Луиза Пенни - Смертельный холод
– Прежде чем ты развернешь, хочу тебе кое-что сказать. – Он покраснел еще сильнее. – Я знаю, как тебя уязвила эта история с Фортеном и Си-Си. – Он поднял руку, пресекая ее возражения. – Про Бога я тоже знаю. – Говоря это, он чувствовал себя невероятно глупо. – Я что хочу сказать: ты рассказала мне, что видела Бога на улице, хотя и знала, что я в это не поверю. Я хочу, чтобы ты знала: я ценю твое доверие, ведь ты знала, что я не буду смеяться.
– Но ты смеялся.
– Ну, совсем немного. Как бы там ни было, но я хотел сказать, что думал об этом, и ты права, я не верю, что Бог – бродяга…
– А кто, по-твоему, Бог?
Ну вот, он хотел вручить ей подарок, а она задает ему вопросы про Бога.
– Ты знаешь, во что я верю. Я верю в людей.
Клара промолчала. Она знала, что он не верит в Бога, и не возражала против этого. Он вовсе не обязан во что-то верить. Но еще она знала, что и в людей он по-настоящему не верит. По крайней мере, не верит, что они хорошие, добрые и умные. Может быть, когда-то он и верил, но после того, что случилось с Джейн, перестал.
Джейн убили, и что-то умерло в Питере.
Сколько бы она ни восхищалась своим мужем, она вынуждена была признать, что верит он только в себя.
– Нет, ты ошибаешься, – сказал он, садясь рядом с ней на диван. – Я понимаю, что у тебя на уме. Я верю в тебя.
Клара взглянула ему в лицо – серьезное, красивое лицо Морроу – и поцеловала его.
– Си-Си и Фортен – идиоты. Ты знаешь, я не понимаю твоей работы и, возможно, никогда не пойму, но я знаю, ты выдающийся художник. Я чувствую это здесь.
Он приложил руку к груди, и Клара поверила ему. Может быть, она достучалась до него. А может, он стал лучше понимать, что она хочет услышать. И то и другое ее устра-ивало.
– Разверни свой подарок.
Клара сорвала бумагу, отчего Питер поморщился. Клочки упали на пол, он поднял их и разгладил.
Внутри обнаружился шар. Без всяких сюрпризов. Сюрприз состоял в том, что шар был прекрасен. Казалось, он сиял в ее руках. На нем была очень простая картинка. Три сосны, покрытые снегом. А ниже – одно слово: «Noёl». Картинка была простая, но отнюдь не примитивная и не наивная. Ничего подобного Клара в жизни не видела. Легкое изящество стиля. Уверенная красота.
Клара поднесла его к свету. Откуда такое свечение у раскрашенного шара? Она присмотрелась и улыбнулась. Посмотрела на Питера, и он склонил свое взволнованное лицо к ее лицу.
– Снаружи нет краски. Одно стекло. Краска внутри. Ты только подумай.
– Тебе нравится? – тихо спросил он.
– Очень. Как и ты. Я тебя люблю, Питер, спасибо. – Она обняла его, не выпуская шара из рук. – Это, вероятно, какое-то рождественское украшение. Ты думаешь, здесь нарисованы Три Сосны? Нет, я вижу, что здесь три сосны, но они так похожи на наши три сосны, что растут на деревенском лугу. Впрочем, любые три сосны, стоящие рядом, будут похожи на другие такие же. Я в восторге. Лучшего подарка я в жизни не получала. И даже не буду спрашивать, где ты его нашел.
Он был благодарен ей за это.
К полудню каштановая начинка уже была в индейке, а индейка – в духовке, и дом наполнился чудесными рождественскими запахами. Питер и Клара решили заглянуть в бистро. По пути им попадались обитатели деревни. Чтобы узнать большинство из них, нужно было какое-то время: почти все они щеголяли новыми вязаными шапочками, оказавшимися утром в их носках. А старые были так знакомы и хорошо пожеваны собаками и кошками. Всю зиму эти домашние любимцы проявляли повышенный интерес к помпону и в конечном счете превращали своих хозяев в свечки с торчащим наверху кусочком фитиля.
В бистро Клара увидела Мирну – та сидела у окна и попивала глинтвейн. Они стащили с себя куртки, которые упорно не хотели их отпускать, и положили шапки и варежки на радиатор, чтобы были теплыми. В бистро прибывали краснолицые соседи и дети: кто-то после катания на лыжах, кто-то после прогулки в снегоступах, кто-то катался на санках с вершины холма к мельнице, кто-то гонял по замерзшему пруду на коньках. Некоторые направлялись на Мон-Сен-Реми и собирались провести полдня, съезжая на лыжах с горы.
– Кто это? – спросила Мирна, ткнув пальцем в человека, сидевшего в одиночестве за столиком.
