Патриция Корнуэлл - Последняя инстанция
И опять же я не знаю, что утверждал продавец в магазине, и напоминаю об этом Бергер. Присяжные ловят каждое слово, каждый жест. Я вообще не участвую в даче свидетельских показаний. Бергер попросту задает мне вопросы, на которые я ответить не способна, дабы она сама рассказала присяжным то, что считает нужным. На любом заседании специальной комиссии есть одна замечательная и в то же время опасная вещь: здесь не присутствует ни судья, ни адвокат; вопросам Бергер возражать некому. Она может спрашивать меня о чем угодно, активно пользуясь своим правом, потому что теперь тот самый редкий случай, когда прокурор пытается доказать невиновность обвиняемого.
Бергер интересуется, в какое время я вернулась из Парижа и направилась по магазинам. Прокурор упоминает, что в тот вечер я зашла в больницу навестить Джо, не забыла она и о последующем телефонном разговоре с Люси.
Час «икс» все ближе: ситуация накаляется. Как бы мне хватило времени домчаться до дома Брэй, избить ее до смерти, подложить улики и сделать так, чтобы все выглядело по-другому? И зачем почти двадцать четыре часа спустя покупать обрубочный молоток, кроме как по той самой причине, о которой я твержу с самого начала: чтобы провести тесты? Вопросы повисают в воздухе, а Буфорд Райтер сидит за прокурорским столом и изучает какие-то записи в блокноте, усердно пряча глаза.
Отвечаю Бергер пункт за пунктом. Говорить мне все труднее. Во рту ссадины от кляпа, которые теперь воспалились. С детства оскомин не набивала, уже и забыла, как это больно. Временами какая-нибудь ранка на языке то и дело заденет о зуб, и слова коверкаются, будто у меня дефект речи. Я устала, в руке пульсирует боль, на мне снова гипс — когда Джей заломил мои руки и стал привязывать их к изголовью кровати, получился вторичный перелом.
— Я заметила, что вам трудно говорить. — Бергер замолкает, дабы обратить на сей факт особое внимание. — Доктор Скарпетта, я знаю, что к нашей теме это отношения не имеет.
Вот уж нет, для Хайме Бергер все имеет отношение к теме. У нее для каждого вздоха есть повод, для каждого шага, для каждого выражения на лице; важно все, абсолютно все.
— Однако я хотела бы на секундочку отклониться в сторону. — Она больше не вышагивает, вопросительно вздымает ладони. — Пожалуйста, расскажите присяжным, что с вами произошло на прошлой неделе. Я знаю, все сидящие в этом зале задаются вопросом, почему на вас следы побоев и слова даются вам с трудом.
Она прячет руки в карманах брюк и терпеливо подбадривает меня, дабы я поведала о случившемся. Прежде всего извиняюсь за то, что я нынче не лучшая пешка в игре, и присяжные улыбаются. Рассказываю им про Бенни, на лицах проступает мука. У какого-то мужчины в глазах блеснули слезы, когда я упомянула о рисунках мальчика. Говорю о том, как мы пришли на охотничью стоянку, где, как кажется, ребенок провел немалую часть своей короткой жизни, подсматривая картинки из жизни и запечатлевая их в альбоме для рисования. Так же я поделилась опасениями, что Бенни попал в нехорошую переделку. Содержимое его желудка, продолжаю я, нельзя объяснить тем, что нам доподлинно известно о последних часах его жизни.
— Иногда педофилы, растлители детей, заманивают свои жертвы конфетами, угощением, желая отвести их в какой-нибудь уединенный уголок. Ведь в вашей практике, доктор Скарпетта, бывали и такие случаи? — спрашивает Бергер.
— Да, — отвечаю. — К сожалению.
— Приведите, пожалуйста, пример, когда ребенка выманили пищей или лакомством.
— Несколько лет назад к нам поступил труп восьмилетнего мальчика, — рассказываю случай из собственной практики. — В ходе вскрытия выяснилось, что малыш задохнулся, когда насильник принуждал восьмилетнего ребенка к оральному сексу. Из желудка покойного я извлекла жевательную резинку — довольно большой комок жвачки. Оказалось, взрослый мужчина, живший по соседству, дал мальчику восемь пластинок жвачки «Дентин». Впоследствии преступник сознался в убийстве.
— Итак, когда вы обнаружили в желудке Бенни Уайта попкорн и хот-доги, у вас появились небезосновательные опасения, — подводит итог Бергер.
— Совершенно верно. Я была сильно обеспокоена.
— Прошу вас, продолжайте, доктор Скарпетта. Что произошло, когда вы ушли с охотничьей стоянки и углубились в лес?
