Жорж Сименон - Мегрэ в школе

А Тео лишь наблюдал за этими тайнами, подсмеивался втихомолку, а когда требовалась кому-нибудь справка для получения того самого пособия, что приводило в неистовый раж почтальона, он выдавал эту справку, ставя на ней печать мэрии, которую всегда носил в кармане своих потертых брюк.

Впрочем, он не придавал этим справкам большого значения.

Мегрэ услышал детские голоса, доносившиеся из школы. Это спешили к себе домой на завтрак школьники. Он видел, как несколько ребят вышли на площадь.

— Я вернусь через полчаса.

— Кролик будет уже готов, господин комиссар.

— А устриц так и нет?

— Нет.

Сунув руки в карманы, Мегрэ направился к лавке Селье. Как раз перед ним туда вошел толстый мальчуган, цепляясь на ходу за ведра, лейки, распылители, которыми был заставлен весь пол и которые висели даже на потолке. Повсюду расставлена была домашняя посуда.

Какая-то женщина окликнула Мегрэ:

— Что вам угодно?

В полумраке он с трудом разглядел довольно молодое лицо и светлое пятно передника в голубую клетку.

— Ваш муж дома?

— Он в задней комнате, в мастерской.

Мальчик вошел в кухню и принялся мыть руки под умывальником.

— Заходите, я его сюда позову.

Она знала, кто он такой, и, видимо, ничуть не испугалась. В кухне — жизненном центре дома — она придвинула ему стул с соломенным сиденьем и открыла дверь, выходящую во двор:

— Жюльен!.. К тебе пришли.

Мальчик вытирал руки, с любопытством разглядывая Мегрэ. И он тоже вызвал в памяти комиссара далекие детские воспоминания.

В его классе, да и почти в каждом классе, всегда был такой толстяк с простодушным и старательным выражением лица, с точно такими же, как и у этого, светлыми волосами и манерами пай-мальчика.

Если его мать нельзя было назвать толстой, то отец, появившийся чуть позже, весил не меньше ста килограммов; он был огромный, необъятный, с этаким почти кукольным лицом и наивными глазами.

Прежде чем войти, он вытер ноги о соломенную подстилку. На круглом столе стояли три прибора.

— Вы позволите? — пробормотал он, направляясь к умывальнику.

Чувствовалось, что здесь существует раз и навсегда установленный порядок, что каждый знает и выполняет вовремя свои обязанности.

— Вы собираетесь завтракать?

— Нет еще, — ответила женщина. — Завтрак не готов.

— По правде говоря, я хочу побеседовать с вашим сыном.

Отец и мать посмотрели на сына без тени удивления или беспокойства.

— Ты слышишь, Марсель? — спросил отец.

— Да, папа.

— Отвечай на вопросы господина комиссара.

— Хорошо, папа.

Повернувшись лицом к Мегрэ, он встал в позу ученика, готового отвечать учителю.

Глава 5

Маленькие хитрости Марселя

Пока Мегрэ раскуривал трубку, разыгралась немая сцена, напомнившая ему с разительной ясностью деревню его детства. И на какое-то мгновение госпожа Селье в голубом клетчатом фартуке с зачесанными вверх волосами превратилась вдруг в одну из его тетушек.

Она выразительно посмотрела на мужа, и тот, поняв ее без слов, направился к двери и исчез за ней. А она, не дожидаясь возвращения мужа, открыла буфет, достала два стакана из сервиза, которыми пользовались только тогда, когда были гости, и протерла их чистой тряпкой.

Вскоре жестянщик вернулся с бутылкой вина в руках. Он ничего не сказал. И никто ничего не сказал. Какой-нибудь чужеземец или пришелец с другой планеты мог бы подумать, что эти молчаливые жесты и движения составляют часть священного ритуала. Послышался звук вытаскиваемой из горлышка пробки и бульканье золотистого вина, льющегося в стаканы.

Чуть смущенный Жюльен Селье взял один из стаканов, посмотрел его на свет и наконец сказал:

— За ваше здоровье.

— За ваше здоровье, — ответил Мегрэ.

После этого муж направился в темный угол комнаты, а жена подошла к печке.

— Скажи мне, Марсель, — начал комиссар, обращаясь к застывшему в ожидании мальчику, — ты, конечно, никогда не врешь?

Если Марсель и заколебался, то лишь на мгновение, бросив быстрый взгляд в сторону матери.

— Да, господин комиссар. — И поспешно добавил: — Я всегда исповедуюсь.

— Ты хочешь сказать, что сразу же после того, как соврешь, ты идешь на исповедь?

— Да.

— Сразу же?

— Как можно скорее.

— И эта ложь бывает, наверно, значительной?

— Довольно значительной.

