Юсси Адлер-Ольсен - Тьма в бутылке
Что все-таки произошло? Где, когда и почему?
— Уверена, что это адресант, — сказала Роза, ткнув маркером в букву «П» в самом низу.
Откровенной тупицей она не была.
— Кроме того, я уверена, что это имя состоит из двух слов, в каждом из которых по четыре буквы, — добавила она и постучала по карандашной маркировке, сделанной Ассадом.
Карл перевел взгляд с ее ногтей, испачканных маркером, на точки, поставленные на записке из бутылки. Кто знает, уместна ли сейчас проверка зрения? Почему это она так уверена, что тут два раза по четыре буквы? Потому что Ассад поставил несколько точек на нескольких пятнах? По его-то мнению, вариантов было множество.
— Я сверила с оригиналом и обсудила с техническим специалистом из Шотландии. Мы полностью сошлись. Два раза по четыре буквы.
Карл кивнул. Технический специалист из Шотландии, говорит. Прекрасно! Она могла с таким же успехом обсудить все с гадалкой из Рейкьявика в черно-белых одеяниях. На его взгляд, большая часть письма представляла собой всего лишь неразборчивую мазню, что бы кто ни говорил.
— Я убеждена, что записка написана лицом мужского пола. Если исходить из того, что в подобной ситуации вряд ли кому-то придет в голову подписываться своим прозвищем, мне не удалось отыскать ни одного датского женского имени, которое начиналось бы на «П» и состояло из четырех букв. А если исключить датские, я смогла найти только следующие женские имена: Пака, Пала, Папа, Пеле, Пета, Пииа, Пили, Пина, Пинг, Пири, Поси, Прис, Пруэ.
Она перечислила их за одну секунду, даже ни разу не заглянув в свои записи. Какая же она все-таки чудная, эта Роза.
— Папа — какое-то странное имя для девочки, — проворчал Ассад.
Она дернула плечом. Опять двадцать пять. Ни одного датского женского имени на «П» из четырех букв, она же сказала. Исключено.
Карл посмотрел на Ассада, все лицо которого оказалось расчерчено многочисленными тиреобразными морщинками. Ни у кого не получилось бы думать столь пленительно наглядно, как у этого существа, отдающего себя без остатка.
— В то же время и мусульманского имени быть не может, — изрек он чуть позже с чересчур напряженным видом. — По крайней мере, мне не приходит в голову ничего, кроме Пари, а это имя иранское.
Карл удрученно скривился.
— Угу. А иранцев в Дании днем с огнем не найдешь, правда? И все же зови этого человека Поул или Паул, какое это было бы облегчение! Тогда мы бы отыскали его как раз плюнуть.
Тут морщины на лбу Ассада прорезались еще глубже.
— Ты сказал плюнуть? А куда?
Карл сделал глубокий вдох. Надо будет отправить своего младшего помощника к своей бывшей жене. Тогда он очень быстро выучит поговорки, от которых его огромные глаза полезут на лоб.
Карл взглянул на наручные часы.
— Ну ладно, пускай его зовут Поул, сойдемся на этом. Я пойду отдохну четверть часика, а вы пока найдете автора письма.
Роза попыталась проигнорировать его тон, однако ноздри ее широко растопырились.
— Ну да, Поул — явно хороший вариант. Как и Пиет, или Пеер, с двумя «е», конечно, Пэер, непременно через «э», или Петр. А также Пиит, Пиет или Пхил. Так много вариантов, Карл. У нас теперь мультиэтническое общество, вокруг столько новых имен. Пако, Паки, Палл, Паже, Паси, Педр, Пепе, Пере, Перо, Перу…
— Черт, Роза, хватит уже. Тут тебе не именной регистр. И что ты имеешь в виду под Перу? Это, кажется, страна, а не имя…
— …Пети, Пинг, Пино, Пиус…
— Пиус? Да, не забудь про пап.[9] Они ведь…
— Понс, Пран, Птах, Пакх, Пири.
— У тебя всё?
Она промолчала.
Карл снова посмотрел на подпись на стене. Как бы там ни было, но сказать что-то помимо того, что сообщение было написано кем-то, чье имя начиналось на «П», не представлялось возможным. Но кем же был этот самый «П»? Вряд ли это Пиит Хайн.[10] Тогда кто?
— Ведь имя может быть и двусоставным, Роза. Ты уверена, что между словами нет тире? — он показал на стершуюся область. — Так что тут вполне может быть написано Поул-Эрик или Пако-Паки или Пили-Пинг.
Он попытался зафиксировать свой улыбающийся взгляд на лице Розы, но она была далека от такого рода заискиваний, ну и черт с ней.
