Ю Несбё - Призрак
— Ты хорошо выглядишь, — сказала Беата, вставляя ключ в замок. — И пальчик у тебя классный.
— Сделано в Гонконге, — ответил Харри, потерев короткую титановую фалангу.
Пока маленькая бледная женщина открывала двери, он разглядывал ее. Тонкие короткие светлые волосы, забранные резинкой. Кожа настолько прозрачная, что видна красивая сетка кровеносных сосудов на виске. Женщина напоминала ему голую крысу, на которой опробовали методы лечения рака.
— Поскольку ты написала, что Олег обитал на месте преступления, я подумал, что смогу попасть внутрь при помощи его ключей.
— Замок в этой двери давным-давно был сломан, — сказала Беата, распахивая дверь. — Проходи. Мы вставили новый замок, чтобы наркоманы не вернулись и не испачкали место преступления.
Харри кивнул. Это типично для наркоманских притонов, для квартир, в которых проживает несколько наркоманов. Нет смысла ставить замки, они будут немедленно сломаны. Во-первых, все торчки вламываются в те квартиры, где, по их сведениям, может быть дурь. Во-вторых, даже те, кто живет вместе, обязательно воруют друг у друга.
Беата отодвинула в сторону опечатывающие квартиру ленты, и Харри проник внутрь. На крючках в коридоре висели одежда и пластиковые пакеты. Харри заглянул в один из них. Сердцевина от рулона бумажных полотенец, пустые пивные банки, мокрая футболка со следами крови, кусочки фольги, пустая сигаретная пачка. У одной стены были составлены пустые коробки из-под пиццы «Грандиоза», и эта грандиозная башня скоро могла бы достать до потолка. Еще в квартире стояли четыре одинаковые белые вешалки. Харри удивился, но потом сообразил, что вешалки ворованные и их просто не удалось продать. Он вспомнил, что в наркоманских притонах постоянно обнаруживались вещи, за которые обитатели этих притонов очень надеялись выручить деньги. В одном месте полиция нашла сумку с шестьюдесятью устаревшими, давно вышедшими из употребления мобильными телефонами, в другом — частично разобранный мопед на кухне.
Харри вошел в гостиную. Здесь пахло смесью пота, пропитанного пивом дерева, мокрого пепла и чего-то сладкого, что Харри не сумел определить. В гостиной не было мебели в обычном понимании. На полу лежали четыре матраца, как в лагере вокруг костра. Из одного матраца под углом девяносто градусов торчал кусок проволоки в форме латинской буквы Y. Квадрат пола между матрацами был черным от следов огня вокруг пустой пепельницы. Харри предположил, что содержимое пепельницы забрали эксперты.
— Густо лежал здесь, у стены в кухне, — сказала Беата.
Она стояла в дверном проеме между гостиной и кухней и указывала на место, где был обнаружен труп.
Вместо того чтобы пройти на кухню, Харри остановился в дверях и огляделся. Это привычка. Не привычка криминалиста обследовать место преступления издалека, начинать прочесывание с периферии, постепенно приближаясь к трупу. И не привычка полицейского из дежурной части или патрульной машины, который, первым прибыв на место преступления, прекрасно осознает, что может испачкать его собственными следами или, в худшем случае, уничтожить имеющиеся следы преступников. Здесь люди Беаты уже давно сделали все, что нужно. Нет, это была привычка следователя-тактика. Того, кто знает, что у него есть только один шанс получить первые чувственные впечатления, позволить почти незаметным деталям рассказать свою историю, оставить свои отпечатки до того, как цемент застынет. Это должно случиться сейчас, прежде чем включится аналитическая часть мозга, та, которой нужны четко сформулированные факты. Харри обычно определял интуицию как простые логические заключения, основанные на обычной информации, полученной при помощи органов чувств, которые мозг не смог или не успел перевести на понятный язык.
Но это место не слишком много поведало Харри о произошедшем убийстве.
Он видел, слышал и обонял квартиру, где жили более или менее случайные люди, которые собирались вместе, ширялись, спали, изредка ели и через какое-то время исчезали. Уходили в другой притон, в палату хосписа, в парк, в мусорный бак, в спальный мешок под мостом или же под могильный камень в белом ящике.
— Нам, естественно, пришлось здесь немного прибрать, — сказала Беата, отвечая на его незаданный вопрос. — Везде был мусор.
— Наркота? — спросил Харри.
