелых, но он не хотел даже слышать об этом. Ему нравилось это место, и он еще помнил, как думал, когда покупал особняк много лет тому назад, что отец гордился бы им. По правде сказать, не все свои деньги он заработал честным путем, но разве в мире антиквариата есть кристально честные люди? Он был игроком в брайтонском антикварном кругу, мухлевал с ценами на аукционах, а однажды — мысль об этом и сейчас вызывала у него улыбку — на крупных загородных торгах даже запер известного лондонского дилера в туалете, чтобы не допустить его к торгам.
В другой раз, задолго до того, как появилась спутниковая связь, он и его знакомые, брайтонские торговцы антиквариатом, вечером накануне одного из крупнейших в округе загородных аукционов переставили все дорожные знаки, чтобы никто из ведущих лондонских дилеров не смог добраться до места проведения торгов.
Он взглянул, уже с нетерпением, на экраны камер наблюдения, показывающие фасад дома и подъездную дорожку, — вот-вот должен был появиться черный «ренджровер» сына. Лукас унаследовал от матери дурные гены. Дрянной сын, он мало того что не окончил школу и оказался не в состоянии поддержать семейный бизнес, так еще и парочку раз лишь чудом не угодил за решетку за избиение и торговлю наркотиками. Гэвину было жаль жену сына, вполне достойную женщину, которая, на его взгляд, заслуживала мужчины получше.
Выпив еще немного виски, он вновь раскурил сигару и обвел взором комнату, в которой принимал самых важных покупателей и где проводил в последние дни большую часть времени. Комната была обставлена так, чтобы производить впечатление, наводить на мысль об образованном, культурном человеке, аристократе, теперь лишь курировавшем то, что было унаследовано им от предков и чему предстояло перейти уже к его наследникам.
Вот только Гэвин Дейли не унаследовал ничего. Каждая вещь в этой комнате, как и почти все в этом прекрасном доме, была им тщательно отобрана и приобретена с одной-единственной целью: впечатлять таких же, как и сам он, тех, кто готов тратить внушительные суммы на антиквариат и открывать крупные торговые дома в Америке, Японии, а в последнее время и в Китае, дабы выглядеть людьми с отменным вкусом.
Два больших, обтянутых красной кожей дивана в стиле «честерфилд». На дорических постаментах — бюсты некоторых из его знаменитых соотечественников: Оскара Уайльда, Джорджа Бернарда Шоу, Уильяма Батлера Йейтса, Дж. М. Синга, Джеймса Джойса и Т. Э. Лоуренса, чей отец был ирландцем и чьими произведениями он восхищался. От стены до стены — книжные шкафы, заполненные томами в кожаных переплетах. Днем из окна открывался чудесный, в обрамлении итальянских кипарисов, вид на пышные сады, окаймленное статуями декоративное озеро и зеленевшие вдали холмы южного Даунса.
Он вытащил из ящика стола книгу в темно-красном кожаном переплете и раскрыл ее. Внутри обнаружилась пожелтевшая, почти истлевшая страница из «Нью-Йорк дейли ньюс» от февраля 1922 года в прозрачном пластиковом конверте.
Не было дня в его жизни, когда бы он не смотрел на эту страничку из газеты и на имена и цифры на ее обратной стороне. Четыре имени, наполнявшие его всепоглощающей ненавистью каждый раз, когда он их видел.
Фергал Килпатрик. Мик Поллок. Эйден Бойл. Киллиан Креган.
Люди, которые, как сказала полиция тете, вошли в родительский дом, вломились в его комнату и ослепили его светом фонариков. Наполнили его спальню запахом спиртного и пота.
Люди, которые убили его мать и увели с собой его отца.
Все они давным-давно мертвы. Но осознание этого не приносило ни утешения, ни удовлетворения. Лишь сожаление. Глубокое сожаление оттого, что он так и не вернулся в Америку многие годы назад и не разыскал их, когда они были еще живы. А теперь слишком поздно.
Он часто пробивал их по Гуглу. Все имена были там, имена лейтенантов Дикого Билла Ловетта, который взял на себя руководство бандой «Белая рука», контролировавшей порты Манхэттена и Бруклина, после убийств главаря, Динни Миэна, а затем и следующего в их иерархии, Брендана Дейли.
Его отца.
Он долго изучал высветившиеся на экране компьютера ненавистные лица. Культяшка Поллок умер первым, был застрелен в баре в ходе одной из уличных войн, и убийц его так и не нашли.
Остальные трое сгинули, растворились в дымке времени. Их фамилии бесчисленное количество раз всплывали в интернет-поисковиках наряду с именем самого Дейли.
«Старцам вашим будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения».
Тетя Уна, увезшая их с сестрой в Ирландию, была глубоко верующей женщиной. Она читала им отрывки из Библии на протяжении всего путешествия из Нью-Йорка, а потом и каждый вечер их прошедшего близ Дублина детства.
Сам он к религии остался равнодушен, но вот насчет этого Книга пророка Иоиля была права. Юношей он имел множество видений, теперь же ему снились только сны. Он поднял глаза на бюст Лоуренса Аравийского. Одна цитата из книги этого великого человека, «Семи столпов мудрости», стала его мантрой на всю жизнь.
Мечтают все: но не одинаково. Те, кто по ночам грезит на пыльных чердаках своего ума, просыпаются днем и обнаруживают, что все это было тщетой; но те, кто мечтает днем, опасные люди, ибо они могут проживать свою мечту с открытыми глазами, воплощая ее.