— А ты не мог бы мне привести в качестве примера такую ложь?

— Однажды я разорвал штаны, влезая на дерево. Вернувшись домой, я сказал, что зацепился за гвоздь во дворе Жозефа.

— И в этот же день ты пошел на исповедь?

— На следующий день.

— Когда же ты признался родителям?

— Только через неделю… В другой раз я свалился в болото, когда ловил лягушек. Родители запрещают мне играть у болота, потому что мне ничего не стоит простудиться. Я весь промок, а дома сказал, будто меня столкнули в воду, когда я переходил мостик через ручей.

— Значит, ты тоже ждал целую неделю, чтобы признаться родителям.

— Нет, два дня.

— И часто ты врешь таким образом?

— Нет, господин комиссар.

— Но все-таки, сколько же раз?

Мальчик, как на устном экзамене, подумал, прежде чем ответить.

— Меньше чем раз в месяц.

— Ну а твои друзья врут чаще?

— Не все. Некоторые — да.

— Ты дружишь с сыном учителя?

— Нет.

— Ты с ним не играешь?

— Он ни с кем не играет.

— Почему?

— Наверно, потому, что не любит играть. Или потому, что его отец учитель. Я пытался с ним дружить.

— Ты не любишь господина Гастена?

— Он не всегда бывает справедлив.

— В чем он несправедлив?

— Он часто ставит мне лучшие отметки, чем своему сыну. Мне, конечно, хочется быть первым в классе, но только в том случае, если я этого заслуживаю.

— Почему же он так поступает? Как ты думаешь?

— Не знаю. Может, он боится.

— Боится чего?

Мальчик старался найти точный ответ. Он понимал, что именно хотел сказать, но чувствовал, что это слишком сложно, и поэтому никак не мог подобрать нужные слова. Он ответил только:

— Я не знаю.

— Ты хорошо помнишь, что произошло во вторник утром?

— Да, господин комиссар.

— Что ты делал во время перемены?

— Играл с ребятами.

— Что произошло после того, как вы вернулись в класс?

— Пьедебёф из Гро-Шена постучал в дверь класса, и господин Гастен пошел вместе с ним в мэрию, а нам сказал, чтобы мы вели себя тихо.

— Это часто случается?

— Довольно часто.

— Вы сидите тихо?

— Вовсе нет.

— А ты сам? Ты всегда сидишь тихо?

— Да, почти всегда.

— А когда еще приходили с бумагами?

— Накануне, в понедельник, во время похорон. Кто-то пришел к учителю подписать бумагу.

— Что ты делал во вторник?

— Сначала я сидел на месте.

— Твои товарищи баловались?

— Да. Во всяком случае, многие из них.

— Что же они делали?

— Они дрались понарошку, бросались резинками и карандашами.

— А потом?

Иногда он отвечал не сразу, но не потому, что затруднялся ответить, а как бы подыскивал более точный ответ.

— Я подошел к окну.

— К которому?

— К тому, из которого виден двор и город. Я всегда подхожу к этому окну.

— Почему?

— Не знаю. Это окно ближе к моей парте.

— Ты подошел к этому окну не потому, что услышал выстрел?

— Нет, господин комиссар.

— Если бы на улице стреляли, ты бы услышал выстрел?

— Может, и не услышал бы. Очень уж шумели остальные, а в кузнице подковывали лошадь.

— У тебя есть карабин 22-го калибра?

— Есть, господин комиссар. Вчера я, как и все остальные, отнес его в мэрию. Нам сказали, чтобы все, у кого есть карабины, принесли их в мэрию.

— А пока учителя не было, ты не выходил из класса?

Мегрэ говорил спокойно, подбадривая мальчика. Госпожа Селье ушла в лавку, а ее муж, со стаканом в руке, одобрительно посматривал на Марселя.

— Ты видел, как учитель шел по двору?

— Да, господин комиссар.

— Ты видел, как он направлялся к сараю?

— Нет, он возвращался оттуда.

— Ты видел, что он выходил из сарая?

— Я видел, как он закрывал дверь сарая. Потом он перешел двор, и я крикнул остальным: «Идет!» Все уселись на свои места, и я тоже.

— Ты часто играешь со своими товарищами?

— Нет, не часто.

— Ты не любишь играть?

— Я слишком толстый.

Сказав это, он весь залился краской и посмотрел на отца, как бы прося у него прощения.

— У тебя нет друзей?

— У меня есть Жозеф.

— Какой Жозеф?

— Сын Рато.

— Сын мэра?

В разговор вмешался Жюльен Селье:

— В Сент-Андре и в округе у нас много семей по фамилии Рато, и почти все они родственники. Жозеф — это сын Марселина Рато, мясника.