Хьелль Ола Даль - Человек в витрине
– Дедушка умер, – повторил Беньямин, глядя на отца огромными круглыми глазами. – Совсем умер!
– Да, – ответил Есперсен, снова заговорщически подмигивая двоим полицейским. – Так ты покажешь папе свою монету?
Мальчик покачал головой.
– Покажи!
– Нет. – Беньямин покачал головой.
– Думаю, на сегодня у нас все, – сказал Гунарстранна, обращаясь к Франку Фрёлику.
– Ты отдашь папе монету?
– Не-ет! – завизжал малыш. Голосоку него был пронзительный, как вой электропилы.
В глазах Есперсена зажглись зловещие огоньки.
– Ну-ка, давай сюда! – Он снова схватил сынишку за руку.
– Нет! – так же пронзительно завопил тот. – Глупый папка!
– Дай сюда! – резко потребовал отец, хватая малыша за руку и по одному разжимая пальцы.
Мальчик отчаянно вырывался. Пальчики у него побелели, он заплакал. Попробовал выдернуть руку. Из его ладошки на пол выпало что-то похожее на брошку или булавку для шляпы.
– Ш-ш-ш, тихо! – прикрикнул на сынишку Есперсен и снова заулыбался: – Оказывается, никакая у тебя не монета! Это не деньги!
Карстен Есперсен поднял с пола значок и показал его сынишке. На потемневшем металле был едва заметен какой-то непонятный орнамент.
Мальчик перестал плакать и вытер глаза.
Гунарстранна и Фрёлик переглянулись.
– Отдай! – закричал мальчик и потянулся к значку.
Карстен Есперсен моментально отдернул руку и расхохотался, отчего у него задергался подбородок. Малыш снова истошно завопил.
– Ну на, забирай! – раздраженно крикнул отец, протягивая сынишке руку.
Мальчик шмыгнул носом и схватил значок. Карстен Есперсен встал и вопросительно посмотрел на полицейских:
– Пойдемте?
На обратном пути Гунарстранна остановился перед большим застекленным шкафом, в котором виднелись корешки книг в синих и коричневых кожаных переплетах. Есперсен остановился рядом и стал ждать. Беньямин высунулся из-за ближайшей двери.
Фрёлик тоже стоял и смотрел на маленькие белые фигурки в застекленном настенном шкафчике. Сначала ему показалось, что в фигурках нет ничего особенного, но, вглядевшись, он мысленно ахнул. Китайские статуэтки оказались самой настоящей порнографией. Тщательно вырезанные мужчины и женщины занимались изощренными сексуальными играми, показанными во всех подробностях. На обычном сексе дело не заканчивалось. Одна статуэтка изображала совокупление женщины с зеброй, другая – с черепахой. Еще двое улыбающихся мужчин, сплетясь в объятиях, увлеченно мастурбировали. Все действия были показаны настолько подробно, что ничего не приходилось домысливать, а такой искусной работы Фрёлик в жизни не видел.
– Боже мой! – негромко воскликнул он.
Карстен Есперсен смерил его снисходительным взглядом.
– Коллекционные экземпляры, – со вздохом пояснил он и добавил: – Слоновая кость. А одна статуэтка, между прочим, вырезана из рога носорога.
– Они старинные?
– Конечно. – Есперсен подошел к шкафчику и показал на женщину с черепахой: – Например, вот этой уже тысяча лет.
Франк Фрёлик внимательно посмотрел на Карстена. Тот стоял скрестив руки на груди; его лицо снова задергалось. Видимо, он досадовал, потому что гости все не уходили.
– И что они все символизируют? – спросил Фрёлик.
– Что, простите?
– Какой в них смысл?
Есперсен всплеснул руками:
– Это же произведения искусства! От них нельзя требовать никакого смысла!
– Но сюжеты, согласитесь, не слишком обычны, – не сдавался Фрёлик. Он показал на женщину с черепахой: – Неужели они все-таки ничего не символизируют?
Есперсен потерял терпение:
– Ничего они не символизируют! Либо вы считаете их красивыми, либо нет.
Франк снова посмотрел на статуэтки. Да, красивые… и своеобразные, никаких сомнений. Сексуальность подавалась в них с юмористическим оттенком. Видимо, их создатели хотели показать красоту человеческого тела, которая не теряется даже при самых немыслимых позах и в самых неестественных сочетаниях. Статуэтка из рога носорога, которую показал Есперсен, представляла собой молодых атлетов, увлеченно занимавшихся групповым сексом. Они с самым довольным видом сплелись в позе, немыслимой с точки зрения физиологии. Фрёлик вздохнул и подумал: «Как, оказывается, я еще мало знаю о Китае!»
– Они ваши? – спросил он у Есперсена.
– Нет, они принадлежат этому дому.
– Они дорого стоят?
– Конечно.
– Сколько примерно?
В комнату заглянула женщина среднего возраста. Фрёлик отошел от шкафа.
