Василий Добрынин - Что такое ППС? (Хроника смутного времени)
А Виталик не мог взять трубку. Он в это время, сжав зубы, и проклиная нелюдя, летел вниз по лестнице. Потому что пятнадцать минут назад, эта нелюдь звонила:
— Пил вчера?
— Да, немного было…
— Значит, бери такси, и — ко мне, немедленно!
Много слов, протестующих, пролетело в мозгу, но Виталик их проглотил, и сказал, прохрипел в ответ:
— Да, сейчас…
***
— Вот что! — гулял перед низким журнальным столиком, шеф, — Я ведь говорил, что с подачи твоей, закрываю все схемы. Ведь так? А простой на конвейере сколько стоит? Не знаешь? — остановился он, животом к лицу своего собеседника. — Так вот, с сахзавода пришли машины. Берешь их. Это — первое. Ведешь на склады, разгружаешь. Второе — три КАМАЗа, сегодня, со склада — отправишь в Россию! Ты понял?
Видя смертельную бледность Виталика, переспросил, тем же тоном:
— Ты понял?
Заметив, что достать сигаретную пачку из бокового кармана, Виталик не может, он усмехнулся, подошел к своему столу. Вынул оттуда, открыл пачку «Мальборо», выдвинул пару «стволов», и положил Виталику. Вернулся, сел в кресло и обыденно, просто, спросил:
— Ты еще не наделал глупостей? Нет? А измученный — видно химера заела? Не знаешь, что это — химера?
Виталик рассеянно: «Да» или «Нет», непонятно, кивнул.
— А один государственный вождь, Виталик, официально освободил от нее народ.
Издевался он, видя, что не понимает Виталик:
— Вообще же он был ефрейтором, но считался фельдмаршалом,* поэтому и освободил. Так вот, настрадался и хватит! Давай, покури и сейчас же езжай. Знаю, что говорю, потому, что Потемкина больше нет.
— Как нет? — мусорным комом в мозгу промелькнула шальная мысль: «Что, уже? Ты сам???»!
Но Альфред не заметил:
— Рапорт подал. — Сказал он, — Переходит в другую службу.
Депутат — слуга бескорыстный
— Ты что вытворяешь, Альфред?! — возмутился привычно, незлобно, Степан Иваныч, — Зачем будоражишь округу? Рай обещаешь народу. Не спятил?
— Да что Вы, не спятил. — Ответил Альфред, — Веду агитацию — вот и всего лишь.
— Зачем?
— Народного голоса ради! Затем, чтоб Лахновский, — а это я.....
— Ну, не я!
— Так вот, чтобы я, вот сюда, — Альфред показал у сердца, — положил мандат их полпреда!
— Бизнесмен, стопроцентно успешный? Зачем? Клепай себе деньги, покуда каплет. Хорошо ведь каплет, Альфред! Я не прав? Ты — проходимец! Натура такая. А депутат — он слуга бескорыстный. Народный слуга!
— Я это знаю. Но знаю и то, что политика — лучший бизнес?
Ответить не дали.
— Минуту! — в кармане Альфреда пищала «труба». — Что значит, — послушав, спросил он, — твое «до фига»?
«Да-а, — молча признался Степан Иванович, — и хорошо, что не дали…». Достойно ответить он затруднялся. Не знал, что сказать Альфреду.
Альфред диктовал задачу: — Значит, так: отыщи компрессор, и перекрой… И, чтоб, заменил все трубы. Да, двести метров! Все двести!
— В поселке — сказал он, убрав «трубу», — меняем худую, как жизнь, теплотрассу.
— В «Звезде»?
— Да, «Звезде»
— Там каждый год латают. Да толку: сверху бежит, в подвалы стекает. Хрен — не тепло у людей! Привыкли.
— Теперь, Вы же поняли, будет не хрен!
— Добрый дядя? Свои, бизнесмен, тратишь деньги?
— Свои.
— Думаешь, мы их вернем, или они, — работяги?
— Зачем так — они, или Вы? Я их сам верну!
— В качестве депутата? — остановился Степан Иванович.
— Вот именно. И хорошо верну, с хорошим наваром.
— Уверен, бизнесмен?
— Не уверен, знаю. Именно как бизнесмен, я знаю — что депутатство грядущее, это не та «почетная головная боль», о которой говорили мне Вы. Депутатство, политика — самый надежный и перспективный бизнес!
«Чудеса!» — покачал головой Степан Иванович, ветеран депутатского корпуса.
***
А через неделю в спецподразделении МВД «Тантал», вступил в должность новый сотрудник. Командир взвода Потемкин.
— Надолго он к нам, Юрий Юрич? — спросил Медведенко — зам. командира роты.
— А что?
— Да он — розыскник. Они — самобытный народ. Вживется? У нас же — другое, не то…
— Самобытный? Но они, Леша — пахари, это плюс. И еще плюсы есть: опера — народ тертый!
— На терке? О-то ж! Бока заживут, — по своим затоскует. Уйдет!
— Не загадывай, к черту, не надо...
