Эд Макбейн - Дети джунглей (сборник)
— Извините нас, — сказал он, — мы ищем книгохранилище.
Да, думал он, книгохранилище будет самым подходящим местом для символического освобождения хранилища банкнотов, к которым он все время был так близок, а теперь оказался в еще большей близости, практически в пределах досягания пальцами, кончики которых покалывало от нетерпеливого возбуждения, еще чуть-чуть — и пятьсот тысяч долларов станут его неоспоримой и явной добычей. Ладонь девушки, сжимающая его руку, вспотела, пока они стремительно шли по мраморным коридорам, словно и она чувствовала, что он готов столкнуть вниз эту лавину денег, окрасить ее ягодицы в зеленый, как и обещал, позволить ей барахтаться в этих грудах презренных бумажек. Он заметил еще одну дверь с табличкой: «Персонал» и толкнул ее, но она оказалась запертой, и он продолжал бежать дальше, зажав в своих потную, горячую руку девушки; обоих окутывал дурманящий запах больших денег, он нетерпеливо тыкался во все двери, ожидая, когда от его толчка одна из них распахнется, и за ней появятся бесконечные ряды книг, пылящихся на высоких, до самого потолка, стеллажах, за которыми они позволят банкнотам скользить меж пальцев, бесшумно струиться на пол в торжественной тишине, если только раньше их не настигнут Генри с Джорджем.
А затем, совершенно неожиданно (именно так, как и должно быть) одна дверь открылась под его рукой, являя их потрясенным взорам бесчисленные строгие стеллажи, доверху заполненные книгами, ряды стеллажей тянулись вдали, насколько хватало глаз. Шагнув с девушкой внутрь, он запер дверь и повел Мерили за руку между стен из книг, гадая, есть ли среди них те самые энциклопедии, которые он продавал до того, как предался жизни, полной азартного риска, жизни, которая наконец готова расплатиться с ним половиной миллиона восхитительных долларовых банкнотов.
— О Господи, — прошептала девушка, — да здесь, наверное, бродят привидения.
— Tcc! — зашипел он и крепко сжал ее горячую ладонь.
Он услышал в отдалении чьи-то шаги, вероятно, библиотекарь искал еще одну толстую древнюю книгу для ученых старцев, замерших над столами в читальном зале, отделанном дубовыми панелями. Он повел Мерили подальше от этих шагов, увлекая ее все глубже и глубже в лабиринт стеллажей, сомневаясь, сможет ли потом найти дорогу к выходу, но сейчас это его не особенно тревожило, потому что в воздухе висел всепобеждающий запах огромных денег, смешиваясь с затхлым ароматом старинных фолиантов. Звук шагов замер где-то вдали.
Неожиданно беглецы оказались в глухом тупике, уединенном, словно они попали в дремучий лес, со всех сторон их окружали высоченные стеллажи с книгами, а где-то над входной дверью смутно виднелся красный огонек, обозначая направление побега, если это им понадобится.
— Ты хочешь уложить меня прямо здесь? — спросила девушка.
— Да, — сказал он.
— Но сначала деньги, — сказала она.
Его покоробило ее требование, потому что эта фраза исстари произносилась во всех притонах от Панамы до Мозамбика, и он не ожидал услышать ее от девушки, которая заявила, что готова на любой риск.
— Деньги у меня есть, — сказал он.
— Где?
— Они у меня есть, — настаивал он.
— Да, я верю тебе, беби, но где они?
— Прямо здесь, — сказал он и поцеловал ее.
Целуя ее, он думал, что, если она станет настаивать, чтобы сначала получить деньги, он, наверное, достанет их, потому что ведь деньги на то и существуют, чтобы за них получить все, что хочешь и в чем нуждаешься. И все же, думал он, целуя ее, насколько было бы приятнее, если бы она не требовала денег, а предложила бы ему всю себя во всей своей чернобархатной утонченной красоте, предложила бы себя свободно и охотно, не ожидая выполнения обещаний, отдалась бы ему, просто отдалась — безо всякой надежды получить что-либо взамен, да, думал он, целуя ее, это было бы куда приятнее. Он едва не растаял от этого единственного поцелуя, едва не начал доставать деньги в тот момент, когда вдруг их бедра соприкоснулись, потому что деньги перестали казаться чем-то важным и значительным, единственно значительным была неизъяснимая сладость ее нежных губ. Наверное, девушка тоже наслаждается поцелуем, прижимаясь к нему с такой страстностью, которой он никак не ожидал в ней, обнимая его, как в кино, широко расставленными пальцами одной руки обхватив его шею, чего он никогда не испытывал (даже Ирэн так не обнимала его, хотя была по-настоящему страстной, и при этом порой очень застенчивой).
