Елена Топильская - Записки сумасшедего следователя
Наконец Марат рассказал, что когда он вышел из милиции, к нему подскочила терпеливо ожидавшая его Юля. Она бросилась ему на шею и как ни в чем не бывало предложила: «Поехали к тебе!» У него же еще слишком были свежи воспоминания о камере с бомжами, в которой он оказался по ее милости, но он нашел в себе силы не стукнуть ее, а, с трудом освободясь от ее объятий, вежливо намекнул, что уже поздно и что ее ждет мама, а сам попытался тихо улизнуть. Юля, однако, настаивала и шла за ним как приклеенная.
Обернувшись, я действительно увидела маячившую в отдалении Юлю. Я подошла к ней и спросила, почему она еще не дома? Юля откровенно сказала мне, что она хочет к Марату. У меня все это не укладывалось в голове. Увидев, что Марат воспользовался тем, что Юля отвлеклась на меня, и сбежал, я не стала воспитывать «потерпевшую» и тоже уехала.
На следующий день Юля в отделение не явилась. Мы выдвинулись в «Кубик Рубика» согласно плану: первым должен был войти Марат, через полчаса должны были появиться мы, пронаблюдать, как бармен сведет Марата с девочкой, привезти бармена в отделение и получить от него показания. И тут в первый и последний раз я нарушила золотое правило – следователю ни в коем случае не лезть в оперативные мероприятия. Мудрые и опытные опера советовали мне сидеть в отделении и ждать, когда они привезут мне бармена, но я непременно хотела быть в гуще событий. Опера не стали со мной спорить и просто махнули рукой.
Мы подъехали к домам за баром – ближе не могли, поскольку нам выделили дежурную машину с «мигалкой» и синей полосой, выпустили из машины Марата, выждали полчаса и подошли к бару. Нас встретили запертые двери, на которых висела табличка: «Бар закрыт, проводится мероприятие». Через сорок минут мы правдами и неправдами прорвались в бар. Там происходило празднование дня рождения богатого сирийца. Оказавшись в баре, я сразу поняла, почему мне надо было оставаться в отделении. Бар был наводнен юными и сказочно прекрасными валютными проститутками, разодетыми, как принцессы, в шелка и шифоны. Я в своем строгом костюме, надетом для проведения допроса, и с постным выражением лица смотрелась как бельмо на глазу. Свободных мест не было, но, поскольку народ танцевал, опера быстренько нашли пару стульев без хозяев и пригубили оставленные коктейли. К нам протолкался Марат и сообщил, что ему пришлось заплатить четвертной, чтобы пройти в бар, так как он не мог сорвать операцию. Затем мы увидели в баре Юлю собственной персоной – она попала в бар значительно легче, чем все мы. Она как своя болтала с посетителями и барменами и, увидев нас, стала старательно привлекать к нам внимание, пытаясь дать понять обслуживающему персоналу, кто мы такие.
Мы спасали положение, как могли, и только потом оценили, какую несли ахинею. Один из оперов тихо спросил Юлю, почему она не пришла в отделение, а оказалась здесь. Юля громко, на публику, сделав невинное лицо, заявила, что она приходила в отделение, а дежурный сказал, что мы уже уехали сюда. Заметив, что за нашими спинами остановился и напряженно прислушивается к разговору искомый бармен, я громко переспросила: «Дежурный по этажу?» – «Ну, капитан», – также громко пояснила Юля. Поскольку у бармена интерес к нам не спадал, в разговор включился опер с вопросом: «Капитан дальнего плавания?». Тут мы уже не выдержали и дружно рассмеялись, представив себе некое загадочное отделение (чего?), в котором по этажу дежурит капитан дальнего плавания. Операция была сорвана, мы просто попросили бармена проехать с нами, и он все нам рассказал. Дело я прекратила, но научная карьера Марата была безвозвратно загублена, а в довершение ко всему спустя полгода его квартиру грамотно обокрали, и ни у кого не было сомнений, что тут не обошлось без Юли.
В ту же осень на районную прокуратуру как из ведра посыпались изнасилования малолетних девочек в подвалах и на чердаках. За две недели произошло двенадцать изнасилований, все они были совершены абсолютно одинаково – двое мальчишек, по всему похоже – школьников, затаскивали в подвалы и на чердаки первоклассниц, по две девочки, а в одном случае даже троих, и в меру своих сексуальных возможностей совершали преступление. Мы все потеряли покой и сон, дошли уже до того, что вместе с моим стажером сами патрулировали по району, высматривая мальчишек, которые приставали к маленьким девочкам.
