Юлиан Семенов - Петровка, 38. Огарева, 6. Противостояние
— Ирина Григорьевна, — сказал Тадава, — я из уголовного розыска, долго вас не задержу. Мне бы не хотелось вас приглашать в милицию, поэтому я сам пришел. Разрешите?
Женщина стояла на пороге, пройти в комнату Тадаве не предлагала.
— Вы в связи с вчерашним собранием в магазине? По поводу Кротовой?
— И в связи с этим.
— Тогда вызывайте в милицию, чтоб все было официально. Я предавать никого не намерена, а тем более мою заведующую.
— Почему вы решили, что я пришел склонять вас к предательству?
— К чему ж еще? Торговой этике, что ль, учить?
— Позвольте все-таки к вам войти…
— Я ж сказала — нет. Ничего я вам здесь говорить не стану.
Тадава погасил вспыхнувший в нем гнев, закрыл на мгновение глаза, поджал губы:
— Хорошо. Речь пойдет не о Кротовой. Вызывать вас мы не можем, ибо, возможно, за вашей квартирой следят…
— Что?! Кто это следит-то? Только вы и можете следить, денег у вас на это хватает, налоги не зря платим…
— Ответьте мне: у вас сейчас есть кто-нибудь?
— А кто у меня может быть?! Никого нет!
— А капитан, моряк, к вам приходил?
Лицо Евсеевой вспыхнуло, потом побледнело:
— А вот это вас не касается.
— Именно это меня и интересует. Этого моряка мы ищем, он убийца.
Женщина отняла руку с косяка. Тадава прошел в квартиру, оглянувшись предварительно — на лестнице было пусто. «Что это я себя зря пугаю, внизу наши люди…»
Но, подчиняясь какому-то внезапному посылу, Тадава вдруг повернулся, взбежал по лестнице на последний этаж — по-кошачьи, на цыпочках. Там никого не было. Вниз спустился быстро, почему-то подражая походке Чарли Чаплина, когда тот в финале своих ранних фильмов, раскачиваясь, уходил в солнце. Понятно, тросточки в руке майора не было, а Чаплин всегда поигрывал тросточкой, и чем горше ему было, тем он смешнее и беззаботней вертел ею.
…В комнате у Евсеевой было все ясно: ее сущность вывалилась наружу — и финская стенка, и кресла из югославского гарнитура, и арабский стол с тяжелыми стульями, и репродукции из «Работницы» в аккуратных позолоченных рамочках, и хрусталь в горке красного дерева — все было здесь показным, не для себя, не для удобства. Сплошная инвестиция. И в книжном шкафу тоже инвестиции, а не книги: Конан Дойль рядом с Булгаковым, Мандельштам вместе с Майн Ридом, «Вкусная и здоровая пища» была втиснута между альбомами импрессионистов и Третьяковской галереи — размер почти одинаков.
Тадава снова погасил в себе острое чувство неприязни к женщине, открыл папку, спросил разрешения разложить на столе фотографии. Евсеева постелила большую салфетку, и Тадава начал пасьянить карточки с расчлененными трупами. Последним он выбросил на стол портрет Кротова — тот, что удалось достать в профсоюзном бюро таксомоторного парка.
— Это он у вас был? — утверждающе сказал Тадава. — Я спрашиваю без протокола. Он говорил с вами?
— Говорил, — ответила Евсеева, не отводя глаз от фотографий, разложенных на столе.
— Когда? После того, как побывал дома у Кротовой?
— Он у нее дома тоже был?
— Вы когда его увидали? — не ответив на вопрос, но поняв все из того, как он задан, продолжал Тадава. — Вы его какого числа увидали?
— Не помню я чисел.
— В магазин к Кротовой он пришел третьего вечером.
— На другой день ко мне пришел.
— Сюда?
— Да.
— А как он с вами об этом договорился?
— Никак не договаривался. Постучал в дверь, я и открыла. Я запомнила его, когда он с Кротовой в кабинет шел.
— А почему, дорогая, вы его запомнили?
— Никакая я вам не «дорогая»!
— Для кавказца всякая красивая женщина — «дорогая», — без улыбки ответил Тадава.
— Ну и оставьте для Кавказа свои обращения. А я вам гражданка Евсеева.
— Хорошо, гражданка Евсеева. Я приношу вам извинение. Пожалуйста, возьмите ручку и бумагу, напишите подробное объяснение, когда, при каких обстоятельствах и в связи с чем к вам пришел моряк, о чем говорил, как вы провели время, когда он ушел и когда обещал вернуться — если, конечно, обещал.
— А я вам не обязана писать. Спросили — ответила. Дальше — моя личная жизнь, она вас не касается, она у нас законом охраняема.
