Джон Сэндфорд - Безмолвный убийца
— Когда ты пришла сюда, ты знала, что переспишь со мной? — спросил Лукас.
Несколько мгновений Лили не шевелилась.
— Я думала, что это может произойти. Поэтому сначала поехала в отель и сняла номер. На случай, если мне кто-нибудь позвонит.
Он провел пальцем по ее позвоночнику, и она вздрогнула. Лили собиралась вернуться в отель на случай, если «кто-нибудь» позвонит…
— Тот парень, с которым ты спишь, он и есть «кто-нибудь»?
— Да.
— Что ты ему скажешь?
— Ничего. Я не хочу, чтобы он узнал. — Лили повернулась к нему. — И ты тоже ему ничего не говори, Дэвенпорт.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Лукас. — Разве я его когда-нибудь встречу?
— Его зовут Дик Кеннет. — В приглушенном свете спальни он заметил едва различимую грустную улыбку, снова появившуюся в уголках ее губ. — Он занимается делом Беккера.
Глава
05
Ранним утром Лукас шагал по Тридцать пятой улице, посасывая половинку апельсина. Он впитывал атмосферу Нью-Йорка: смотрел на лица и витрины, за которыми работники расставляли вешалки с новой одеждой, на спящих бездомных, завернувшихся в одеяла и похожих на выброшенные окурки.
Лимонная кислота покалывала язык и служила лекарством от почти бессонной ночи. Где-то посреди квартала Лукас остановился перед парковочным гаражом, оторвал остатки мякоти зубами и выбросил шкурку в видавшую виды урну.
Южный участок Мидтауна, расположенный на другой стороне улицы, отдаленно напоминал школьное здание пятидесятых годов где-нибудь на Среднем Западе, массивное, функциональное, слегка обветшавшее. Наискосок от входа стояли шесть полицейских автомобилей и мотороллер «кушман». Еще четыре машины пристроились во втором ряду чуть дальше по улице. Когда Лукас остановился около урны, чтобы выбросить остатки апельсина, к зданию подкатил серый «плимут». С пассажирского места вышел худой седовласый человек, сказал что-то водителю, рассмеялся и закрыл дверцу.
Дэвенпорт заметил, что мужчина не захлопнул ее, а осторожно прикрыл. Он поднял глаза, заметил Лукаса, взглянул на него пристальнее, а затем не спеша повернулся к зданию участка. Пальцы его левой руки скользнули под яркий галстук, и он рассеянно потер грудь в области сердца.
Лукас перебежал на другую сторону, огибая машины, и пошел за незнакомцем к входной двери. Лили говорила, что Кеннет высокий и седой, а еще постоянно держит руку у сердца — бессознательный жест…
— Вы Дик Кеннет? — спросил Дэвенпорт.
Мужчина повернулся, и Лукас заметил, что у него холодные, внимательные глаза.
— Да, — ответил мужчина, присмотрелся и уточнил: — Дэвенпорт? Я так и подумал, что это вы. Да, я Кеннет, — представился он, протягивая руку.
Он оказался на два дюйма выше Лукаса, но на двадцать фунтов легче. Волосы у него были чуть длиннее, чем обычно носят полицейские, а бежевый летний костюм сидел безупречно. Голубые глаза, ослепительно-белые зубы на фоне, казалось бы, вечного загара, классическая рубашка в голубую полоску и возмутительно яркий галстук делали его похожим на врача, играющего в скрэтч-гольф или в теннис в каком-нибудь дорогом клубе, худощавого, серьезного, сосредоточенного. Но под загаром угадывалась серая бледность, а под тонкой кожей резко выступали скулы. Лукас заметил шрамы — результат болезненных травм, какие боксер получает на ринге или полицейский на улице. Коп, любящий подраться.
— Лили кое-что мне о вас рассказала, — начал Лукас, когда они обменялись рукопожатием.
— Не верьте, — ухмыльнулся Кеннет.
— Господи, надеюсь, что это так, — сказал Лукас и уставился на галстук Кеннета, на котором была изображена полинезийка с обнаженной грудью, а на заднем плане красовалась еще одна женщина. — Красивый галстук.
— Гоген, — проговорил Кеннет, с гордостью взглянув на галстук.
— Что?
— Поль Гоген, французский художник.
— Я не знал, что он придумывал галстуки, — засомневался Лукас.
— Придумывал, вместе с Кристианом Диором, они как братья, — сообщил ему Кеннет и ослепительно улыбнулся.
Лукас кивнул. Они направились к двери, и Лукас ее придержал.
— Ненавижу, когда мне открывают дверь, — проворчал Кеннет, проходя внутрь.
— Да, но разве тебе хочется, чтобы на твоем надгробном камне было высечено: «Умер, открывая дверь»?
