Алексей Сухаренко - Ловушка для опера
– Поверьте старому казаку – кричал дед, размахивая всем, чем можно – там у них сокровищница.
Деда за ударный труд, по настоянию Бодрякова предоставили отгул до конца рабочего дня.
Немного переживая за молодого милиционера Сергей Иванович удобно расположился в кабинете заведующего в ожидании потерпевшей. Потерпевшая вошла в кабинет завернутая в банную простынь и вся мокрая словно только что из парилки. Она извинилась за свой вид, но пояснила, что так решили женщины в бане – не одеваться пока не обнаружится воровка.
– Вы понимаете, у нас коллектив постоянный и воровства ни когда раньше не было, поэтому мы лучше претерпим неудобства, лишь бы эту крысу вывести на свет белый – она кокетливо поправила спадающую с груди простынь.
Простыня облепила ее тело, и это мешало работе. Посыпались вопросы о имени, возрасте. Глаза постоянно соскальзывали с бланка объяснения на голые колени потерпевшей. С большим трудом, поистине геройскими усилиями воли, Сергей Иванович восстановил картину случившегося.
С месяц назад, измученная в попытках похудения, и разочаровавшись в Герболайфе, Катерина решила вернуться к истокам древней православной культуре сброса веса. Хождение через день в Воронцовские бани дало положительный эффект в виде выпаренных пяти килограмм собственного веса. Кроме того, за это время Катерина сдружилась с постоянным женским коллективом парилки, которые радушно приняли ее в свой женский клуб «Любителей бани». Все было прекрасно – вес понемногу убывал. Но сегодня, придя из парилки в кабинку, Катерина не обнаружила двух золотых колец, которые она положила в кармашек маленькой сумочки. Старожилы отреагировали моментально – вызвали администрацию и наказали ни кого до прихода милиции не выпускать.
– Сколько всего там человек? – поинтересовался оперативник.
– Двадцать-тридцать не меньше – сокрушено вздохнула Катерина.
– Все уже наверно оделись и ждут милицию? – не без интереса поинтересовался Бодряков.
– Да нет Вы что, для любителей парилки – это как праздник, попариться лишний часок бесплатно, – она по-женски заинтересованно посмотрела на засомневавшегося работника милиции.
– А, Вы, что стесняетесь? – улыбнулась она дразнящей улыбкой.
– От работы боюсь, отвлекать будет – буркнул Бодряков, приглашая потерпевшую пройти к месту происшествия.
Молодой милиционер встретил капитана с потерпевшей блуждающим взглядом и оттопыренным галифе. Дверь в женский зал была чуть приоткрыта, и через узкую полоску можно было видеть мелькающие голые женские тела.
– Эй, ментенок, заходи попариться, а то взорвешся и нас забрызгаешь, а мы чистенькие… – услышал Бодряков женский смех.
– Товарищ капитан мне с Вами? – умолял Бодрякова взгляд молодого эротомана.
Бодряков хотел отказать молодому человеку, опасаясь за его дальнейшее состояние, но в глазах было столько мольбы, что мужская солидарность победила. Они зашли в зал.
– Я с милицией, – громко предупредила потерпевшая женскую аудиторию.
Ни кто не отреагировал. Наоборот многие «русалки» повернулись передком с вызовом подбоченясь руками, словно говоря – ну арестуй же поскорей меня. Такого количества голых женщин Бодряков не видел за всю свою жизнь. Впечатляло и возрастной разброс. От морщинистых старых тел семидесятилетних старушек, с потрескавшимися от времени грудями, до молодых, ослепляющих совершенством, голых тел с, натянутой, как на барабане кожей, и розовыми девичьими сосками. Первых и вторых было мало. Основной костяк банщиц составляли женщины 40–50 лет, с крупными рембрантовскими формами. Одна из таких женщин с огромной грудью, делающий ее похожий на торпедоносный катер, «поплыла» на встречу Бодрякову с явным намерением его протаранить.
– Вот здесь все это произошло – она шла ему на встречу, с такой уверенностью и властностью, словно на ней был прокурорский китель.
Бодряков попытался избежать «столкновения» с этим «торпедоносцем» и, стараясь не смотреть на нее, скосил глаза вниз. Но избежать ее тела его глазам не удалось, и они уткнулись на место чуть ниже «ватерлинии». Бодряков почувствовал, что тонет, обжигаясь видом обильно заросшей черными «водорослями» «кормы корабля». Женщина тем временем взяла оперативника на абордаж, зацепившись за него рукой, и словно тонущее судно, потянула в кабинку для переодевания. Боковым зрением Бодряков заметил, что милиционер снял фуражку, и закрутил головой по всему периметру женского зала, словно поломанный флюгер.