– Вот ты где, – обратилась она к Есперсену. – Пожалуйста, присмотри за своими детьми, я не могу… – Заметив полицейских, она остановилась, не договорив.
Гунарстранна поспешил представиться:
– Инспектор Гунарстранна. Отдел убийств.
Ингрид Есперсен пожала ему руку. Фрёлик заметил, что хозяйка дома когда-то была настоящей красавицей и до сих пор неплохо выглядит, хотя на лице уже проступили едва заметные морщинки и складочки. Несколько секунд Фрёлик не мог решить, что делает ее такой привлекательной – ее чистое лицо под модной стрижкой или фигура и потрясающие ноги. Наверное, последнее, решил он, ее тело. Спина у нее стройная, как у школьницы. И платье выгодно облегает все нужные места.
Есперсен собирался что-то сказать. Но Гунарстранна его опередил:
– Ингрид Фольке-Есперсен?
Женщина кивнула.
– Примите наши соболезнования.
Она снова кивнула и хладнокровно посмотрела в глаза инспектору – своему ровеснику. Франк заметил, что Гунарстранна не выпустил ее руки.
Фрёлик шагнул вперед и тоже представился:
– Франк Фрёлик.
– Мы как раз собирались уходить, – словно успокаивая вдову, пояснил Гунарстранна. Но та не слышала, что он говорит. Оба полицейских следили за ее взглядом. Она в упор смотрела на Карстена Есперсена, и глаза ее наполнялись слезами.
– Карстен, – тихо и жалобно прошептала она.
В ее почти неслышных словах угадывалось отчаяние. Она не сводила взгляда со своего пасынка; тому, видимо, стало не по себе. Карстен и без того с трудом держал себя в руках. Ингрид, наоборот, не стремилась сдерживаться. Карстен Есперсен очутился в центре всеобщего внимания: мачеха и полицейские пристально смотрели на него. Все словно ждали от него каких-то важных слов.
– Вот он, – Есперсен указал на Гунарстранну, – заметил твоего Теккерея.
Три головы повернулись к инспектору. Гунарстранна по-прежнему задумчиво смотрел на вдову и ее пасынка. Наконец он соизволил нарушить молчание.
– Совершенно верно, – кивнул Гунарстранна и повернулся к застекленному шкафу: – Собрание сочинений неполное. Не вижу «Барри Линдона».
– Мне всегда казалось, что фильм лучше книги, – ответила Ингрид Есперсен с порога.
В комнате снова повисло неловкое молчание. Все молча смотрели на вдову. В конце концов та решила продолжить:
– Да, вы правы. «Барри Линдона» в самом деле недостает. К большой досаде Рейдара. Он, знаете ли… был перфекционистом и никак не мог взять в толк, что я собираюсь довольствоваться неполным собранием…
– У вас найдется пара минут? – спросил инспектор Гунарстранна.
– Самому Рейдару вечно не хватало времени на чтение, – продолжала Ингрид, видимо забывшись.
Атмосфера в комнате незаметно изменилась. Напряженность, возникшая с приходом вдовы, постепенно исчезла.
– Мне сейчас не очень хочется разговаривать, – прошептала Ингрид. – Я очень устала. Прошлую ночь почти не спала.
– Мы можем вернуться завтра, – предложил Гунарстранна. – Правда, нас интересуют всего два вопроса. Ваш муж вчера ложился спать?
Ингрид покачала головой:
– Я проснулась, когда сообразила, что его нет… наверное, так. Чтобы заснуть, я приняла снотворное.
– Когда вы вчера легли спать?
– От одиннадцати до половины двенадцатого…
– Вы звонили… – Гунарстранна мотнул головой в сторону Есперсена.
– Да, – ответила Ингрид. – Ночью, после того как проснулась. Но Карстена дома не оказалось.
Ингрид и Карстен Есперсен стояли и смотрели друг на друга в упор.
– Я спал, – нехотя буркнул Карстен.
– Я так и поняла, – ответила она. Глаза у нее заблестели, губы задрожали. Ей, видимо, хотелось сказать что-то еще, но она не решалась.
Молчание нарушил Гунарстранна:
– Зачем вы звонили?
– Испугалась, когда не увидела в спальне Рейдара.
Инспектор окинул вдову внимательным взглядом.
– Вы услышали внизу шум?
– Сама не знаю, – ответила она.
Так как Гунарстранна промолчал, ее слова как будто повисли в воздухе. Инспектор сплел пальцы рук за спиной и стал ждать, но продолжения так и не услышал. Ему пришлось уточнить:
– Вам показалось, что вы услышали какой-то шум?
– Сама не знаю, – повторила вдова, опуская голову и сосредоточенно вычищая грязь из-под ногтя. Кисти руку нее были маленькие, белые; тонкие пальцы казались еще тоньше благодаря массивным кольцам. Лак на ногтях, ярко-красный, почти облупился. – Я испугалась, – рассеянно добавила она. – Не понимаю, что на меня нашло.