Кеннет рассмеялся. Это был легкий, открытый смех, который понравился Лукасу, но он подумал: «Берегись. Некоторые люди умеют заставить тебя испытывать к ним симпатию. Это талант».
— Я могу умереть, открывая банку с пивом, если бы мне разрешили пить его, но мне не позволяют, — неожиданно став серьезным, проговорил Кеннет. — Проклятье, надеюсь, с тобой ничего такого не произойдет. Принимай аспирин. Прекрати есть стейк и яйца. Молись о том, чтобы у тебя произошло кровоизлияние в мозг. Проблемы с сердцем превращают человека в труса. Ты ходишь и слушаешь, как оно бьется, боишься, что остановится. И становишься слабым. Если какой-нибудь придурок захочет меня ограбить, мне придется отдать ему все, что у меня есть.
— Я не хочу про это слышать, — сказал Лукас.
— Я не хочу про это говорить, но все равно постоянно говорю, — ответил Кеннет. — Готов познакомиться с ребятами?
— Да, конечно.
Лукас прошел за Кеннетом через вестибюль и подождал, пока дежурный сержант нажимал на кнопку, чтобы открыть им вход в заднюю часть здания. Кеннет провел его в конференц-зал, на двери которого был прикреплен скотчем листок из блокнота с надписью: «Следственная группа Кеннета». На стенах висели четыре пробковые доски с записками, бланками запросов, картами Манхэттена и номерами телефонов. Кроме того, здесь имелись пара длинных столов и дюжина пластиковых стульев. В центре комнаты стояли двое: коренастый, обгоревший на солнце полицейский в белой рубашке и худой детектив в спортивной куртке и с некрасивым лицом. Они держали в руках одноразовые стаканчики с кофе и громко ругались.
— …твои парни перестали просиживать свои поганые штаны, мы могли бы получить какой-нибудь результат. Вот что выводит нас из себя: никто не хочет выходить на улицу, потому что там жарко, чтоб вас разорвало. Мы знаем, что он принимает эту дрянь, и он должен ее где-то брать!
— Конечно, но не я тот идиот, что объявил во всеуслышание, будто мы поймаем его через неделю. Это было чистой воды безумие, Джек. Насколько нам известно, он покупает наркотики в Джерси или в чертовом Филли.[5] Так что не нужно на меня наезжать!
Полдюжины полицейских в тонких рубашках с коротким рукавом и джинсах-варенках, к ремням которых было пристегнуто оружие, наблюдали за перепалкой. Все сидели на пластиковых стульях, расставленных на ковре, какие обычно лежат на полу в учреждениях. Четверо держали в руках стаканчики с кофе, двое или трое курили, стряхивая пепел в плоские алюминиевые пепельницы. Одна забытая сигарета продолжала гореть, и ее запах был таким же отвратительным, как скрежет ногтя по школьной доске.
— Что здесь происходит? — спокойно спросил Кеннет, входя в комнату.
Спор тут же прекратился.
— Мы обсуждаем стратегию, — сердито ответил загорелый коп.
— Пришли к чему-нибудь? — спросил Кеннет, вежливо, но властно принимая командование на себя.
Полицейский покачал головой и отвернулся.
— Нет.
Лукас нашел себе стул в глубине комнаты, и остальные начали открыто, с настороженным вниманием разглядывать его.
— Это Лукас Дэвенпорт из Миннеаполиса, — слегка рассеянно представил гостя Кеннет, затем взял картонную папку со своим именем на обложке и принялся просматривать подшитые в нее бумаги. — Сегодня утром он встретится с представителями прессы, а днем отправится на улицы города. Вместе с Фелл.
— Как вы могли допустить, чтобы этот сукин сын Беккер сбежал? — спросил загорелый полицейский.
— Я тут ни при чем, — спокойно ответил Дэвенпорт.
— Тебе следовало его пристрелить, когда у тебя была такая возможность, — заявил другой, с некрасивым лицом.
— Я об этом думал, — ответил Лукас, лениво уставился на него и смотрел до тех пор, пока тот не отвел глаза.
Кто-то рассмеялся, а кто-то выкрикнул:
— Надо было его прикончить!
— Ты все равно забудешь, Дэвенпорт, — сказал Кеннет, — но давай я тебя познакомлю с ребятами: лейтенанты Кун, Уэрта, Уайт, Диас, Блейк и Картер, а также детективы Аннелли и Кейс, специалисты по серийным убийцам. Имена ты сам узнаешь, позднее.
Копы поднимали руки и кивали, когда Кеннет называл их фамилии. Лукас подумал, что они мало чем отличаются от полицейских Миннеаполиса. Другие имена, но манеры те же. Похоже на собрание страдающих паранойей продавцов обуви: слишком маленькая зарплата, годы на гамбургерax, картошке фри и шоколадно-арахисовых «пальчиках»,[6] слишком много людей с большими ногами, пытающихся втиснуться в крошечные ботинки.