В кабинке не зная куда девать свои глаза, он умоляюще посмотрел на потерпевшую, и она, видимо понимая происходящее с офицером закрыла собой голое тело эпохи возрождения. Та недовольная этим обстоятельством вышла из маленькой кабинки и присоединилась к группе голых женщин начинающих прибывать из душевой и парилки на следственные действия. Мысли оперативника, словно нитки, вплетались в один большой и крепкий канат, который ни как не решал текущую задачу по раскрытию. Этот «канат» тянул его к удовлетворению его страстей и инстинктов, о наличие которых ему напоминала начинающаяся эрекция. Он сделал над собой волевое усилие, пытаясь выяснить, что же все же произошло. Оказалось. Что в этой кабинке, кроме Катерины разделись еще две женщины – «торпедоносец» с заросшей «кормой» и ее 18 летняя дочь. Мать в отличие от дочери была постоянной посетительницей, а дочь ее пришла с ней первый раз. Конечно, взять драгоценности могли и другие посетительницы, зайдя в кабинку в отсутствии хозяев, но, следуя своему опыты, Бодряков решил сначала разобраться с ближним кругом.
Дочь в отличие от матери была изящна как океанская яхта и, в соответствии с своим возрастом, более стеснительная. В кабинку для переодевания она зашла обмотанная в простынь, которая облегала ее фигуру, словно стрейч и, прятала от правохранителя практически только низ живота и соски. Она пояснила, что посторонних в кабине не видела, и ума приложить не может, куда могли подеваться кольца Катерины. Ее мать, стояла у входа в кабинку, видимо, не решаясь оставить свою дочь наедине с мужчиной. Стесняясь присутствия дочери, она опоясалась полотенцем, продолжая пугать Бодрякова оставшимися у нее на вооружении «расчехленными торпедами». Их опрос не принес оперативнику ни чего кроме убежденности, что без специального медицинского осмотра с помощью милиционеров – женщин он ни чего не добьется. Он дал распоряжение полуживому сотруднику вызвать женщин из паспортного стола, и тот, придерживая фуражку в причинном месте, выбежал в коридор. Он громко предупредил женщин, чтобы они не расходились, и что им предстоит пройти осмотр, и тут же пожалел об этом, так как, опьяневшие от парилки и присутствия мужчины, бабы стали в очередь, с дуру полагая, что этим он будет заниматься лично. Когда же он объяснил, что приедут женщины, то услышал ругательства в свой адрес, самым безобидным из которых было банальное – импотент. Из кабинки все вышли, и Сергей Иванович собирался с силами, что бы выйти обратно на лестницу, и, в ожидании сотрудниц, занять сторожевой пост у дверей. Неожиданно, что-то блеснуло на скамейке, и он к своему удивлению обнаружил в середине влажного следа от недавней посетительницы золотое колечко. Прибывшая по его зову Катерина сразу опознало свое кольцо, и оперативнику пришлось приложит не мало усилий, что бы она не распространила эту новость среди других. Она прибежала только из парилки и мокрая простыня, облепившая ее фигуру, словно магнит притягивала возбужденный, раздевающий, взгляд Бодрякова. Чтобы самому не совершить преступление, оперативник попросил ее вызвать заведующего баней, и когда тот пришел, поставил его вместо себя на дверях. Сам же попросил потерпевшую спуститься с ним в его кабинет, для дачи показаний, которые так и не удосужился с нее получить. В кабинете, что бы как-то отвлечься от ненужных мыслей он включил стоящий там телевизор. Но экран как назло показывал лишь белую рябь. И тут, видимо потому, что уже подсохла, с потерпевшей соскользнула простыня. Это была та последняя капля, тот рубеж, за которым уже не было ни чего. Ни капитана милиции, ни служебного долга, ни продолжающего действовать Указа Президиума Верховного Совета СССР «О культурном и вежливом обращении с гражданами», ни чего кроме запаха чистого женского тела и сильной пульсации, сначала в висках потом во всем теле. Когда оперативник опомнился, потерпевшая лежала на письменном столе, пытаясь нащупать рукой шумевший помехами телевизор. Вместо этого ее рука щелкнула переключателем каналов и на голубом экране появилась знакомая картинка – раздевалки женской бани.
«Опять директор бани взялся за старое» – вспомнил Бодряков прошлую судимость заведующего.
Но тут его внимание привлекла сцена в кабинке, из которой не так давно он вышел. Объектив камеры был где-то под потолком, и поэтому кабинку было хорошо видно сверху. Мать за что-то отчитывала свою дочь, отпуская ей оплеухи. Та не выдержав, засунула руку под простыню, и что-то кинула родительнице.