— Ну, тогда давайте оставим в покое гигантское письмо, пусть себе висит, а мы тем временем возьмемся за более конкретные задачи, а у Розы заодно появится время на то, чтобы выкрасить испорченные ногти в черный цвет, — подытожил Карл. — Никто ведь не мешает нам время от времени бросать взгляд на эту грязь, проходя мимо. Возможно, мимоходом на нас снизойдет озарение. Точно так же, как кроссворд спокойно лежит в туалете и дожидается следующего раза.
Роза и Ассад взглянули на него с недоумением. Кроссворд в уборной? Очевидно, они так долго не сидели на унитазе.
— Впрочем, нет, наверное, не стоит оставлять письмо висеть на перегородке, все-таки здесь бывают люди. Часть архива находится за дверью, как вам известно. Старые дела, наверняка вы в курсе?
Он развернулся на сто восемьдесят градусов и отправился прямиком к своему офису с удобным креслом, которое давно ожидало его. Ему удалось преодолеть ровно два метра, прежде чем резкий голос Розы вонзился ему в спину:
— Карл, повернись-ка сюда.
Он медленно обернулся и увидел, что она стоит и указывает на свой труд.
— Если ты считаешь, что у меня уродливые ногти, то я ничего не буду с ними делать, ясно? И еще — ты видишь слово на самом верху?
— Да, Роза. На самом деле, это единственное, что я отчетливо вижу. Довольно разборчиво там написано: «Помогите».
Она в предупреждающем жесте подняла перед ним разукрашенные черным маркером пальцы.
— Отлично. Именно это слово тебе в первую очередь придет в голову прокричать во всю глотку, если ты посмеешь убрать хоть один листок, понял?
Он избежал ее бунтующего взгляда и помахал напоследок Ассаду.
Вероятно, скоро пора будет проявить свой характер.
7
Глядя на свое отражение в зеркале, она думала о том, что заслужила в жизни большего. С идеальной персиковой кожей она по-прежнему могла бы исполнять роль спящей красавицы в школе городка Тюрегод. Раздеваясь, она все так же приятно удивлялась виду своего тела. Только, осознавая все это, ей непросто было справиться с одиночеством, ох как непросто.
Они слишком отдалились друг от друга. Он совсем перестал с ней видеться.
Когда он возвращался, она все собиралась попросить, чтобы он больше не оставлял ее, что есть другие виды деятельности. Хотела как следует узнать его, понять, чем он занимается, и настоять на том, чтобы он просыпался с ней каждое утро.
Все это она собиралась сказать ему.
В прежние времена неподалеку от Тофтебаккена располагалась небольшая свалка, на территории, предназначавшейся для психбольницы. Теперь отсюда исчезли гнилые матрасы с опилками и проржавевшие ножки от кроватей, и на их месте образовался оазис с обширным видом на фьорд и самым шикарным жильем в городе.
Здесь она любила стоять, скользя расфокусированным взглядом по светлой гавани с лодками и тенистой роще в направлении непрестанно меняющегося голубого фьорда.
Пребывая в таком месте и в подобном состоянии, легко сбросить с себя ответственность за случайности, происходящие в жизни. Возможно, именно поэтому она согласилась на предложение вместе выпить кофе, поступившее от молодого человека, подъехавшего к ней на велосипеде. Он жил в том же районе, что и она, и прежде они не раз приветствовали друг друга кивком в «Фётексе». Теперь они стояли рядом.
Она бросила взгляд на часы. Сына нужно было забирать только через два часа, так что времени оказалось предостаточно, да и что плохого в том, чтобы выпить чашечку кофе?
Но она совершила ужасную ошибку.
По вечерам она сидела, как старая дева, и раскачивалась на стуле. Прижимала руки к диафрагме и старалась унять мышечные сокращения. То, что она совершила, абсолютно неприемлемо. Неужели она действительно настолько выпала из действительности? Словно этот симпатичный мужчина ее загипнотизировал. Уже спустя десять минут она выключила мобильник и начала рассказывать о себе. А он все слушал.
— Миа, красивое имя, — сказал он.
Она так давно слышала свое имя, произнесенное вслух, что теперь оно прозвучало каким-то чужим. Ее муж никогда не называл ее по имени. Ни разу.
Этот парень оказался таким простым. Он спрашивал ее напрямую и отвечал столь же бесхитростно. Он был солдатом, звали его Кеннет, у него были красивые глаза, и когда он на виду у двух десятков окружающих накрыл своей ладонью ее руку, это ничуть не показалось ей неуместным. Нежно притянул к себе через кофейный столик и не собирался выпускать.
А она даже никак не воспротивилась этому.
Затем помчалась в ясли, ощущая рядом его присутствие.
Теперь ни поздний час, ни темнота не могли привести ее дыхание в нормальный ритм. Ей по-прежнему оставалось только кусать губы. Выключенный мобильник лежал на журнальном столике и с укором смотрел на нее. После кораблекрушения она попала на остров, лишенный какой бы то ни было точки обзора. Не у кого спросить совета. Некого молить о прощении.