В первом ряду, вторая слева, сидит женщина, которая сильно напоминает мне мать. Тучна, скорее уже за семьдесят, на ней черное старомодное платье с крупными красными цветами. Она глаз с меня не сводит, и я улыбаюсь в ответ. Кажется, это добрый здравомыслящий человек, и я очень рада, что здесь нет моей матери — она сейчас далеко, в Майами. Наверное, и понятия не имеет, что тут со мной происходит: я ничего ей не рассказывала. Матушка слаба здоровьем, и лишние волнения ни к чему. Описывая, что случилось в мотеле «Форт-Джеймс», я то и дело посматриваю на слушательницу в цветастом платье.
Бергер просит рассказать поподробнее о Джее Талли, как мы познакомились и сблизились в Париже. За ее просьбами и выводами явно прослеживается цепочка необъяснимых событий, всплывших на свет после нападения Шандонне. Прежде всего исчезновение обрубочного молотка, приобретенного для исследовательских целей. Кроме того, ключ от моего дома каким-то непостижимым образом оказался в кармане секретного агента ФБР Митча Барбозы, расставшегося с жизнью в жестоких муках. Его я впервые увидела на каталке в морге. Бергер спрашивает меня, бывал ли Джей в моем доме — разумеется, да. Значит, он знал, где лежит ключ и как обезвредить сигнализацию. И еще у него был доступ к вещественным доказательствам. Да, подтверждаю я.
Подставить меня и запутать дело брата так, чтобы его вину нельзя было доказать, тоже в интересах Джея Талли, верно? Бергер застывает на месте, перестав вышагивать, и устремляет на меня пристальный взгляд.
Не знаю, могу ли ответить на этот вопрос. Тогда она снова пускается в путь. Когда он напал на меня в номере мотеля и сунул в рот кляп, я поцарапала ему руки, не правда ли?
— Помню, что сопротивлялась, — отвечаю. — А после всего уже заметила, что под ногтями кровь. И кожа.
— Кожа не ваша? Может быть, вы сами себя поцарапали во время борьбы?
— Нет.
Она возвращается к столу и в кипе бумаг выискивает очередной отчет из лаборатории. Буфорд Райтер сидит с серым лицом, весь напрягся, насторожен. Проба тканей, извлеченных из-под моих ногтей, подтверждает, что кровь и кожа принадлежат не мне. ДНК соответствует генной спирали мужчины, который изверг семя в вагину Сьюзан Плесс.
— Получается, что это Джей Талли, — говорит Бергер, кивая, и снова пускаясь в путь. — Итак, у нас имеется штатный сотрудник правоохранительных органов, который вошел в половое сношение с женщиной непосредственно перед тем, как с ней жестоко расправились. Кроме того, ДНК этого человека настолько близка к ДНК Жан-Батиста Шандонне, что можно с уверенностью назвать их близкими родственниками — скорее всего родными братьями. Нам доподлинно известно, что Джей Талли не настоящее имя этого человека. Он ходячее олицетворение лжи. Преступник избивал вас, доктор Скарпетта?
— Да. Ударил по лицу.
— Он привязал вас к кровати с явным намерением пытать при помощи сушильного пистолета?
— Такое у меня сложилось впечатление.
— Приказал раздеться, связал, сунул в рот кляп и намеревался убить?
— Да. Он ясно дал понять, что в живых меня не оставит.
— Почему же этого не произошло, доктор Скарпетта? — спрашивает Бергер с таким видом, словно не верит ни единому моему слову. Только все это игра, постановка: она на моей стороне. Я точно знаю.
Смотрю на пожилую даму, напоминающую мне мать. Объясняю, что, когда Джей меня связал и заткнул рот, я почти не дышала. Испугалась, дыхание стало поверхностным, а кровь при этом насыщается кислородом недостаточно. Я потеряла сознание, а когда пришла в себя, рядом была Люси. Меня развязали, рот освободили, а Джей Талли с Бев Киффин исчезли.
— Показания Люси мы уже выслушали, — говорит Бергер, задумчиво направляясь к скамье присяжных. — Из ее показаний нам известно, как развивались события после того, как вы потеряли сознание. Доктор Скарпетта, что рассказала вам племянница, когда вы пришли в себя?
Пересказывать слова Люси на суде равнозначно распространению слухов или домыслов. Да, здесь, на этом в высшей степени уникальном разбирательстве, Бергер прощается почти все.
— Сказала, что на ней был бронежилет, — отвечаю на вопрос. — И что в номере состоялась беседа...
— Между вашей племянницей и хозяйкой мотеля, — разъясняет Бергер.
— Да. Люси стояла, прислонившись к стене, а Киффин навела на нее ружье. Выстрелила. Основную силу удара принял на себя бронежилет. Хотя у Люси остались сильные ушибы, она не пострадала, быстро выхватила у миссис Киффин ружье и выскочила из номера.
— Потому что на тот момент у нее была другая цель: спасти вас. Она не стала задерживаться у Бев Киффин, чтобы связать ее и пленить, поскольку первоочередной задачей были вы.
