Киевский лабиринт - Любенко Иван Иванович

Иван Любенко

Киевский лабиринт

1. Киев

Лиловые сумерки постепенно тушили день. На темно-синем небе поочередно вспыхивали звезды. Казалось, невидимый фонарщик подносил к ним свой горящий фитиль. Света добавляли и снопы искр, вылетавшие из паровозной трубы. Локомотив бежал по рельсам Московско-Киево-Воронежской железной дороги все быстрее. С муравьиным упорством он тащил за собой бесконечный ряд разноцветных вагонов. Позади остались Малоярославец, Тихая Пустынь, Брянск, Нежин и Бобровицы. А впереди уже виднелся купол колокольни Софийского собора. До Киева оставалось меньше двух верст.

Клим Пантелеевич Ардашев, статский советник Министерства иностранных дел, рассеянно смотрел в окно вагона первого класса. На столике лежала книга «Киев и его окрестности». Впервые за последние три года он получил отпуск. Пожалуй, правильнее было бы сказать, что с того времени, как он был вынужден бросить адвокатскую практику и вернуться к работе «рыцаря плаща и кинжала», минуло почти три года. Тогда, накануне великой войны, чтобы раскрыть дерзкое убийство второго секретаря посольства, ему пришлось совершить путешествие в Персию. Но и 1913 год оказался для бывшего присяжного поверенного непростым. Чего стоило расследование в Ставрополе «самоубийства» купца второй гильдии Тер-Погосяна? Кто знал, к чему оно приведет? А разгром банды Зелимхана в Кавказских горах? Да и 1915‑й — год вроде бы спокойного жительства в Петрограде, таковым для Ардашева не стал. Город трепетал от страха, узнавая подробности все новых и новых смертоубийств модисток, совершенных маниаком-стихотворцем. Даже главный сыщик столицы Владимир Филиппов оказался бессилен против душегуба. И только вмешательство Клима Пантелеевича помогло вывести супостата на чистую воду. А теперь он ехал в отпуск, который пришлось взять по настоянию жены. Вероника Альбертовна еще в начале мая отправилась погостить к двоюродной сестре в Киев. Всю последнюю неделю она слала супругу телеграммы и просила, чтобы он не тянул с приездом. Пришлось идти к начальству с прошением. Князь Мирский, возглавлявший отдел Ближнего Востока МИДа, лишь тяжело вздохнул и подписал бумагу.

Поезд, подрагивая на стрелках, замедлил ход. За окном уже мелькали вспомогательные железнодорожные строения. Путешествие длиною в 1705 верст наконец завершилось. Заскрипели тормозные колодки, и состав остановился прямо перед вокзалом. Это было обычное каменное здание в два с половиной этажа, построенное еще в 1870 году. Оно служило для обеих железных дорог, проходящих через Киев. Внутри имелись отдельные покои для приема высочайших особ.

Пассажиры начали выходить на перрон. Погода стояла майская. Градусник перед входом в вокзал показывал 10° по Реомюру[1]. Легкое серое пальто и широкополая шляпа надежно защищали статского советника от слабого северо-западного ветра, доносившего из паровозной топки запах угля-курняка. Артельщик, прочитав в глазах Ардашева согласие, тут же выхватил у него желтый глобтроттер и потащил к стоянке экипажей, находившейся на привокзальной площади. Извозчик, завидев издали знакомого носильщика, бросился ему навстречу.

— Куда прикажете, васкродь? — с заискивающей улыбкой, осведомился возница.

— На Большую Владимирскую, к дому Могилевского, где магазин «Свет»…

— Это мы в два счета! — воскликнул автомедон. — Обойдется в рупь.

— Договорились.

Дождавшись, пока пассажир расплатится за багаж, извозчик тронул экипаж.

