Ольга Лаврова - Брачный аферист
— Как я свой не отличу? Конечно, отличу.
— Ну, пожалуйста, вот они разложены.
Боцман обежал взглядом рядки ключей и ткнул пальцем в тот самый.
— Наш.
— Без ошибки?
— Даже не сомневайтесь. Можно, между прочим, конкретно сказать, от какой двери. По дубликату.
Принесли дубликаты. Ключ из связки Ладжуна был безусловно того же образца, но в точности ни с одним дубликатом не совпадал.
— Вон что! Выходит, от двадцатой он, — рассудил боцман. — Тот один остался.
Ключ и в самом деле подошел к двери двадцатой каюты. А в книге регистрации выдачи ключей имелась пометка, что в интересующем нас рейсе пассажир ключа не сдал и в ход пустили запасной.
— Значит, поймали его все-таки? — спросил боцман. — Бандита, который из двадцатой?
— А какие у вас основания подозревать именно его?
— Ну, первое, что он драпанул спешно.
— Тому есть свидетели?
— Даже я сам конкретно.
— Расскажите, пожалуйста.
— Во время прихода в Ярославль — это утром рано — мы только пристали, и он хотел спрыгнуть. Я его воротил. Когда пришвартовались, он выбежал первым… Молодой человек, одет в коричневое пальто джерси, сам темный, лет 35.
— И больше вы его не видели?
— Больше не видал. К отплытию он не воротился. Впоследствии проверили, что билет у него был до конца рейса.
— А раньше он не привлекал вашего внимания? Подозрений не вызывал?
— Раньше — нет… прошу извинения, правда, перед Тутаевым он привлек внимание.
— Чем же?
— Значит, так. До захода в Ярославль мы спускались с капитаном в рубку. Смотрим, у бортика человек, на палубе. Капитан спрашивает: что ты здесь делаешь, почему не отдыхаешь? Он отвечает: душно, и мне нехорошо, сейчас пройдет.
— У бортика на какой палубе?
— На нижней.
— То есть там, куда выходит окно Титовой?
— Точно так. Но мы ничего не знали, что убийство, еще было минут двадцать пятого только.
— И стоял тот же человек?
— Да, пассажир из двадцатой.
— В пальто?
— Нет, в тот момент без пальто.
— А как он выглядел, скажите, как держался?
— Вроде немного пьяный. Потому что… вроде его мутило у бортика.
— Так.
— А еще он в Тутаеве подходил и спрашивал у штурмана, станем ли в Тутаеве. Ему ответ был, что нет.
— Понятно. Все?
— Все… Это уже впоследствии слухи пошли, что он вроде за Титовой ухлестывал, то да се…
— Ясно. Спасибо вам большое.
— Мне за что ж? Вам спасибо!
Группа возвращалась с «Терека» в приподнятом настроении.
— Ну, Михаил Петрович, теперь Ладжун в руках?
— С чего вы взяли?
— Но… ведь все совпало: что рвался на берег, и как его засекли на палубе, и ключ…
— Совпасть-то совпало, но что это доказывает? Что некто, ехавший в двадцатой каюте, решил прервать путешествие. По причине дурного известия, болезни, взбалмошного характера — мало ли.
— То есть как «некто ехавший»?
— Пока «некто», братцы.
— Да в двадцатой же ехал Ладжун!
— Кто говорит?
— Да ясно же!
— «Ясно» — не доказательство.
— Так отчего вы карточку не показали, Михаил Петрович?!
— Имея живого человека, обязан проводить опознание «в натуре».
— Ну-у, подумаешь, велика разница. Посмотрели бы сначала фото, а потом «в натуре».
— Ловко! Они тогда станут опознавать не прошлогоднего пассажира, а человека, которого видели на карточке. Доходит?
— Доходит… И когда вы его предъявите команде?
— Пока что рано. Нельзя.
— Рано?
— Конечно. Ну, опознали его, ну, он. А кто «он»? Убийца? Ничуть! Просто пассажир 20-й каюты в злополучном рейсе. Не больше. Разведет Юрий Юрьевич белыми руками и усмехнется. «Да, плыл, пардон, запамятовал. А разве путешествие в каютах № 20 — это преступление? Действительно, ухаживал за Титовой. А разве запрещено? Действительно, сошел в Ярославле. Ну и что дальше-то?»
— Тогда вообще непонятно, где брать доказательства!
— Доказательства даст Юрий Юрьевич.
