Эдуард Хруцкий - Служебное расследование

— Почему?

— Да потому, что он приходит с годами.

— Не всегда.

— Вы оптимист, Женя. Итак, у вас свидание.

— Именно. Только не говорите завлабу.

— Какому, Женя? Последний раз Геннадия Петровича Мусатова я наблюдал мельком на прошлой неделе.

— А вдруг принесет нелегкая. Я в книге-то записался. Лев Миронович поднял руку.

— Благославляю.

— Аминь! — Уже на бегу весело крикнул Звонков.

— Клавдия Степановна, — сказал Логунов, — вы, пожалуйста, вспомните, когда этот человек Игорю звонил.

Они сидели на кухне и пили чай из большого пестрого чайника. И вся кухня была как этот чайник. Чистенькая, пестрая, веселая.

— Я, Борис Николаевич, не припомню точно. Но по телевизору «Спокойной ночи, малыши» показывали. Я музыку услышала.

— А по какой программе?

Клавдия Степановна поставила чашку, подумала.

— Я всегда по второй смотрю…

— Значит было ровно двадцать часов.

— Точно. Я еще думала, уйдет он до программы «Время» или нет.

— А что потом было?

— Ну, грузинец этот трубку положил. И говорит: «Нет его, мамаша. Позвольте, я ему посылку оставлю». Я открыла дверь Игоря. Он туда зашел, свет зажег. А через минуты две вышел. Сказал спасибо и ушел.

— Что у него было в руках?

— Так у него с собой сумка была.

— Что потом?

— Вышел он, сумка уже пустая. Поблагодарил и ушел.

— Клавдия Степановна, вы узнаете этого человека? — Логунов положил на стол фотографию Гурама Тохадзе.

— Он это! Он…

На часах уже было три двадцать, а Звонков все ходил возле кинотеатра «Новороссийск». Вон девушка, высокая, блондинка, из такси вышла.

Женя дернулся. Нет. Это не Лена.

За окнами, плотно забранными решетками, отцветали магнолии. Субтропики за окнами. Осенние, прекрасные субтропики.

А в маленькой комнате двое ребят. Модные такие ребята. Поглядишь и скажешь, на артистов эстрады похожи. Только торчат из-под пиджаков пистолетные кобуры, да видны тяжелые сейфы за их спинами.

Зазвонил телефон. Длинно-длинно. Так обычно межгород вызывает.

— Лакоба, — поднял один из ребят трубку. — Здравствуй, Боря, здравствуй, дорогой.

Он закрыл ладонью трубку и сказал соседу:

— Логунов из МУРа…, да… Слышу, Боря. Когда отдыхать приедешь? Ждем тебя с Ревазом… Конечно, знаю… Да кто в Батуми этого Тохадзе не знает… Телеграмма… Понял… Сделаем, Боря… Жди…

А Женя Звонков стоит у кинотеатра с ненужным букетом. Проходят мимо люди. Две девушки пробежали, поглядели е. улыбкой.

Лены все не было.

Пожилая женщина вышла из квартиры, заперла дверь. Уже было совсем спустилась к лифту, как что-то вспомнив, — опять поднялась и остановилась у дверей Желтухина.

— Степан Федорович, — крикнула она. — Степан Федорович! Не услышав ответа, нажала на кнопку звонка. Подержала немного, потом толкнула дверь. И она открылась.

— Степан Федорович,…

Желтухин лежал в коридоре лицом вниз, вокруг головы растекалось темное пятно.

— А-а-а!

А Женя Звонков ждет. Он стоит здесь уже третий час, надеясь на чудо.

У дома Желтухина остановилась милицейская машина. Вылезли оперативники, выпрыгнула из кабины большая серая овчарка.

Женя Звонков медленно идет переулками к улице Чаплыгина. Начинает смеркаться. Он доходит до знакомого дома, достает сигарету, закуривает. Решил Лену ждать здесь.

Зазвонил телефон, и Логунов снял трубку.

— Так… Так… Спасибо, Дато… Что делает?… Живет в номере люкс в «России»… Вот как попал, не знаю. В Москве командировочные на вокзалах спят, а «деловые» в люксах. Такова жизнь. Спасибо, Дато… Ты очень помог.

Борис Логунов вошел в почтовое отделение. Огляделся. Никого. За барьером читает книгу хорошенькая девушка.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — девушка подняла голову.

— Вы не помните, кто отправлял эту телеграмму?

— А вы кто?

Логунов достал удостоверение, раскрыл.

— МУР, — улыбнулась телеграфистка, — прямо как в повести. Логунов взглянул на лежащую на столе книгу. «Петровка, 38». Девушка прочла телеграмму.

— Я ее помню. Я ее не хотела отправлять. Мне показалось, что она шифрованная.

— А кто ее отправлял, помните?

— Конечно. Старичок. У него на пиджаке нашивки за ранение. Он говорил, что отправляет ее по поручению адвоката. Я даже паспорт его проверила.

— Фамилию помните?