Вдруг из РУВД позвонил возбужденный начальник уголовного розыска и сообщил, что страшные преступления раскрыты. Мы торжественно прибыли в районное управление внутренних дел: прокурор района, я и мой стажер. Там уже были все уголовно-розыскные начальники районного и городского уровня, а также торжествующий начальник детского приемника-распределителя. Он с гордостью рассказал, что расколол одного из подростков, поступивших в приемник, – беглеца из детского дома, и тот признался во всех изнасилованиях. Непонятно было, где его соучастник, у нас ведь было двое преступников, но я решила сначала посмотреть на злодея. «Введите!» – и в просторный кабинет начальника РУВД, где, затаив дыхание, сидели пятнадцать работников прокуратуры и милиции, ввели худосочного мальчонку, обритого налысо, с огромными, абсолютно перпендикулярными голому черепу ушами. Ростом он был вровень со столом; а когда увидел столько взрослых, выжидательно смотрящих на него, он разрыдался. В общем, мне все стало ясно, но для очистки совести я решила с ним поговорить. Он как попугай твердил, что признает все изнасилования, но не смог назвать ни одного места совершения преступления, не смог рассказать об обстоятельствах, да в довершение ко всему никто из девочек его не опознал, а одна толстая первоклассница басом заявила: «Да это не он. Этого я бы одной левой!» Когда я сообщила начальнику РУВД «осечка, блин!», он разорался: «Да он это, ты просто работать не умеешь, надо доказывать!» Через две недели настоящих преступников, четырнадцатилетних учеников средней школы, задержали на месте преступления.
С тем мальчишкой из детского приемника-распределителя все было понятно: психика у него явно была неустойчивая; то ли ему пообещали, что если он признается, то его не отправят обратно в детский дом, то ли чем-то другим улестили, но ему все равно ничего не грозило, поскольку ему еще не исполнилось четырнадцати лет и он не достиг возраста уголовной ответственности.
Сразу после того, как мы разделались с малолетними насильниками, на нас свалилось дело о взрослых любителях развлечений.
Два оперативника из отделения, выпив водки, потом пива, пошли проверять наркоманский притон, где на момент проверки находились в состоянии легкой «дури» две несовершеннолетние девицы, обслуживающие посетителей притона.
Оперативники в служебном раже, подогретом парами спиртного, стали требовать выдачи наркотиков и в поисках наркотических средств покрушили всю мебель и разбили все стекла, после чего один встал на стреме, а второй избил и изнасиловал обеих девиц. Пока он оприходовал вторую, первая жертва, вся в синяках, умудрилась выскочить из квартиры, побежала к подруге и вызвала милицию. Приехавший наряд обнаружил в квартире полный разгром и напуганную жертву. Девушек привезли в милицию, где они рассказали, что в квартиру ввалились два безумных наркомана, все покрушили в поисках наркотиков и, не найдя их, изнасиловали обеих. К слову, одна из них была так серьезно избита, что два месяца пролежала в больнице. (Потом они говорили: «Да если бы мы знали, что это менты, да разве бы мы обратились в милицию?! Ни за что, но нам просто в голову не могло прийти, что это работники милиции, мы думали, что это взбесившиеся наркоманы».)
Дежурный оперативник принял от обеих потерпевших заявления о привлечении к уголовной ответственности неизвестных преступников, скрупулезно записал приметы нападавших и, передавая сведения в Управление уголовного розыска, искренне сказал собеседнику: «Чтобы тебе лучше их представить, вспомни наших оперов Скоморохова и Авдеева. Вспомнил? Вот по приметам получается, что преступники – один в один Скоморохов и Авдеев». Все, кто это слышал, без всякой задней мысли старательно представляли себе Скоморохова и Авдеева, чтобы уяснить, как выглядели преступники, и только зам по опер, отделения понял это как надо. Он вызвал Скоморохова и Авдеева и прямо спросил их – были в адресе? Те честно признались, что были, проводили рейд по наркотикам. Преступление было раскрыто.
Самое интересное началось после того, как я предъявила им обвинение. Ко мне пришел начальник РУВД и стал весьма остроумно доказывать, что опера не совершали изнасилования. «Спроси любого сексопатолога, – поучал он меня, – и он тебе скажет, что мужчина не может поиметь подряд двух женщин. Вот я, например, не могу». Я возражала, что его собственные сексуальные возможности для дела значения не имеют и, не удержавшись, припомнила случай с ушастым «насильником»: «Взрослый опер, значит, не может совершить подряд два половых акта с разными женщинами; а малолетний пацан, который полгода бегал по подвалам и питался в столовых гарниром за сданные пустые бутылки, – может изнасиловать подряд трех девчонок?» Начальник РУВД собрался с мыслями и изрек: «Да! Он молодой и здоровый, а опер замучен работой».
