Легавые. Ружье. Загадка Глухого - Эван Хантер
. — Установили наблюдение за местом, где он велел оставить деньги, сэр, и задержали человека, пытавшегося их забрать.
— Дальше.
— Мы его допросили, а потом отпустили.
— Почему?
— За недостаточностью улик. Второй раз мы его допросили сразу же после убийства Каупера, поздно ночью. Мы не нашли оснований его арестовывать. Сейчас он на свободе, но его телефон с утра прослушивают, и если выяснится, что он причастен к убийству, мы примем меры.
— Почему у Каупера не было охраны?
— Я предлагал охрану, сэр, но он отказался.
— Почему, отпустив подозреваемого, вы не установили ш ним наблюдение?
— Не было свободных людей, сэр. Я связался со 115-м участком в Риверхеде, где живет подозреваемый, но у них, как выяснилось, тоже нет лишних сотрудников. Кроме го io, я уже говорил вам, сэр Каупер отказался от охраны. Он решил, что это какой-то сумасшедший, и признаться, «эр, мы тоже так думали. Увы, последующие события тою не подтвердили.
— Почему вы не отыскали место, откуда стреляли и Каупера?
— Преступление совершено не на территории нашего участка. Здание театра — это 53-й участок. Я не сомневаюсь, что сотрудники 53-го участка предпримут все, чтобы…
— Не делайте из меня дурака, Бирнс, — сказал начальник.
— Так расследуются преступления в нашем городе, г.»р, — ответил Бирнс.
— Это ваше преступление, Бирнс. Надеюсь, вы меня поняли?
— Как прикажете, сэр.
— Вот я вам и приказываю отправить ваших людей к tea тру и найти место, откуда стреляли.
— Да, сэр.
— О результатах доложите мне.
Да, сэр, — сказал Бирнс и повесил трубку.
Что, в трубке трещит? — осведомился первый маляр. Нагоняй от шефа? — спросил второй.
Убирайтесь из моего кабинета! — заорал Бирнс.
Мы еще не закончили, — сказал первый маляр.
— Кончим — уйдем, — пообещал второй.
Мы делаем все, как нам приказывают.
Мы ведь работаем не в полиции.
А в отделе коммунального хозяйства.
— В ремонтном управлении.
И никогда не оставляем ничего недоделанным.
Хватит пачкать краской пол, черт побери! — рявкнул Кирнс и опрометью выскочил из кабинета. — Хейвз! — закипим он. — Клинг! Уиллис! Браун! Куда вы все подева- 1ИС1.?!
Из уборной, застегивая на ходу ширинку, вышел Мейер Мер.
Что случилось, шеф?
— А, ты где был? — набросился на него Бирнс.
— Зашел отлить. Да что случилось-то?
— Пошли кого-нибудь на место.
— Куда?
— На место преступления.
— Сделаем, — сказал Мейер. — Хотя при чем тут мы? Это не наше преступление..
— Уже наше.
— Вот как?
— Именно так. Кто дежурит у телефона?
— Я.
— А Клинг где?
— Взял отгул.
— Браун?
— Прослушивает телефон Ла Брески.
— А Уиллис?
— Пошел в больницу навестить Стива.
— А Хейвз?
— Обедает.
— У нас тут что, курорт или дом отдыха? Как только появится Хейвз, пусть немедленно едет к театру. А ты свяжись с баллистиками. Узнай, что там у них. И еще позвони судмедэксперту, спроси, что показало вскрытие.
— Слушаю, сэр, — отчеканил Мейер и ринулся к телефону.
— Я, наверно, скоро рехнусь, — пробормотал Бирнс и двинулся было к себе в кабинет, но вспомнил, что там маляры, и направился в канцелярию.
— Приведи в порядок бумаги, Мисколо! — крикнул он с порога. — Чем ты тут весь день занимаешься? Кофе варишь?
— Сэр? — удивился Мисколо, который как раз ждал, когда закипит вода.
Берт Клинг влюбился.
Наверно, март не самое лучшее время для любви. Приятнее влюбляться летом, когда много цветов, с реки дует ласковый ветерок, и домашние животные подходят К тебе лизнуть руку. В марте есть смысл влюбляться только по одной причине: как заметил мудрец, лучше в марте, чем никогда.
Берт Клинг был влюблен до умопомрачения.
Он влюбился в блондинку двадцати трех лет с широкими бедрами, высокой грудью, длинными волосами и голубыми глазами. Даже на каблуках она доставала Клингу лишь до подбородка. Это была интеллигентная девице по вечерам готовилась к экзаменам на степень ма- tMirpa психологии, а днем работала в фирме на Шервуд-стрит, где консультировала желающих получить работу. Это была серьезная девица — она хотела стать доктором, а затем всерьез заняться наукой. Это была безумная девица — ей ничего не стоило отправить с посыльным в дежурную комнату следственного отдела огромное, почти в два метра высотой сердце из фанеры, выкрашенное в красный цвет, с желтой надписью «Синтия Форрест любит детектива третьего класса Бертмана Клинга. Разве это карается законом?» Именно так она и сделала месяц назад в Валентинов день, что до сих пор в окружении Клинга служило поводом для шуток. Это была чувствительная девица, способная пожалеть слепого, играющего на аккордеоне, положить ему в кепку пять долларов, затем дать волю слезам у Берта на плече. Это была страстная девица, которая после бурной ночи могла разбудить Клинга в шесть утра и спросить: «Эй, сыщик, не скоро на работу — тебя это не интересует?» На что Клинг отвечал: «Нет, секс уже не для меня», а потом целовал ее, пока у нее не начинала кружиться голова. Он любил сидеть за столом в ее квартире и глядеть на нее. Однажды он вогнал ее в краску, сказав: «На Чейсон-стрит женщина продает pidaguas[4]. Ее зовут Илюминада. Мне кажется, тебе больше подходит это имя. Ты наполняешь комнату светом».
Берт Клинг был влюблен до умопомрачения.
Но сейчас шел март, улицы были в сугробах, дули сильные ветры. В общем, стояла суровая зима. Она наелась где-то в сентябре и не собиралась заканчиваться раньше августа, когда, быть может, растает снег и, если — очень повезет, расцветут цветы. В такую погоду лучше все-таки не сидеть в полиции, а бежать по улице вместе с Синтией и, перекрикивая ветер, рассказывать ей о — точном убийстве смотрителя парков.
Да, все это очень загадочно, — согласилась Синтия и едва успела придержать платок, который ветер чуть было не сорвал у нее с головы. — Послушай, Берт, — вдруг злобно сказала она, — я так устала от зимы, а ты?
Угу, — рассеянно отозвался Клинг. — Знаешь, Синди, 'я все таки надеюсь, что это не он.
— Ты о ком?
— О том, кто звонил, а потом убил смотрителя парков. Не дай Бог, если это он!
— Да кто он-то?
— Глухой.
— Кто-кто?
— Глухой. Мы имели с ним дело несколько лет назад. Он тогда чуть не взорвал весь город, пытаясь ограбить банк. Это очень ловкий и наглый преступник.
— А кто он? — опять спросила Синди.
— Глухой, — повторил Клинг.
— Это я поняла. Как его зовут?
— Не знаю. Мы его так и не поймали. В последний момент он сиганул в реку. Все решили, что он утонул, но кто знает, вдруг он опять вернулся. Как чудовище Франкенштейн.
*— Ты хочешь сказать,