– Месье «Молсон канадиан»[34]. Всегда заказывает одно и то же пиво. Дает хорошие чаевые, – доложил Оливье, ставя на стол две чашки ирландского кофе для Клары и Питера и вазочку с лакричными конфетами. – Счастливого Рождества. – Он поцеловал их обоих, потом кивнул в сторону незнакомца. – Он появился два дня назад.
– Может, снимает тут у кого-нибудь, – сказала Мирна.
Чужаки в Трех Соснах были большой редкостью только потому, что деревню было трудно найти. Попадали в нее по большей части случайно.
Сол Петров отхлебнул пива, откусил от сэндвича с ростбифом, расплавленным сыром и салатом. Еще на его тарелке лежала уменьшающаяся горка чуть приправленной картошки фри.
Все было идеально.
Впервые за долгие годы Сол чувствовал себя по-человечески. Он не был готов к общению с этими дружески расположенными людьми, но знал, что они не будут возражать, если он попросит разрешения присоединиться к ним. Некоторые уже улыбались ему, поднимали свои стаканы и одними губами произносили «Santé»[35] и «Joyeux Noёl».
Они казались ему добрыми людьми.
Неудивительно, что Си-Си их ненавидела.
Сол обмакнул картофельную стружку в маленькое блюдечко с майонезом. Интересно, кто тут из них художник? Кто нарисовал это удивительное плавящееся дерево? Он даже не знал, мужчина это или женщина.
Может, спросить у кого-нибудь? Три Сосны – совсем маленькая деревня, кто-нибудь наверняка ему скажет. Он бы хотел поздравить художника, поставить ему или ей стаканчик пива, поговорить об их общем искусстве и мастерстве. Поговорить о вещах, имеющих отношение к искусству, а не к темным местам, где он бывал с Си-Си. Но для начала он должен был закончить одно дело в Трех Соснах. А после этого он обязательно найдет художника.
– Извините.
Он поднял голову – над ним стояла огромная черная женщина.
– Меня зовут Мирна. Я владею книжным магазином здесь рядом. Хотела вам сказать, что завтра в Уильямсбурге будет общий ужин, а потом матч по кёрлингу. Мы все едем. Это благотворительное мероприятие – сбор денег для местной больницы. Хотела, чтобы вы знали: вам будут рады.
– Правда?
Он надеялся, что голос его прозвучал не так хрипло, как ему показалось. Чего он вдруг испугался? Уж конечно, не этой женщины. Может быть, он боялся ее доброты? Боялся, что она приняла его за кого-то другого? Кого-то интересного, талантливого и доброго.
– Завтрак в восемь в Легионе, а матч начинается в десять на озере Лак-Брюм. Надеюсь, вы сможете.
– Merci[36].
– De rien[37]. Joyeux Noёl, – сказала она на хорошем французском, хотя и не без акцента.
Сол расплатился за ланч, оставив чаевых еще больше обычного, вышел, сел в машину и поехал вверх по холму к дому Хадли – поездка не далекая.
Он расскажет об этом Си-Си. Идеально. Как раз то, что ему и требовалось.
А когда это закончится, закончится и его миссия, и тогда он, возможно, сядет за один стол с этими людьми.
Глава восьмая
– Нашла что-то?
Старший инспектор Арман Гамаш налил жене бокал «Перье», поцеловал ее в затылок и посмотрел на документ в ее руке. Был второй день Рождества, и они сидели в его кабинете в полицейском управлении Квебека. Гамаш был в серых брюках, рубашке и галстуке – на работу он всегда так одевался. А изящный кашемировый кардиган как бы намекал, что сегодня все-таки праздник. Хотя Гамашу было всего пятьдесят с небольшим, его старомодное обаяние, вежливость и манеры напоминали о прошлых временах. Он улыбнулся жене, его темно-карие глаза выхватили седую прядку в ее волосах. До него доносился слабый запах «Джой» от «Жана Пату» – туалетной воды, которую он дарил жене на каждое Рождество. Гамаш описал круг и сел напротив нее в кожаное кресло, встретившее его просиженными формами. Тело Гамаша свидетельствовало о его склонности хорошо поесть и о привычке скорее к долгим прогулкам, чем к контактным видам спорта.
Его жена Рейн-Мари сидела в другом кожаном кресле, на коленях у нее лежала огромная красно-белая салфетка, в одной руке она держала папку, в другой – сэндвич с индейкой. Откусив от сэндвича, она скинула очки с носа, и они повисли на шнурке.
– Думала, что нашла что-то, но нет. Мне показалось, что есть один вопрос, не заданный следователем, но потом я нашла этот вопрос чуть ниже.
– Кто это был?
– Дело Лабарре. Человек, которого скинули в метро на пути перед поездом.
– Я помню. – Гамаш налил себе воды. Между ними на полу высились аккуратные стопки с папками. – Я не знал, что дело не закрыто. Ты ничего не нашла?
– Извини, дорогой. В этом году у меня не получается.