Тихая сатана. Кража. Сенсаций не будет - Владимир Фёдорович Чванов
Слепая любовь – одна из многих разновидностей равнодушия и себялюбия. При слепой любви получается, что ребенок дорог родителям как игрушка. Игрушка, требующая внимания, времени, заботе, но – игрушка. А в ребенке нужно видеть человека. Человек же достоин настоящей, не слепой любви.
ПУТИ К «ТРУДНЫМ»
«Трудный» ребенок, «трудный» подросток, «трудные» дети – кому не знакомы эти словосочетания? Их нередко можно услышать на педагогических советах, на родительских и комсомольских собраниях, конференциях и симпозиумах, встретить на журнальных и газетных страницах. От частого употребления эти слова стали настолько стереотипными, что мы не всегда задумываемся над тем, что же таится за этой ставшей привычной формулой – «трудные» дети. А между тем «трудный» ребенок – это чей–то сын или чья–то дочь. Разве родились они «трудными»? Нет, конечно. Но тогда по чьей вине они стали такими? От ответа на этот вопрос зависит сознание вины и мера нравственной ответственности, которые должен ощущать каждый, кто, столкнувшись в реальной жизни с реальными неповторимыми «трудными» ребятами, прошел равнодушно мимо.
Прежде всего давайте разберемся: кого называют «трудными»?
Как правило, «трудными» считаются неаккуратные, нерадивые, недисциплинированные, неуспевающие, плохо поддающиеся обучению и воспитанию. Принято считать, что это закоренелые второгодники, для которых учение – чистейшая мука и наказание.
Московский учитель Н. И. Маклаков, ссылаясь на книгу А. Е. Резникова и А. А. Крестинского «О трудных детях», говорил, что «трудные» не только те, кто оступился в жизни и стал на скользкий путь… «Трудные» не всегда хулиганы. «Трудный» – это сложная и интересная натура, иной раз неловко и больно задетая локтем жизни. «Трудный» – это часто не сразу понятая личность, требующая к себе индивидуального подхода. Это тот самый человек в классе, до которого не доходят руки педагога именно потому, что он «трудный». А будущая судьба такого подростка как раз во многом зависит от того, как направят его в этом критическом возрасте, как сумеют отвести от всего плохого, что уже успело укорениться в нем.
Для всех нас важно знать, когда и почему подросток, которого семья и школа готовят ко всему самому лучшему, оказывается вдруг в положении тревожно–угрожающей исключительности.
Подросток, причисленный к разряду «трудных», по любому поводу, а чаще всего без повода лезет драться, грубит родителям, грубит учителям.
В чем же начало начал «трудных». В пьянстве родителей – утверждают одни, но не у всякого пьяницы дети правонарушители. В недостаточной материальной обеспеченности – считают другие, но число преступлений, совершенных из–за нужды, крайне невелико. В «злой силе улицы». Но на «улице» проводят время все подростки, а «трудными» становятся лишь некоторые. И потом, именно «улица» многих еще в детстве столкнула с понятием справедливости, самоутверждения, научила мужеству и пробудила любовь к людям.
Чего хочет наш «трудный» герой, чего он добивается?
Что заставляет его сражаться с обстоятельствами и людьми, чаще всего не имеющими к нему непосредственного отношения?
Не пытается ли он во что бы то ни стало, любыми доступными ему средствами утвердить свое «я», свою пошатнувшуюся позицию?
То, что такой «героизм» мостит дорогу к правонарушению, доказывать не нужно. Но очень важно понять, что же было отнято у этого «трудного» подростка? Во имя чего он ищет самоутверждения в хулиганстве?
В тонкостях и нюансах педагогических теорий «трудный» подросток, как, впрочем, и нетрудный, не разбирается. Но должен заметить, что беседы с подростками, совершившими преступление, убедили меня в том, что эти ребята четко различают плохое и хорошее. Они нередко сожалеют о том, что произошло, искренне раскаиваются и даже горько плачут.
«Трудный» подросток обычно делает недозволенное вовсе не потому, что оно ему приятно. Но он хочет во что бы то ни стало выделиться, произвести впечатление. В школе он не отличается ни примерным поведением, ни хорошей успеваемостью, ему кажется, что дома на него тоже не обращают должного внимания и не понимают его.
«Трудные» ребята с детства испытывают сильный голод к вниманию, уважению, любви. Макаренко строго учитывал это и строил свои отношения с воспитанниками на доверии, большом внимании и полном уважении к их личности. Он позволял себе забыть все плохое, что было в судьбе подростка, и такой подход оказывался наиболее плодотворным…
Недавно я получил письмо от учительницы Людмилы Петровны Филатовой.
«Я прочитала вашу статью в журнале. От первого до последнего слова с ней согласна. Но пишу не поэтому. Есть в статье мысль, которая последнее время не дает мне покоя: преступления зачастую совершаются людьми с узким кругозором и неразбуженным чувством прекрасного. Для меня это не абстрактное утверждение.
Дело в том, что есть у меня ученик – Павлик. Он самая большая моя забота и беда. Конечно, он «трудный». Курит с 7 лет. Частенько его уличали в воровстве. Правда, перейдя в IV класс, перестал. А воровал он много и многое, начиная от кошельков, оставленных в сумочках, и кончая фотоаппаратами в городской редакции. Я даже к психиатру тогда обращалась, но он сказал, что в таком возрасте (а мальчику было 9–10 лет) не лечат. Постоянно нелепо нарушает дисциплину и схватывает немало двоек, особенно по языкам.
Он не способен радоваться тому, чему радуются его одноклассники, порой совершенно не может воспринимать произведения музыки, живописи: не разбужено чувство прекрасного. На мой вопрос, какую книгу для дошкольников он помнит, Павлик назвал ту, которую сам прочитал. Родители ему не читали. Они с ним не занимались. Зато отец привозил собранные отовсюду банки, бутылки. Их мыли, несли сдавать, а на вырученные деньги покупали спиртное. Пьяный отец начинал дебоширить, лез с кулаками на всю семью, разбил однажды бутылкой голову маленькому Павлуше. Мать – труженица, но безвольная, всепрощающая женщина. Есть старшая сестра, учится в профтехучилище – выросла благополучной девочкой. Но вот Павлик… Директор школы ждет, когда ему исполнится 14 лет, чтобы отправить в колонию. Не упрекайте его. Павлика знает весь город: и детская комната милиции, и комиссия по делам несовершеннолетних, и школьный совет общественности. Но я уверена, что мальчика колония не исправит, а только научит еще большему. Он легко идет на все плохое. Когда что–нибудь в микрорайоне случается – ко всему причастен и Павлик: и побеги с уроков, и путешествия по подвалам, и даже попытки пить нашатырно–анисовые капли.
Так что же делать? Отправить в интернат? Но туда нужно заявление родителей, а мать хоть и дала согласие на совете общественности, но всеми силами оттягивает время отправки.
Одно мне кажется необходимым: вырвать ребенка из–под влияния его семьи. Поместить его в такой коллектив,