— Мешок несваренных ватных тампонов, — ответила Беата.
Харри кивнул. Наиболее истощенные и нищие наркоманы обычно собирали ватные тампоны, которыми пользовались для очистки наркотиков от шлаков во время забора жидкости в шприц. В черный день эти тампоны можно было сварить, а отвар вколоть.
— И презерватив с семенной жидкостью и героином.
— Да ну? — Харри поднял бровь. — Советуешь попробовать?
Беата залилась краской, как в те годы, когда она была скромной выпускницей полицейской школы, какой он ее еще помнил.
— С остатками героина, если точнее. Мы думаем, что презерватив использовался для хранения, а когда хранить стало нечего, его применили по прямому назначению.
— Ммм, — сказал Харри. — Торчки, которые заботятся о предохранении. Неплохо. Выяснили, кто…
— ДНК с внутренней и внешней стороны презерватива принадлежат двум знакомым нам людям. Одной шведской девочке и Ивару Торстейнсену, больше известному как Спидвар.
— Спидвар?
— Обычно он угрожает полицейским грязными шприцами. Утверждает, что заражен.
— Ммм, тогда понятно, почему он пользовался презервативом. В насилии замечен?
— Нет, всего несколько сотен взломов, хранение и торговля. И даже ввоз в страну.
— Но угрожал убить кончиком шприца?
Беата вздохнула и сделала шаг в гостиную, повернувшись к нему спиной.
— Прости, Харри, но в этом деле все концы сходятся с концами.
— Олег никогда не обидел и мухи, Беата. В нем этого просто-напросто нет. А вот этот Спидвар…
— Спидвар и шведская девочка уже… уже не актуальны.
Харри посмотрел на ее спину.
— Мертвы?
— Передозировка. За неделю до убийства. Низкокачественный героин, смешанный с фентанилом. У них не было денег на «скрипку».
Харри скользнул взглядом по стенам. У большинства тяжелых наркоманов без постоянного места жительства были нычки — одно или два тайных места, где они могли спрятать или запереть свой неприкосновенный наркотический запас. Или деньги. Или другие важные вещи. Носить их с собой не имело смысла, бездомному торчку приходилось ширяться в людных местах, а в тот момент, когда дурь попадала ему в вену, он становился беспомощным и представлял собой легкую добычу для грабителей. Поэтому нычки были святым делом. Совершенно, казалось бы, отупевший наркоман тратил столько сил и фантазии, чтобы спрятать свою нычку, что даже профессиональные сыщики и собаки, натренированные на поиск наркотиков, не могли ее найти. Тайное место, о котором торчок никогда никому не говорит, даже своему лучшему другу. Потому что знает, знает по собственному опыту, что никакой друг из плоти и крови не станет ему ближе, чем друзья кодеин, морфин, героин.
— А нычки вы здесь искали?
Беата покачала головой.
— Почему? — поинтересовался Харри, хотя и понимал, что это глупый вопрос.
— Потому что нам, скорее всего, пришлось бы разгромить всю квартиру, чтобы найти что-то, не представляющее интереса для расследования этого дела, — терпеливо пояснила Беата. — Потому что мы должны грамотно распоряжаться нашими ограниченными ресурсами. И потому что мы собрали достаточно доказательств.
Харри кивнул. Каков вопрос, таков ответ.
— А что там с доказательствами?
— Мы думаем, что убийца стрелял с того места, где я сейчас стою. — У криминалистов не принято употреблять имена. Она вытянула руку перед собой. — С близкого расстояния. Меньше метра. Следы пороха вокруг и во входных отверстиях.
— Их несколько?
— Было два выстрела.
Она посмотрела на него извиняющимся взглядом, словно говоря, что она знает, о чем он думает: этот факт отнимает у защиты возможность утверждать, что выстрел был произведен случайно.
— Оба выстрела прямо в грудь.
Беата развела указательный и средний пальцы и приложила слева к своей блузке, как будто говорила с ним на языке глухонемых.
— Если и жертва, и убийца стояли в полный рост и убийца держал оружие обычным способом, расположение входного отверстия от первого выстрела свидетельствует о том, что рост убийцы метр восемьдесят — метр восемьдесят пять. Рост подозреваемого — метр восемьдесят три.
О господи. Он подумал о мальчишке, стоявшем у двери в комнате для свиданий. А ему казалось, что еще вчера, когда они играли и боролись, Олег едва доставал Харри до груди.