— Вы совершенно правильно ответили, гражданка Евсеева. Но, во-первых, речь идет не о вашей личной жизни, а о преступнике, которого преследует уголовный розыск Советского Союза, во-вторых, вы работаете не во «вторсырье», а в ювелирном магазине, имеете доступ к драгоценностям, и наконец, в-третьих, если вы знаете, когда моряк был намерен вернуться в Смоленск, но не говорите мне об этом, я привлеку вас к суду за пособничество особо опасному преступнику.
— А какие у вас есть для этого основания? Нет у вас никаких оснований меня привлекать.
— Значит, вы не хотите помочь нам захватить врага?
— А я вам так не сказала. Я сказала, что писать ничего не буду. Есть вопросы — задавайте. И карточки свои со стола уберите, тошно смотреть.
Тадава послушно убрал фотографии, аккуратно положил потрепанную канцелярскую папку крокодиловой кожи в портфель, спросил разрешения закурить, достал пачку «Примы», затянулся, ощутив горьковатую синеву табачного дыма, и спросил:
— Вас не удивил его приход?
— Чего ж удивляться? Он видел меня, а я его глаза запомнила…
— Он спрашивал вас о Кротовой?
— На этот вопрос я отвечать не буду.
— Почему?
— Не буду — и все.
— О вашей работе спрашивал?
— Чего-то спрашивал… Он о камнях говорил красиво, какой камень какому зодиакальному знаку принадлежит, почему так считают…
— Он вам какие-нибудь камни показывал?
— Да.
— Какие?
— Изумруд.
— Один?
— Да.
— Кольцо?
— Да.
— Дорогой камень?
— В магазине сейчас такие реализуют… Грани хорошие, цвет, глубина, все при нем.
— Не говорил, откуда он у него?
— Что я, милиционер, такие вопросы задавать?
— На море вам съездить не предлагал?
— Не буду я на такие вопросы отвечать, сказала же!
— Значит, в Адлер он вас все же позвал. Кротову он, впрочем, приглашал в Батуми.
— Не сталкивайте нас лбами, не столкнете…
— Бутылка, которую он принес, осталась?
— Я бутылки не сдаю, я их выбрасываю в мусоропровод.
— Шампанское и водка?
— Я ж сказала — не лезьте в мою личную жизнь. Ее у меня и так слишком мало, чтоб я с другими делилась.
Тадава поднялся:
— Я надеюсь, вам не придется казнить себя за то, что вы не захотели нам помочь обезвредить преступника. Мы постараемся поймать его без вашей помощи. Но если случится горе, оно будет непоправимым. А этого можно избежать, расскажи вы нам все. Я хочу, чтобы вы запомнили эти мои слова. До свиданья, гражданка Евсеева.
С этим и ушел. Дверь прикрыл очень аккуратно, так закрывал дверь своего «жигуля»; очень сердился, когда сильно хлопали, хотя сейчас ему хотелось так рвануть на себя медную, в форме львиной морды ручку, чтобы из-под косяка посыпалась штукатурка.
«ГУВД Исполкома Магадана, майору Жукову.
Прошу срочно опросить знакомых Петровой, не было ли у нее кольца с зеленым изумрудом, «хороших граней» — это выражение ювелира прошу перепроверить у соответствующих специалистов, чтобы доходчивее объяснить вопрос свидетелям.
Майор Тадава».
«Тадаве по месту нахождения.
У Петровой было изумрудное кольцо.
Жуков».
«Майору Тадаве из отдела Управления УГРО МВД СССР.
На имя полковника Костенко получены списки лиц, сдавших заявления на поступление в рыбфлот СССР в период с ноября по настоящий день. Ни Милинко, ни Минчакова в списках нет. Однако есть Пинчуков, 1925 года рождения, из Весьегонска, имя и отчество сходятся с именем и отчеством погибшего Минчакова. Проживал по адресу: Весьегонск, Озерная, 3. Но на фотографии, приложенной к делу, лицо человека обезображено шрамом, правый глаз косит.
Полковник Кириллов».
«Полковнику Кириллову.
Прошу передать фото Пинчукова в НТО для исследования. Отправлена ли справка по месту жительства Пинчукова? Где находится в настоящее время? Прошу сообщить, в какой флот оформлялся?
Тадава».
«Майору Тадаве.
Фото Пинчукова — по заключению экспертов — в определенных параметрах соответствует фотографии Кротова, которой мы располагаем, однако категорический ответ экспертиза отказывается дать в связи с плохим качеством фото. Пинчуков действительно проживал до января с. г. по указанному адресу, косоглаз, имеет шрам на лице. После принудительного лечения в антиалкогольном диспансере № 12 домой не вернулся из-за жены, которая не хочет, чтобы дети видели отца-алкоголика. Где находится в настоящее время, неизвестно. Сосед Антипов говорит, что Пинчуков выражал желание во время их последней встречи, когда жена не пустила его домой, уехать на лесозаготовки. Пинчуков проходил оформление в Калининградском рыбном флоте.
