Елена Топильская - Белое, черное, алое…
Но если серьезно, у меня складывалось впечатление, что так мой ребенок выражает неосознанный протест против жестокости мира. В его маленькой душе бессилие что-нибудь изменить во взрослом мире рождает намерение поступать против взрослых правил поведения. Хорошо, если этим он и ограничится; даже думать не хочется, что его протест может пойти дальше и распространиться на пренебрежение десятью заповедями. Наркотики какие-нибудь, дурная компания…
Тьфу, тьфу, я помотала головой, отгоняя страшные мысли, и чуть не проехала свою остановку…
В кабинет я влетела под призывное треньканье телефона. Вот странно: я в большинстве случаев по звонку угадываю, кто на том конце провода. Когда телефонирует моя подружка Регина Шнайдер, способная душу из человека вынуть, если ей приспичит, — звонок громкий и требовательный; если же звон настойчивый, но нежный, это Сашка и никто больше. А если перед телефонным звонком слышны были повороты диска, — это Горчакову из-за стенки лень задницу поднять, он хочет по телефону спросить, буду ли я пить чай.
Схватив трубку, я поняла, что не ошиблась — это любимый мужчина решил напомнить о себе.
— Машунька, ты обедала?
— Не успела.
— А чего так тяжело дышишь?
— По лестнице бежала.
— Зарядку надо делать.
— А ничего, что вместо зарядки пробежка в школу, потом на работу, потом в школу, потом домой и опять на работу? Не говоря уже о стирке, готовке, мытье посуды и пола, осмотре мест происшествия и подшивании уголовных дел?
— Ну вот, опять упреки! Начнем сначала: ты обедала?
— Не успела.
— А ты же вроде бутерброды себе какие-то брала?
— Тебе показалось.
— Небось Горчаков сожрал, как всегда? Ну, я этому дяде с большими зубами зубы-то пообломаю, самыми ржавыми щипцами! Ты только замани его ко мне в кабинет… — Любимый мужчина работает стоматологом, и шутки у него соответствующие. — Как ты думаешь, к чему это я?
— Ума не приложу.
— Ну, догадайся!
— Не могу. Мои мысли заняты образом Горчакова, которому нечем укусить бутерброд. Сашка, а ты правда так можешь сделать?
— Машуня, нам денежку дали. Пойдем пообедаем вместе?
— Саш, я не могу, — заныла я. — Я же вместо обеда за Гошкой ездила, и у меня дел куча, и еще дежурю я сегодня.
— Предлагаю соломоново решение: мы пойдем в бистро, которое напротив прокуратуры, обед займет не больше получаса, а ты предупредишь, что ты там, в крайнем случае, за тобой прибегут.
Тут я поняла, что очень хочу есть, и не просто принимать пищу, а сидеть в теплом кафе напротив любимого мужчины, вдыхать какие-нибудь вкусные запахи и хотя бы полчаса никуда не торопиться.
— Встречаемся в бистро, — сказал любимый мужчина, поняв, что клиент, то есть я, в кондиции и пора ковать железо. — Пока я в пути, ты выбирай еду и ни в чем себе не отказывай.
— А ты скоро?
— Лечу на крыльях любви, — заверил он и отключился, пока я не успела передумать.
Положив трубку, я с большим удовольствием покрутилась перед зеркалом, проверяя, в каком ракурсе я наиболее выгодно смотрюсь. Сегодня я в короткой куртке и в юбке, строгой на первый взгляд, — прямой, из черного сукна, длиною до середины икры; а на северо-западе у нее разрез до бедра, и когда я иду, получается, что одна нога у меня в миди, а вторая в мини. Как-то, наблюдая, как я собираюсь на работу в этой юбке, мой пытливый ребенок задал вопрос, почему я не надеваю колье из речного жемчуга, которое они с бабушкой подарили мне на день рождения. Я ему разъяснила, что колье — украшение к праздничной одежде, а на работу надо одеваться скромно. На это мой Хрюндичек сказал: «Не понимаю, о какой скромности может идти речь, когда ты в этой юбке…» Устами младенца!
Может, и не зря мой бывший муж запрещал мне эту юбку носить и даже как-то порывался ее сжечь.
Горчаков называет эту юбку «достояние республики» и утверждает, что если вид женских ног повышает настроение, то общественный долг женщины — демонстрировать их как можно чаще. Правда, тут же он подкусывает меня тем, что у нашей помощницы прокурора Ларисы Кочетовой ноги длиннее, на что я неизменно отвечаю, что хоть у нее длиннее, а у меня красивее.
На часах было без пятнадцати три, я рассчитала, что максимум к четырем я вернусь на рабочее место и, будучи сытой и умиротворенной, принесу гораздо больше пользы обществу, чем голодная, уставшая и злая, как сейчас. И займусь сначала обдумыванием предстоящего допроса фигуранта Пруткина, а потом прикину, с чего начать по материалу на Денщикова, а если успею, то еще переделаю формулу обвинения по одному из своих старых дел — если удастся завтра попасть в тюрьму, заодно перепредъявлюсь клиенту, благо его адвокат сейчас бывает в тюрьме ежедневно.
