Бизнесмен - Сергей Майоров
Когда они вышли, я посмотрел на Рамиса:
– Мне это все очень не нравится.
– Я понимаю…
– Если бы ты понимал, мне бы не пришлось этого говорить. Что за херня?! Я за что вам, придуркам, деньги плачу? Твои уроды имеют в месяц по штукарю баксов, а падают от первого же удара! И они – лучшее, что у нас есть?
Опустив голову, Рамис молча слушал разнос. Я кипятился несколько минут, а остыл так же резко, как и завелся:
– Ладно, всем все понятно. Давай делом займемся.
Мы подвергли комнату тщательному осмотру. Это было несложно, поскольку осматривать было практически нечего. Но в диване нас ждал сюрприз. Среди всякого тряпья и разного хлама отыскался, завернутый в простыню, обрез помпового ружья 12-го калибра.
– Ого! – Рамис схватил его в руки.
Ружье было заряжено одним патроном. Мы понюхали ствол. Я ничего не почувствовал, а Рамис, которому в молодости меньше доставалось по носу, заметил:
– Стреляли, однако. Но давно.
– Как давно?
– Откуда я знаю? Я не эксперт. Может, месяц назад. Может, поменьше.
– А штучка-то дорогая…
– Не из самых. Но ему явно не по карману. Что новая, что обпиленная… Интересно, где он ее взял?
«Плэйбой» валялся под диваном. Денег в журнале не было. Мы с Рамисом дважды его тщательно пролистали прежде, чем сообразили, в чем дело. Естественно, Артем убрал деньги в карман, а не тащил между страниц через полгорода. Там, в кармане, они и нашлись. Все тридцать купюр. Пересчитав. Рамис убрал их к себе.
– Теперь можно и поговорить, – он вопросительно посмотрел на меня, я кивнул, и он крикнул одному из своих гоблинов: – Принеси из джипа аптечку! И порезвее! Шевели поршнями, а то тащишься, как беременный таракан!
Хлопнула дверь. Рамис, опустившись на корточки, растолкал парня. Хоть у того и были скованы руки, Рамис действовал осторожно. Я сел на диван и закурил. После третьей затяжки раскашлялся. Вытирая слезы, подумал: а когда я последний раз тренировался по-настоящему? Даже не вспомнить! По вторникам и пятницам я заглядывал в зал, работал на тренажерах. Но это была только видимость тренировки. Пик моей спортивной формы остался далеко в прошлом. В те времена я бы разделал четверых таких, как Артем, и не сильно бы запыхался. Сейчас же, стыдно сказать, этот «обсос» заставил меня поволноваться. Конечно, я бы его уронил. Но сколько бы времени длился наш бой? Вот они, последствия сытой жизни. Обленился, расслабился. Еще чуть – и дворовая шантрапа станет выворачивать мне карманы.
Я усмехнулся, потирая скулу, по которой пришелся удар.
Рамис вел допрос:
– У тебя нет выбора. Или ты добровольно отвечаешь на наши вопросы, или все равно отвечаешь, но с большими проблемами для здоровья.
– Для чьего здоровья?
– Не остри, остряк! – Рамис ткнул его кулаком в бок. – Я тоже могу пошутить. Если будешь упорствовать, на твоей могиле напишут: «Он ушел за “Клинским”»…
– Очень смешно!
– …только могилку никто не увидит. Ноги в бочку с цементом – и в Финский залив. Знаешь, скольких я там утопил? Некоторых – живьем… Откуда взял портфель, падла?
– Нашел.
– Где?
– На Просвещения.
– Когда?
– Я помню?! На прошлой неделе.
– Что, так вот шел и нашел?
– Ну…
– Гну, баран ты нестриженый!
– Я к приятелю ездил.
– За героином?
Артем запнулся. Рамис наотмашь врезал ему по лицу:
– Быстрее отвечай! Понял ведь уже, что мы не из ментовки. Твои наркотские дела нам до лампочки. Но за нашего друга мы любому пасть разорвем! Ты меня понял, обдолбыш?!
Вряд ли Артем много понял. Но заговорил побыстрее:
– На Просвете у меня кореш один живет. Мы до армии «рукопашкой» с ним занимались. Я поехал к нему, дозу взял… Зашел кольнуться в один парадняк, а там портфель этот валяется. Ну, я и взял, конечно! Хотел прямо там посмотреть, но замок не открыть было. Пришлось сюда притащить. Здесь открыл кое-как, посмотрел: сплошные бумаги. Чуть не выбросил! А потом решил: может быть, там что-то ценное. Ну и начал звонить…
– Долго же ты начинал!
– Страшно было… Так это, значит, ваш портфель? Вот, блин, попал!
– Ты еще не представляешь, как ты попал! – многообещающе произнес Рамис, искоса поглядывая на меня.
Я чуть заметно пожал плечами. Услышанное не вызвало у меня однозначной реакции отторжения. В жизни случаются всякие глупости, но тяжело было представить, что Артем, застрелив Мишку, взял с собой улику и вознамерился нам ее втюхать. В то же время и верить в услышанное мне не хотелось. Как минимум, парень утаил какие-то детали.
Я показал на обрез, лежащий рядом со мной на диване:
– Это откуда? Тоже нашел?
Он хотел что-то сказать, но под взглядом Рамиса осекся и молча кивнул.
– Какой ты везучий! – я усмехнулся.
– Ничего, везение – штука обманчивая. Рано или поздно кончается. И твое везение кончилось… – пообещал Рамис.
И в подтверждение его слов появился гоблин с аптечкой из джипа.
– Вот, шеф, как просили!
– Спасибо, свободен. – Рамис взял черный пластмассовый ящичек, не торопясь, с улыбкой, открыл, стал копаться внутри, держа его так, чтобы Артем не мог ничего видеть, а лишь слышал шуршание упаковок и легкое звяканье склянок.
Среди безобидных лекарств, какие найдутся в каждой автоаптечке, имелось несколько ампул с препаратами, развязывающими языки. Рамис любил повторять, что на дворе третье тысячелетие и времена паяльника и утюга безвозвратно прошли.
– Ты ведь любишь уколы? – осведомился он, сдирая обертку со шприца. – Сейчас я его тебе сделаю. Будет небольно – вначале…
Он продолжал болтать что-то еще, я не слушал. Неожиданно мне стало противно. Настолько противно, что это чувство даже пересилило жажду мести. Бывало, что Рамис и раньше меня раздражал, но я впервые заметил, что для него процесс важнее результата. Ему не правду надо было узнать, а покуражиться, продемонстрировать силу. И отомстить за унижение, которое он испытал, брякнувшись в коридоре.
Рамис вколол наркоману небольшую дозу пентотала. Инъекция затянулась на три минуты – препарат требуется вводить с мизерной скоростью. Я думал, что Артем попробует вырваться, но он лежал тихо. Упаковав в мешочек использованный «баян» и пустую ампулу, Рамис стянул резиновые перчатки:
– Сейчас ты почувствуешь себя хорошо…
Нам пришлось ждать четверть часа, прежде чем у Артема начал развязываться язык. Процесс шел не быстро. Есть препараты, после использования которых у допрашиваемого начинается словесный понос, и он без всяких понуканий выбалтывает секреты, упрятанные в самые далекие лабиринты сознания. При введении же пентотала человек теряет осторожность и не может врать, но потребности в общении не испытывает, и его надо расспрашивать, чтобы выяснить интересующие