— Сейчас, — девушка полистала календарь, вот: Желтухин, Козицкий, дом 4.

Уже стало совсем темно, когда Звонков понял, что ждать бесполезно. Он медленно пошел в сторону бульваров. Медленно, медленно. Словно непосильный груз на себе нес.

— Товарищ полковник, — Логунов положил на стол рапорт, — я все сделал.

— Читать потом буду. Расскажи.

— Ну, конечно, Тохадзе на своем стоял. Разрешите закурить.

— Кури. Я в этом не сомневался.

— Я говорил с соседкой Игоря. Корнеев ей не звонил и вообще эти люди пришли сами, неожиданно. Начали на стол накрывать, а старушке сказали, что они лучшие его друзья. Далее я в Батуми позвонил, Лакобе. Он установил, что телеграмма пришла в Батуми четырнадцатого сентября, а Тохадзе уехал шестого. В почтовом отделении мне удалось установить, что телеграмму посылал некий Желтухин, проживающий в Козицком переулке, дом 4.

— Как фамилия?

— Желтухин, Андрей Петрович. Хочу вечерком навестить его.

— Не стоит. Его убили сегодня между пятнадцатью и шестнадцатью часами.

— Как?

— Очень просто. Стукнули гантелей по голове. Ваши выводы?

— Товарищ полковник, — отчеканил Логунов, — путем оперативно-розыскных действий я установил. Первое: майор Корнеев не вымогал деньги у гражданина Тохадзе. Второе: Тохадзе и Желтухин вошли в сговор с целью опорочить майора Корнеева. Считаю, что майор Корнеев ни в чем не виноват.

— Рано, Логунов. Бери эти бумаги и тряси Тохадзе. Выясни, кто стоит за этим делом. Это главное.

— Ясно.

— Иди, Борис, ты хорошо поработал. Спасибо.

— Товарищ полковник, а кто убил Желтухина?

— Да вышли на него уже. Его сегодня возьмут ребята из восемьдесят восьмого. Только одного не могу понять, как они хотели найти взятку. Как? Это ты, Борис, тоже должен узнать.

Женя Звонков вошел в подъезд, поднялся к лифту, постоял, постукивая пальцами по панели управления. Потом нажал кнопку.

Кабина медленно поплыла между этажами и остановилась. Звонков вышел, покопался в кармане, нашел ключ, но только успел вставить его в замочную скважину, как из темноты выскочили двое, скрутили его, захлопнули на руках наручники.

— Милиция, Звонков, вы арестованы.

Комната была залита пронзительно белым неоновым светом. Осветительные трубки под потолком потрескивали словно дрова. Звонкова допрашивали трое. Капитан в милицейской форме и два молодых парня в светлых рубашках, с приспущенными галстуками.

— Послушайте, Звонков, будьте разумным человеком. Гантеля ваша?

Женя кивнул. Он сидел у стены, протирая платком пальцы рук, запачканные краской для дактилоскопии.

— Ну вот, видите, — капитан говорил миролюбиво и тихо. Таким голосом обычно говорят с больными людьми.

— Как могла гантеля попасть в комнату к убитому Желтухину?

— Я же сказал, не знаю! — крикнул Женя.

— Не знаешь, — закричал один из молодых оперов. — Не знаешь! А человека старого бить по голове гантелей — это ты знаешь?

— Замолчи, Колесников, — спокойно сказал капитан.

— Дайте мне позвонить, — чуть не плача попросил Женя.

— Дам, — так же ласково ответил капитан, — дам, только сначала подпиши, что ты убил Желтухина. Молчи. Я понимаю, ты убивать не хотел. Вошел в квартиру, взломал тайник. Кстати, где ценности? — Капитан посмотрел на Звонкова.

— Хорошо, — продолжал он, — об этом потом. Ты вошел, взломал тайник, тут и старичок появился. Ты испугался и ударил его. Мы понимаем, ты убивать не хотел. Запомни, если ты признаешься, то суд поймет, что ты убил случайно, в состоянии аффекта. От страха…

— Нет!.. — Звонков вскочил.

Один из молодых оперов толкнул его в грудь. Женя с грохотом упал на стул. В дверь заглянул дежурный.

— Не колется?

— Расколется, — усмехнулся молодой, — куда ему деваться.

— Звонков, — капитан закурил, протянул сигареты Жене, — Звонков, поймите, мы вам не враги. Наоборот, мы вчетвером должны найти выход из этих страшных обстоятельств. Мы опытнее вас. Наш долг не только наказывать, но и помогать людям.

Свет лампы слепил Звонкова. Он сидел, вжавшись в стену, словно пытаясь проломить ее и очутиться на ночной улице вдали от этого кошмара. Голос капитана звучал мягко и вкрадчиво, но глаза цепко следили за Жениным лицом. Холодные глаза человека, привыкшего лгать.

— Значит, молчать будешь! — не выдержав, вскочил зашедшийся криком капитан. — Ну смотри, сволочь, смотри!