Более того, я даже успела набрать номер телефона, указанный в заявлении Скородумова, и мне тут же ответил глуховатый, но не лишенный приятности мужской голос.
— Олег Петрович?
— Да, это я. Если я не ошибаюсь, со мной говорит Мария Сергеевна?
Если он хотел меня удивить, то своей цели он достиг на сто двадцать процентов.
— Я из прокуратуры, — на всякий случай уточнила я.
— Я понял, — отвечал мой проницательный собеседник.
Ладно, потом я разберусь, как он меня вычислил, а пока не подам и виду.
— Олег Петрович, вы могли бы подойти ко мне завтра? Желательно пораньше, я бы хотела с вами побеседовать.
— Очень удачно, что вы позвонили, — ответил он. — Я собираюсь сейчас уехать за город и вернусь только к утру. В девять тридцать я могу быть у вас.
Это подходит?
— Очень хорошо.
— До завтра.
Слегка озадаченная, я подкрасила правый глаз, а с левым все было в порядке, заглянула в канцелярию и предупредила Зою, что буду в бистро напротив.
Зоя вдогонку крикнула мне:
— Маш, до тебя дозвонились по материалу? Минут пять назад звонили, спрашивали, у кого заявление Скородумова. Я дала твой телефон…
— Да, Зоечка, все в порядке!
Таким образом, грамотно распланировав остаток своего рабочего дня и начало следующего, через полчаса я уже сидела в теплом кафе напротив Сашки, на которого с большим интересом посматривали две шикарные девицы из-за соседнего столика, вдыхала аромат жареной картошки и, улыбаясь, мысленно показывала девицам кукиш.
— Как Гошка? — спросил любимый мужчина, поглаживая мою руку на глазах у девиц.
— Что-то он сегодня вялый, спать лег днем. Не заболевает ли?
— Полечим, Машуня, уж что-что, а горчичники поставить я сумею, со своим медицинским дипломом.
— Это вызовет волну протеста.
В прошлый раз мой ребенок, узнав, что принято решение подвергнуть его такой экзекуции, намазюкал на картоне лозунг: «Скажи горчичникам нет!», прицепил картонку к швабре и маршировал по квартире со свирепым видом до тех пор, пока Сашка, хохоча, не заявил, что от смеха у него руки дрожат и он боится промахнуться горчичником.
— Тебе удобно? Не дует? — заботливо спросил Саша. — Может, пересядешь на мое место?
— Ты что, не знаешь, что женщина в злачных местах должна сидеть лицом ко входу?
— Почему? — удивился Сашка.
— Деревня! По правилам хорошего тона. Это очень легко запомнить, есть такой анекдот: двое сидят в ресторане, женщина достает пудреницу и начинает пудрить нос, а мужчина вдруг падает на пол. Официант наблюдает эту картину, видит, что мужчина не встает, подходит к столику, наклоняется к женщине и тихо говорит ей: «Мадам, ваш муж упал под стол!» Женщина, продолжая пудрить нос, отвечает: «Нет, мой муж входит в дверь».
Любезный бармен принес Александру бифштекс с цветной капустой, а мне жареную треску весьма аппетитного вида, и я, наслаждаясь моментом, отломила золотистый кусочек рыбы и поднесла вилку ко рту. Пахла треска изумительно, а попробовать ее на вкус мне не удалось. Поскольку я в соответствии с правилами хорошего тона сидела лицом к дверям, я сразу увидела начальника криминальной милиции нашего района — он влетел в бистро и принялся нервно оглядывать столики. Понятно, кого он искал.
Я положила вилку с куском рыбы на тарелку и помахала ему рукой. Он подскочил к нашему столику со словами:
— Ну, слава Богу, ты здесь. Собирайся!
Он снял с вешалки мою куртку и встал около меня, держа ее так, что мне оставалось только всунуть руки в рукава.
— А что случилось?
— Взорвали депутата Госдумы Бисягина. Давай быстрее! — он даже притопнул ногой.
— Да я и депутата такого не знаю. Может, я доем? — еще пыталась поторговаться я.
— Теперь все узнают… Какое «доем»! Там уже прокурор города и наши генералы в полном составе понаехали.
— Да и плевать, без меня все равно не начнут, — расслабленная уютной атмосферой, я выказывала полное отсутствие служебного рвения.
— Марья, если ты хочешь прокурору города объяснять, где ты была, это твое дело. А у меня еще все впереди, я хочу карьеру делать. Там уже наш поручик Голицын топчется, я сказал, что сейчас тебя привезу. Короче! — он потряс моей курткой, которую продолжал держать как гардеробщик. — Ну!