Пер Валё - Негодяй из Сефлё

Рённ кивнул.

— А Мартин где?

— Сидит в кабинете Меландера.

Колльберг окинул Рённа критическим взглядом.

— У тебя такой вид, будто ты уже совсем дошел.

— Так оно и есть, — сказал Рённ.

— Чего же ты не едешь домой и не ляжешь спать?

Рённ ответил тоскливым взглядом и побрел дальше по коридору. В руках он держал какие-то бумаги и явно шел по делу.

Колльберг громыхнул кулаком в дверь и открыл ее. Мартин Бек даже не поднял головы от своих бумаг. На появление Колльберга он реагировал только одним словом:

— Привет.

— О чем это толкует Рённ?

— А вот о чем. Погляди-ка.

Мартин Бек придвинул к нему два отпечатанных на машинке листа. Колльберг присел боком на край стола и углубился в чтение.

— Ну? — спросил Мартин Бек. — Что ты об этом думаешь?

— Я думаю, что Рённ составляет слишком уж мрачные донесения.

Но отвечал он, понизив голос и вполне серьезно, а пять секунд спустя продолжал:

— Жутковатая картина.

— Да, — отозвался Мартин Бек. — И у меня такое же ощущение.

— А как это выглядело?

— Хуже, чем ты можешь себе представить.

Колльберг покачал головой. Воображения у него хватало.

— Того, кто это сделал, надо брать, и как можно скорей.

— Вот именно, — сказал Мартин Бек.

— С чего начнем?

— Со многого. Мы зафиксировали кое-какие следы. Следы башмаков, а может, и отпечатки пальцев. Но, к сожалению, никто ничего не видел и не слышал.

— Скверно, — начал Колльберг. — Может уйти много времени. А убийца из опасных.

Мартин Бек кивнул.

В комнату, деликатно кашлянув, вошел Рённ.

— Пока сведения неутешительные. И с отпечатками пальцев тоже плохо.

— Отпечатки пальцев — это пустяки. — сказал Колльберг.

Рённ удивленно взглянул на него.

— У меня есть очень хороший слепок, — продолжал он. — След лыжного ботинка или очень грубого башмака.

— Тоже пустяки, — сказал Колльберг. — Только не поймите меня превратно. Все это может пригодиться потом, как улика. А сейчас важно только одно: схватить того, кто убил Нюмана. Доказать, что убил именно он, мы всегда успеем.

— Не вижу логики, — сказал Рённ.

— Верно, но нам пока не до логики. А кое-какие важные детали у нас есть.

— Ну да, орудие убийства, — задумчиво произнес Мартин Бек. — Старый штык.

— И еще у нас есть причина убийства…

— Причина? — переспросил Рённ.

— Разумеется, — отвечал Колльберг. — Месть. Единственно возможная причина.

— Но если это месть… — начал Рённ и не довел свою мысль до конца.

— …то нетрудно вообразить, что тот, кто убил Нюмана, намерен отомстить еще многим, — продолжил за него Колльберг. — А поэтому…

— …его надо схватить как можно скорей, — завершил Мартин Бек.

— Точно, — сказал Колльберг. — А вы как, собственно говоря, рассуждали?

Рённ с несчастным видом посмотрел на Мартина Бека, а тот отвернулся к окну.

Колльберг поглядел на обоих с вызовом.

— Минуточку, — сказал он. — Задавались ли вы вопросом, кто такой был Нюман?

— Кто такой был Нюман?

У Рённа сделался растерянный вид, Мартин Бек молчал.

— Именно. Кто такой был Нюман или, точнее говоря, кем он был?

— Полицейским, — откликнулся наконец Мартин Бек.

— Ответ неполный, — сказал Колльберг. — Вы оба его знали. Итак, кем он был?

— Ну, комиссаром полиции, — пробормотал Рённ.

Потом он устало моргнул и сказал неопределенным тоном:

— Мне еще позвонить надо кой-куда.

— Ну-с, — сказал Колльберг, когда за Рённом закрылась дверь. — Так кем же был Нюман?

Мартин Бек поглядел ему в глаза и с видимой неохотой произнес:

— Он был плохим полицейским.

— Неверно. — сказал Колльберг. — А теперь послушай меня. Нюман был самым плохим полицейским, какого только можно себе представить. Он был подлец и негодяй, последний из негодяев.

— Это твое личное мнение. — сказал Мартин Бек.

— Да, мое личное, но ты должен признать, что я прав.

— Я не очень близко его знал.

— Ну, ну, не увиливай. Ты знал его достаточно, чтобы согласиться со мной. Я понимаю, что из-за ложно толкуемой лояльности Эйнар со мной не согласится. Но уж ты, будь добр, не увиливай.

— Ладно, — произнес Мартин Бек. — То, что я слышал о нем, звучало не слишком лестно. Но сам я никогда с ним вместе не работал.