Девушка всем телом крепко прижалась к нему, он ощущал ее живот, груди, бедра, и все это вдруг задвигалось вдоль его тела, жарко и охотно, именно так, как ему и хотелось.
— Деньги, — прошептала девушка.
Он прижал ее спиной к стене и поднял черную юбку, обнажив стройные ноги, и потянулся к ней трепетными, страстными руками. Она слегка раздвинула ноги, когда он попытался придвинуться к ней, а потом выгнула спину и всем телом вильнула в сторону, стараясь избежать его толчка, даже привстала на цыпочки, тихо посмеиваясь, когда ей удавалось увернуться, и вдруг ойкнула, когда случайно опустилась на его пику во время новой атаки.
— Деньги, — не уставала повторять она. — Деньги, деньги.
И попыталась снова увернуться от его нападения, снова привстала на цыпочки, чуть не потеряв туфельку, а в результате оказалась захваченной в плен новым бурным натиском.
— Деньги, — стонала она, — деньги…
И сама обхватила его движущиеся бедра, как бы желая оттолкнуть его от себя, но неожиданно обнаружила, что движется в такт его бедрам, принимая его ритм, помогая ему, и наконец страстно притянула его к себе. Обмякшая, она опиралась на стену, одной рукой держась за его шею, а другую безвольно свесив вдоль тела, пока он стелил свой пиджак на полу, затем в истоме опустилась на него, словно не замечая, что из ее пересохших губ вырывается все тот же стон:
— Деньги… деньги…
Смяв на животе ее черное бархатное платье, он полностью обнажил ее тело до талии, упиваясь чистотой его линий, благоговейно и страстно касаясь его. Она сжала ноги, словно еще хотела избежать его, пытаясь отодвинуться в сторону. Наконец, обессиленная, она резко что-то воскликнула и поднялась навстречу его настойчивой руке, как бы ударив его, а затем, выдохнув, окончательно сдалась, качая головой, расслабив бедра, только продолжала истово шептать:
— Деньги… деньги…
Всем телом она потянулась к нему, притягивая его к себе, на себя и в себя.
— Окрашу тебя в зеленый, — прошептал он.
— Да, да, пусть я стану зеленой, — твердила она.
— Ты растаешь, как мед, — шептал он.
— Да, да, пусть я растаю, — повторила она.
И он ринулся на нее с силой и уверенностью, о которых столько мечтал, и слышал, как она прошептала:
— Ох, негодяй, ты же обещал мне…
Но он не нарушил своего обещания. Он сказал ей, что уложил ее на зеленую лужайку, и он именно так и сделал, хотя и не посвятил ее в свою тайну, потому что даже любовники должны хранить про себя свои маленькие тайны. Но он совершенно буквально сделал то, что обещал ей. И вдруг его охватил приступ хохота. Прижимая девушку к себе, прижимаясь губами к ее горлу, он начал безудержно смеяться, и она сказала:
— Прекрати, ненормальный, щекотно же.
— Ты хоть знаешь, что мы сейчас делаем? — спросил он и сел.
— Да уж знаю, — ответила Мерили, неловко оправляя юбку.
— А знаешь где?
— Прямо в Публичной библиотеке Нью-Йорка.
— Правильно. А знаешь, на чем?
— На полу.
— Не правильно.
— Извини, на твоем пиджаке.
— Неверно.
— Тогда на чем же?
— На пятистах тысячах долларов, — сказал Малони, встал на ноги, отряхнул брюки и протянул девушке руку.
— Могу я попросить тебя встать?
— Конечно, — озадаченно сказала она и дала ему руку.
Он помог ей подняться и, усмехаясь, взял пиджак. Вытряхивая из него пыль, он сказал:
— Ты что-нибудь слышишь?
— Нет. — Послушай внимательно.
— Все равно я ничего не слышу.
— Ну, слушай же, — сказал он и намеренно провел ладонью по пиджаку долгим движением, счищая пыль со спины, плечей и рукавов и склонив голову набок, усмехаясь ничего не понимающей девушке, которая смотрела на него так, словно после всего он повредился в уме.
— Ничего я не слышу.
— Не слышишь, как шуршит шелк?
— Нет.
— И не слышишь, как шелестят крылья ангелов?
— Нет!
— Неужели ты не слышишь, прелесть моя, как шуршат деньги?
— Говорю тебе, я ничего такого не слышу.
— У тебя есть нож? — спросил он.
— Нет.
— А ножницы?
— Тоже нет.
— А случайно в твоей сумочке нет маникюрного набора?
— Все, что у меня там есть, это водительские права и тот пистолет. Где деньги?
— Мне нужно распороть этот шов.