Дайнеко избрал утомительную, но верную тактику. Неведение обвиняемого о том, какими материалами располагает следователь, позволяет строить допрос так, что невиновный обнаружит свою невиновность, а виновный невольно будет «поставлять» улики против себя. Дайнеко прекрасно учел и особенности личности Ладжуна, и свойственную ему манеру защиты. Первый вопрос о «Тереке», брошенный вскользь, без нажима и интереса, побудил Ладжуна сделать самое простое — отпереться. («А на «Тереке» ты не плавал?» — «По-моему, нет».) Записали в протокол, что не плавал — зафиксировали первый ошибочный шаг. И подобно тому как в шахматной партии единственная неправильно двинутая в начале игры пешка может определить все развитие борьбы и финал, так и это «по-моему, нет» потянуло за собой в дальнейших допросах цепочку врак, в которых Юрий Юрьевич постепенно увязал…
— Листал я тут дело, Юра. Надо готовить обвинительное заключение, но деталей еще много, которые нужно уточнить. Чтобы не оставалось превратных толкований.
— Ну, если нужно… Но я устал, честно говоря.
— Вот, например, ключи у тебя отобрали при задержании. Сколько их было счетом?
— Я счета не вел, может быть, сорок, может, шестьдесят.
— Неизбежно возникает вопрос: к чему так много?
— Вы, конечно, можете думать… это, ясно, ваше право… Но мне они были не нужны. Мне без ключей отдавали в руки, я по шкафам не лазил. Ни по квартирам.
— Тем не менее связка налицо. Зачем?
— Короче говоря, я люблю ключи, я собирал.
— Собрание для оседлого человека. Мне сегодня портфель руку оттянул; я их принес. Вот. Узнаешь?
— Да, это мои.
— Как ты умудрился набрать столько?
— Ну, когда я где нахожусь, то беру. Даже просто на память, клянусь честью!
— Оттуда, где живешь?
— Да.
— Если так, Юрий Юрьевич, значит, и на «Тереке» ты жил. Вот этот ключ — от 20-й каюты первого класса.
— Да?.. — Мгновенный цепкий взгляд. — Я всегда езжу первым классом…
— Мы с тобой уславливались, и не раз: ни слова лжи. И зачем-то ты снова пытаешься темнить.
— Я не помню, чтобы на «Тереке»… А впрочем, говоря, однажды плавал, я теперь вспоминаю, Михаил Петрович. У меня еще девушка была, азербайджанка. Хорошая девушка. С Баку. Конечно, у каждого свой вкус, но что красивая, то красивая. Сулико.
Что Юрий Юрьевич «вспомнит», Дайнеко предвидел. Но немедленно изобрести попутчицу и тут же для достоверности наделить ее именем, национальностью, местом жительства — это был ход с дальним прицелом. (При красивой девушке не стал бы ухаживать за Титовой, женщиной немолодой и незаметной.) Спроси сейчас, он глазом не моргнув опишет привычки мифической бакинки, род занятий, манеру одеваться (только адреса и фамилии, разумеется, не назовет). Мастер сочинять!
— Каким маршрутом ходит «Терек»?
— Он ходит Астрахань — Москва и обратно.
— Ты ехал в один конец?
— В оба.
— В оба… Что, понравились пейзажи на маршруте? (Тут может похвалить окрестности Ярославля, чтобы объяснить, почему сошел, если зайдет речь.)
— Пейзажи? А черт его знает. Я занят был, у меня же девушка.
— А познакомился ты с ней?..
— Совершенно случайно, на теплоходе уже.
— И сколько продолжалось ваше знакомство?
— Как мы туда плыли, так и назад вместе. Это месяц почти.
(Увлекся Юрий Юрьевич романом со знойной бакинкой, забылся слегка. Важно теперь не дать ему из отдельных островков лжи соорудить единую и более прочную платформу для защиты.)
— Редкое для тебя постоянство, Юра.
Михаил Петрович усмехнулся, и Ладжун усмехнулся: «поняли» друг друга двое мужчин. «Снимай, Костя, снимай!» — ткнул в спину оператора Виноградов. «Кассета кончилась, кино остановилось, — виновато проворчал оператор. — Сейчас сменю». — А в динамике продолжался диалог:
— Но в Астрахани вы все же расстались?
— Ей надо было в одну сторону, мне — в другую. Жаль, конечно, мы хорошо погуляли.
— А деньги чьи прогуливали? Ее?
— Никогда в жизни! Если мне девушка нравилась, я мог ее так угостить, что она никогда не забудет. Мог ей купить часы! И никто не скажет, что она меня угощала. Мы с ней коньяки распивали и шампанское, все.
— А говорят, ты тратил мизерное количество.
— Я — мизерное количество?!
В последний момент на самом кончике языка Юрий Юрьевич удержал вопрос «кто говорит?». Это означало бы повести разговор на обострение, а его надо было срочно уводить в сторону.
— Никогда в жизни! Я не такой по натуре человек, Михаил Петрович, поймите меня правильно! У меня деньги были, у меня даже мысли не было, чтобы за ее счет. Я последнее отдам, если я к человеку привязываюсь. Мысли даже не было!
(Нажимать не стоит, пусть немного успокоится.)
— И за целый месяц плаванья ты совсем никого не пощипал?
