До полуночи одна минута - Галия Сергеевна Мавлютова
– Когда вы разберётесь? Долго ещё ждать? Посадили на дело какую-то ненормальную девицу, она вся красная, больная. У неё температура.
– Сказал бы я, что у неё и какая температура, – проворчал Степаныч, – вы вот что, уважаемый, шли бы домой, а мы здесь похлопочем, чтобы вашу машину дорогую вам вернуть. Прямо к Новому году!
– Не верю! – заупрямился Виталий Георгиевич. – Не верю – и всё! Я уйду, а вы сразу забудете про меня.
– Может, забудем, а может, и не забудем. Вы идите, идите, уважаемый, жене помогите, салаты там порежьте, картошечку почистите. Глядишь – всё само собой рассосётся.
– Какие салаты? Ну уж нет, уважаемый! Ничего не рассосётся. Я жалобу напишу! Мы напишем. Нас много! Думаете, у нас безвластие? Я найду на вас управу!
– Это какую управу вы пойдёте искать? – прищурился Степаныч.
– Какую надо, такую и найду! Мало вам не покажется. – С этими словами Виталий Георгиевич выскочил из кабинета.
По пути он чуть не сшиб Кузину. Она пошатнулась, задрожала, даже каблук вроде как подогнулся, но устояла, и каблук выправился. Алина вздохнула, покрутила пальцем у виска и приступила к борьбе с дверью. На этот раз Кузиной повезло – борьба продолжалась недолго. Степаныч подумал, что Поплавский одумался и решил помочь ему открыть дверь. Увидев Алину, бравый пенсионер сдулся. Улыбка растаяла, рот запал. Степаныч, кряхтя, уселся в кресло.
– Что это ты закраснелась, девушка?
– Какая я вам девушка, Виктор Степанович? Все девушки на улице. А я лейтенант полиции Алина Юрьевна Кузина.
– Ну-ну, лейтенант так лейтенант, хоть капитан, я что, я не против, – заворчал Степаныч, передвигая чашки на столике. – Лучше скажи, как ты угонщиков собираешься хватать? Они ж от тебя убегут. Как увидят болячки на лице – сразу спрячутся. Век не догонишь!
– Какие болячки? А, Степаныч, не обращайте внимания, это аллергия на чудо-крем. В магазине подсунули. Вечером пойду разбираться.
– Ты разберёшься, как же! Скромность украшает. Всю красоту потеряла. Получилась скромная, но не стильная. Не пойдут опера с тобой на задержание. Не пойдут.
– Виктор Степанович, миленький, а почему не пойдут?
– Страшная ты стала. Как ведьма прямо. А ведь была хорошая девчонка. А сейчас тьфу, и всё! Стыдно на люди показаться. Ты иди, иди, работай!
Алина хотела спросить, мол, куда идти и как работать, но застеснялась. Это нечестно. Сама должна справиться. Она вздёрнула голову и вышла, не попрощавшись. В коридоре толпились оперативники. Увидев Алину, мужчины громко заржали. Кузина остановилась, подумала и тоже засмеялась. А что было делать-то?
* * *
На часах около шести. Мама должна быть дома. Она возвращается в пять. Алина припустилась бегом. Мама вылечит. Стоит ей узнать, что опера не берут любимое дитя на задержание из-за нетоварного вида, – сразу от всех напастей избавит. У мамы золотые руки и любящее сердце. По запаху жареной рыбы, доносившемуся из-под двери, Алина поняла, что не ошиблась. Мама готовит ужин. Аромат на весь квартал. Кузина не стала звонить, открыла дверь своим ключом.
– Мама! Мне нужна срочная помощь!
– Что случилось, доченька?
Окутанная кухонными ароматами, с маслянистыми руками, мама бережно обняла дочь, затем отстранилась и спросила:
– Говори, чем лицо угробила?
– Мам!
– Не мамкай! Говори! Признавайся!
Алина принесла из комнаты чудо-крем. Обошлось без объяснений. И без комментариев мама поняла, что случилось с дочерью.
– Да, даже в Союз потребителей не пожаловаться, – произнесла она, с грустью рассматривая цветную наклейку на тюбике.
– Почему? Я хочу устроить им разгон!
Алина жалобно посмотрела на мать. В трудные периоды жизни Алина, как в детстве, любила называть маму Пуней.
– Ну, Пуня! Помоги, родная, мне нужна срочная помощь. Антигистаминные препараты обещают результат через неделю-две, а за это время меня уволят с работы.
– Успокойся, таких, как ты, не увольняют. Сейчас я тебя вылечу! Иди сюда. – Пуня потащила дочь в свою комнату.
– Каких – таких? – заинтересовалась Алина.
– А вот таких!
В полумраке комнаты мерцал странный свет. На круглом столе стояла лампа причудливой формы.
– Откуда у тебя эта лампа? – спросила Алина, увидев за лампой небольшой аквариум с мелькавшими в нем существами.
– Садись! Молчи. Сейчас будем лечиться. От мошенников проходу нет, с каждый днём их всё больше и больше. На дур рассчитано – продают чудо-кремы без аннотаций.
– Мам, ты что, считаешь меня дурой? – спросила Алина, разглядывая себя в зеркале.
– Нет, доченька, не считаю, но… – Мать многозначительно замолчала.
– Что но? Так дура я или нет? – Алина подступила ближе к матери.
Всё равно зеркало не радовало. Красные пятна распространились по обеим сторонам лица. С такой внешностью увозят по «скорой».
– Не дура ты, не дура, но с подковыкой, – пробормотала мама.
– С подковыркой?
– С подковыкой. Не знаешь, чего от тебя ожидать. С тех пор как я тебя родила, каждую минуту жду какой-нибудь неприятности. И ведь не нарочно ты всё это делаешь! Не нарочно. То ли у тебя с мозгами что-то не в порядке, то ли ты такая наивная, не знаю…
Алина шевелила губами, от ярости потеряв остатки самообладания. Воистину все обиды нам наносят не опера в отделе, а самые что ни на есть близкие люди.
– Ох, мама, вечно ты!
Алина почувствовала, что по израненным щекам поползли две предательские слезинки. Она наклонила голову, и слёзы остановились на полпути.
– Где твои лекарства? Ты обещала меня вылечить. – Алина поморгала, чтобы приостановить процесс очищения.
«Когда-нибудь выплачусь до предела, буду так рыдать, чтобы все слёзы разом вышли и больше не возвращались», – подумала она.
– Сейчас-сейчас, – копошилась мама у лампы.
– Что у тебя там?
Алина пыталась разглядеть странный аквариум. Полутёмная комната навевала мистические настроения. При ярком освещении комната выглядела уютной и современной, но в эту минуту всё пространство было окутано загадочными предзнаменованиями.
– Вот! Я буду лечить тебя пиявками!
Алина упала в кресло. Она снова почувствовала слёзное брожение в глазах. И эта женщина считает, что имеет право называть родную дочь дурой? Сама такая! Пиявками лечится. Ненормальная! Алина едва сдерживалась, чтобы не высказать вслух все, что накипело на душе.
– Доченька! Не смотри на меня, как на палача. Я твоя мама! Я хочу тебе добра.
– Мне не нужно такое добро!
Алина хотела добавить: «И мать такая не нужна!», но не стала испытывать судьбу.
– Алинушка! Я тебе поставлю пиявочку, и вся твоя зараза исчезнет.
– Как она может исчезнуть? Как? Убери, я не могу видеть эту гадость!
Алина клокотала от гнева. Был бы пистолет, убила бы… Всех пиявок!
– Ну, иди сюда, моя маленькая! Представь, ты
