Ненавистник полицейских. Клин. Тайна Тюдора. - Эван Хантер
— Привет, — сказал он, и слова его потонули в ее поцелуе. Затем она, держа его за руку, повела в мягко освещенную гостиную.
Она подняла указательный палец к лицу, желая привлечь его внимание.
— Да? — произнес он, но в ответ она покачала головой, тут же передумав и желая, чтобы он сначала сел. Она поправила подушку, и он уселся в удобное кресло, а сама она опустилась на подлокотник, склонив голову на бок, и вновь повторила тот же текст.
— Продолжай, я слушаю, — ответил он.
Она внимательно смотрела на его губы, потом улыбнулась. Указательный палец опустился. На левой стороне груди к ее арестантской пижаме был пришит белый ярлычок. Она провела по нему указательным пальцем. Он пригляделся.
— Я вообще-то не рассматриваю подробности, из которых состоит твоя привлекательность, — с улыбкой сказал он, на что она понимающе закивала головой. На этом ярлычке, в подражание тюремному стандарту, она чернилами вывела цифры. Он внимательно их посмотрел.
— Это же номер моей бляхи, — воскликнул он, и улыбка моментально расцвела на его губах. — За это тебя стоит поцеловать, — сказал он.
Ош покачала головой.
— Не хочешь?
Снова покачала головой.
— Почему?
Ош сжала и разжала пальцы правой руки.
— Ты хочешь что-то сказать?
Ош кивнула.
— О чем?
Неожиданно она встала с кресла. Он смотрел, как она шла по комнате, невольно следя за движениями ее аккуратненького округлого зада. Подойдя к приставному столику, она взяла газету. Поднесла к нему и указала на помещенную на первой странице фотографию Майка Реардона, нежащего на асфальте с размозженной головой.
— Да, — грустно сказал он.
Теперь в ее лице отразилась печаль, чрезмерная печаль, поскольку Тедди не умела ни произносить слова, ни слышать их. Поэтому лицо ее служило единственным говорящим инструментом, отражавшим ее мысли и чувства несколько преувеличенно, даже для Кареллы, который умел понимать малейший нюанс в выражении ее глаз и губ. Но эта утри- рованность не была фальшивой, так как отражала ее истинное страдание. Она никогда не видела Майка Реардона, но Карелла часто о нем рассказывал, и ей казалось, что она его хорошо знала.
Тедди подняла брови и протянула одновременно обе руки, как бы спрашивая Кареллу: «Кто?» И он, сразу поняв, ответил:
— Мы еще не знаем. Поэтому я и не приходил. Мы расследуем это. — Он заметил некоторое замешательство в ее глазах. — Я слишком быстро говорю? — спросил он.
Оца покачала головой.
— Что с тобой?
Она бросилась к нему и неожиданно безутешно заплакала, а он только и смог произнести — Эй, ну, ну, не надо, успокойся. — И тут же осознал, что она, уткнувшись головой ему в плечо, не поймет его по движению губ. Он приподнял ее подбородок:
— Всю рубашку мне замочишь, — пошутил он.
Она кивнула головой, пытаясь унять слезы.
— Так что же случилось?
Она медленно подняла руку и так легко коснулась его щеки, словно мимо прошло легкое дуновение ветерка, потом ее пальцы нежно погладили его губы.
— Ты беспокоилась обо мне?
Она кивнула.
— Не стоит так волноваться.
Она снова кивнула в сторону первой страницы газеты.
— Наверное, это какой-то сумасшедший, — сказал Карелла. .
Она подняла лицо и встретилась с ним своими карими, широко раскрытыми глазами, все еще мокрыми от слез.
— Я буду осторожен, — пообещал он. — Ты меня любишь?
Она закивала и быстро опустила голову.
— Ну что с тобой?
Она пожала плечами и улыбнулась смущенно и робко.
— Ты по мне скучала?
Она снова кивнула.
— Я тоже соскучился по тебе.
Она снова подняла голову, и что-то еще промелькнуло в ее глазах. Если бы в этот момент он внимательно пригляделся, то прочитал бы в ее глазах нечто вроде вызова ему, поскольку она действительно по нему скучала, но этот момент ускользнул от его внимания. Он пристально всматривался в выражение ее глаз и наконец понял, что она хотела ему сказать.
— О, — только и произнес он.
Она поняла, что до него дошел смысл ее выражения и, приподняв бровь, медленно и кокетливо-выразительно кивнула головой, повторяя его «о», беззвучно округляя губы.
— Ты прямо кокетка, — шутливо сказал он.
Она кивнула.
— Ты меня любишь только за мое сильное молодое тело.
Она кивнула.
— Ты выйдешь за меня замуж?
Снова кивнула.
— Я ведь десятки раз просил тебя об этом.
Она пожала плечами и опять кивнула, необычайно повеселев.
— Когда? ’
Она показала к него.
— Ну хорошо, я назначу день. У меня будет отпуск в августе. Тогда мы и поженимся, о’кей?
Она сидела застыв и пристально глядя на него.
— Да, так и будет.
Казалось, она вот-вот опять заплачет. Он обнял ее и сказал:
— Так будет, Тедди. Тедди, дорогая, так и будет. Не волнуйся об этом, Тедди. Ведь я искренне желаю, чтобы так было. Я люблю тебя и хочу на тебе жениться, я уже давно мечтаю об этом, что если я и дальше буду просить тебя, то с ума сойду. Я люблю тебя такой, какая ты есть, я бы ничего не изменил в тебе, дорогая, так что не тревожься, пожалуйста, не беспокойся. Это… это ничего для меня не значит, Тедди. Маленькая Тедди, моя маленькая Теодора, это ничего для меня не значит, понимаешь? Ты для меня значишь больше, чем любая другая женщина, гораздо больше, поэтому прошу тебя, выходи за меня замуж.
Она взглянула на него, желая что-то сказать, поскольку не могла поверить своим глазам, удивляясь, почему такой красивый мужчина, как Стив Карелла, такой замечательный, как Стив Карелла, такой смелый и сильный, такой обаятельный, как Стив Карелла, хочет жениться на такой девушке, как она, на девушке, которая никогда не сможет сказать ему: «Я люблю тебя, дорогой. Я обожаю тебя». Но он, держа ее в крепких объятиях, снова попросил об этом. И теперь она поверила, что для него она такая же, как была бы любая другая женщина, даже больше, чем любая другая, как сказал он.
— О’кей? — спросил он. — Разрешишь мне заверить тебя?
Она кивнула, на этот раз слегка.
— Прямо сейчас?
Она уже не кивнула, а подняла голову и ответила губами, его руки еще крепче прижали ее, убедив в том, что он ее понял. Она высвободилась из его объятий —