***
А солнце в ту пору остыло. Бродило по низкому небу. Под ним лежал снег.
— Доволен? — спросил у Потемкина ротный.
— Вполне.
— Ну, спасибо, а чем?
— Юрий Юрьевич, враг очевиден! Как на линии фронта, его выбирать не надо.
— А там?
— Там его надо искать. Еще хуже — лепить!
— Круто! — удивился и покачал головой Юрий Юрич, — Ты как диссидент говоришь...
— Любой поиск приобретает какие-нибудь направления, так ведь? Найти верное — это чаще всего перебрать, десяток, десятки, неверных.
Ротный Потемкина, кажется, понимал, но не очень.
Юрий Юрьевич видел, как лоб Потемкина в пять-шесть рядов, неровно, прорезали напряженные складки: — Преступление — это плод. Результат конфликта, противостояния личностей, или их интересов. Иначе, — зачем оно? Это же риск, за которым можно не только разменную мелочь, — а жизнь потерять. Ведь так?
Ротный кивнул:
— А плод, как известно, всегда интерес вызывает. Где-нибудь, чей-нибудь... Мы ищем истину, а заинтересованные диктуют нам направления. Или перекрывают их. А я не хочу так.
— Поэтому ты и сбежал? Но это, мне кажется, было всегда. «Телефонное право» и прочее — что, ты забыл?
— Теперь оно за шкалой всех разумных пределов.
Свои мысли, на этот счет, были, наверное и у подполковника. «Ну?...» — говорил его взгляд.
— Общественный беспредел, Юрий Юрич!
— А ты, стало быть, его жертва?
— Да, так, примерно и есть. Но здесь я — солдат! А солдаты, Вы знаете, спать могут с чистой душой.
— Та-ак... — ротный, выйдя к окну, распахнул он его и, заложив руки за спину, стал смотреть вдаль. С высоты не совсем от земли далекого, пятого этажа.
— Я солдат, — сказал он, — и, как ты считаешь, — могу спать спокойно. — пружинисто развернулся ротный, — А не могу! Не могу, как и ты, в своем розыске!
— Значит, мы оба жертвы Великого молоха. Как же иначе? — это ведь молох Истории!
— Будь ты попроще, жертва! Плохо спится из-за того, как раз, что мы солдаты. А что нынче в Крыму, например?
— Татары? Да, уверен: все обойдется. Диктатор народ разогнал, а президент — вернул. Семья разрастается — будут проблемы. Семейные, бытовые. Но — не до войны.
— Ты самоуверен, Потемкин! В беспределе общественном — ты его сам достоверно мне нарисовал, — не дай бог, вспыхнет малая искорка! Что это будет? Пожар! Нас бросят его унимать. Не пожарных, — а нас! С кем воевать придется? Баррикады, в которых с обеих сторон, один враг — твой народ! Ты готов, ты подумал об этом, Потемкин?
Потемкин об этом не думал…
— Беглец, — проворчал подполковник, — сбежал ты оттуда, где сам не мог спать, — туда, где я спать не могу. Допуская, что это, может быть, мнительность обыкновенная, но, знай, что у нас по ту сторону могут быть только преступники и террористы — спокойно спал бы. Это нормально для нашего подразделения, к этому мы готовы. Я понял одно: делай что надо и — будь что будет! Иначе нельзя, мы солдаты, Потемкин.
Кокарду Сатана придумал
Инспектор ДПС ГАИ, Гапченко, перелистывал документы.
Пыхтел, на обочине, «Чемодан» — «Икарус». «Но сегодня — прищурился, глянув на номер, Славик, — «припалился» ты, друг мой! Сегодня мы возле тебя, головой поработаем». Он не спешил, потому что…
Реже стали встречаться Виталик и Славик. Отслужив свое, уходил, как уходит сезон удачи, и сахарный бизнес. «Трейд и К» — находила другую жилу, а жизнь продолжалась.
— Виталик, — итожа большие раздумья большого периода, обратился Славик, — ты же все знаешь... в торговле?
— Ты как-то забавно сказал: «все», а потом — «в торговле»!
— Вообще-то, теперь ты, как депутат...
— Заценишь, Славка! Я — помощник депутата.
— Один черт, у вас вон у всех суперксивы в карманах... Законов для вас не писано! Остановишь: не просто, а за нарушение, — проблемы пойдут такие, что хоть жезл бросай на асфальт, — и беги! И не трогал бы вас, да на лбу не написано. Дай-ка, твою рассмотрю.
— Посмотри, посмотри... Да, не много ты бегал-то, Слава, — косился с улыбкой Виталик, на Славкин живот, — а то похудел бы!
— С гербом! Государственный ты человек, Виталя! — оценил «суперксиву» тот.
— А на тебе, — усмехнулся Виталик, — гербов сколько? Считал?
— Что-то не догоняю?
— На шапке, — загнул первый палец Виталик, — раз! На двух погонах, — загнул он два пальца сразу, — три! Пять пуговиц, — пальцы, на правой руке, закончились, — по борту; на двух карманах; да плюс — ксива с гербом в кармане! Мало?