— Неточная формулировка, — сказал Колльберг. — С Нюманом и нельзя было работать вместе. От него можно было только получать приказы и делать, что приказано. Те, кому положение разрешало, могли, разумеется, приказывать и ему. А спустя некоторое время убедиться, что приказ выполнен неправильно или вообще не выполнен.

— Ты выступаешь как эксперт по делу Стига Нюмана, — сказал Мартин Бек кислым тоном.

— Да, потому что я знаю о нем много такого, чего не знают другие. Но об этом мы поговорим позднее. А сейчас надо твердо установить, что он был подлец. И негодный работник. Даже в наши дни он позорил свою корпорацию. Поверишь, мне стыдно, что я служил полицейским в одном городе с ним. И в одно время.

— Ну, если так рассуждать, стыдиться надо многим.

— Вот именно. Но только у очень немногих на это хватает ума.

— А любой лондонский полицейский должен бы стыдиться из-за Чэлленора.

— Опять не то говоришь, — сказал Колльберг. — Чэлленор и его подручные, прежде чем предстали перед судом, успели натворить много бед. А это свидетельствует о том, что существующая система намерена и впредь попустительствовать полиции.

Мартин Бек рассеянно потирал лоб.

— Зато имя Нюмана ничем не запятнано. А почему?

Колльберг сам ответил на свой вопрос:

— Потому что все знают: жаловаться на полицейского бессмысленно. Простые смертные беззащитны перед полицией. А раз нельзя добиться правды, даже когда имеешь дело с рядовым полицейским, что уж говорить о полицейском комиссаре?

— Ты преувеличиваешь.

— Очень немного, Мартин, очень немного, и ты это знаешь не хуже, чем я. Беда в том, что наша проклятая спайка стала для нас своего рода второй натурой. Мы все помешаны на чести мундира, выражаясь более изысканно.

— Без спайки в нашем деле нельзя, — заявил Мартин Бек. — Так было всегда.

— А скоро у нас, кроме нее, ничего и не останется, — сказал Колльберг и, вздохнув, продолжал:

— О'кэй! Полицейские горой стоят друг за дружку. Это факт, но возникает вопрос: против кого они стоят?

— До того дня, когда кто-нибудь сумеет ответить на этот вопрос…

Мартин Бек не договорил, и Колльберг сам завершил его мысль:

— …до того дня не доживешь ни ты, ни я.

— А при чем тут Нюман?

— При всем.

— Так уж и при всем?

— Нюман мертв и не нуждается больше в снисхождении. Тот, кто убил его, судя по всему, душевнобольной человек, опасный для самого себя и для окружающих.

— И ты убежден, что этого человека можно отыскать в прошлом Нюмана?

— Убежден. Он должен там фигурировать. Ты давеча сделал не такое уж глупое сравнение.

— Какое сравнение?

— Насчет Чэлленора.

— Но ведь я не знаю всей правды про Чэлленора, — холодно отвечал Мартин Бек. — Может быть, ты ее знаешь?

— Нет. Ее не знает никто. Зато я знаю, что многие люди были избиты, и даже больше того — приговорены к длительным срокам заключения лишь потому, что полицейские в суде лжесвидетельствовали против них. И ни выше-, ни нижестоящие инстанции никак на это не реагировали.

— Вышестоящие — во имя чести мундира, — сказал Мартин Бек. — А нижестоящие — из страха потерять работу.

— Причина еще страшней. Многие из нижестоящих просто-напросто полагали, что так и должно быть. Другого они никогда не видели.

Мартин Бек встал и подошел к окну.

— А теперь расскажи о Нюмане то, что знаешь ты и чего не знаем мы.

— Нюман тоже занимал такой пост, который давали ему возможность командовать множеством молодых коллег в общем-то по своему усмотрению.

— Это было давно.

— Не так уж давно, в полиции до сих пор служат люди, которые прошли у Нюмана полную выучку. Ты понимаешь, что это значит? За эти годы ему удалось разложить десятки молодых ребят, которые с первых дней усвоили ложное представление о работе полицейского. При этом многие вполне искренне преклонялись перед Нюманом, надеясь рано или поздно стать его копией. Стать таким же непреклонным и неограниченным самодержцем. Понимаешь?

— Да, — устало сказал Мартин Бек. — Я понимаю, о чем ты. И хватит долбить одно и то же.

Он повернулся и в упор взглянул на Колльберга.

— Хотя из этого не следует, что я с тобой согласен. Ты лично знал Нюмана?

— Да.

— Служил под ним?

— Да.

Мартин Бек нахмурил брови.

— Когда это было? — спросил он недоверчиво.

— Негодяй из Сефлё, — пробормотал Колльберг себе под нос.

— Что, что?

— Негодяй из Сефлё. Так его называли.

— Где?

— В армии. В войну. Многому из того, что я знаю и умею, меня научил Стиг Нюман.