Еще находясь в Петрограде, Клим Пантелеевич попросил супругу, чтобы его никто не встречал. Ардашев не любил причинять беспокойство даже родственникам. К тому же он не испытывал особой любви к высокомерному двоюродному свояку. В памяти остался его приезд в Ставрополь. Тогда, в 1908 году, Терентий Петрович Могилевский — муж кузины Вероники Альбертовны — весьма скептически отзывался об увлечении провинциального адвоката литературой. Видимо, председатель Киевского биржевого комитета, дослужившийся до действительного статского советника и будучи на десять лет старше присяжного поверенного, счел себя персоной, которая имела право не только смотреть свысока на жизнь хозяев, но и рассуждать о ее правильности. Потому-то и ехал Ардашев к Могилевским скрепя сердце. Откровенно говоря, он надеялся провести в Киеве неделю, или в крайнем случае дней десять. «Этого времени с лихвой хватит, чтобы лично увидеть все достопримечательности матери городов русских, — полагал статский советник. — Тем более что я уже проштудировал почти весь путеводитель. Да и Веронике пора возвращаться домой. Уж слишком неспокойное наступает время».

Несмотря на то что в войне наметился перелом, будущее Ардашеву виделось весьма туманным. Да, в феврале Россия одержала целый ряд важных побед на Кавказском фронте. Великий князь Николай Николаевич вступил в Эрзерум. Армения теперь полностью в руках России. В результате блестящей наступательной операции турки потеряли более сорока тысяч убитыми и ранеными, в плен попало тринадцать тысяч солдат и офицеров, захвачено триста двадцать пять пушек. В случае занятия Керманшаха дорога на Багдад для наших частей будет открыта. В апреле мы взяли Трапезунд. Теперь давняя мечта о русском Константинополе может стать явью. Но… велика вероятность появления разногласий среди союзников. Вполне возможно, что в этой ситуации достаточно остановиться на создании нового государства, возникшего на развалинах Османской империи, которое бы находилось под влиянием стран Согласия.

«Россия и так огромна. Аннексировать Турцию — значит, как бы парадоксально это ни звучало, ослабить страну. Главное — контролировать проливы, ключ к Черному морю… К тому же слияние Русской православной церкви с греческим патриархатом чревато возникновением противоречий среди духовенства, которое сейчас занято выяснением отношений с Григорием Распутиным. Да, этот „старец“ зашел слишком далеко. И рано или поздно с ним расправятся, и скорее всего это сделают англичане, — мысленно предположил статский советник. — Положение союзников в Персии совсем незавидное. В Месопотамии генерал Тоушенд сдался после 148‑дневной осады. Турки празднуют победу. Надо отдать должное и немцам. Со свойственной им настойчивостью они, точно кроты, методично подрывают государственные устои не только России, финансируя большевиков, но и Британии. Как теперь выяснилось, вспыхнувшее кровопролитное восстание в Дублине было организовано германскими шпионами, прибывшими под видом коммивояжеров».

Клим Пантелеевич с интересом рассматривал город. И он ему сразу понравился, потому что в облике Киева читалось что-то старое, до боли знакомое. Казалось, статскому советнику уже довелось когда-то побывать здесь. «Вероятно, — рассудил он, Киев очень близок к Ставрополю». Это сходство заключалось и в холмистой местности, и в бесчисленных каштановых аллеях, и вишневых садах, и улочках с добротными купеческими особняками из красного кирпича. Вечерами здесь так же, как и в Ставрополе, теплились желтым светом керосиновых ламп глазницы глинобитных домов с соломенными крышами. И огонь этот был южный, теплый, какой бывает только на Кавказе и в Украине. Зато на широких проспектах текла совсем иная жизнь, с лоском и роскошью, свойственная, пожалуй, Москве и Петрограду. Каменные пяти- и даже семиэтажные здания с венскими и итальянскими окнами в человеческий рост, роскошные, непохожие друг на друга дворцы, трамваи Спрэга, американские «Форды» и французские «Рено», огромные витрины дорогих магазинов, освещенные электрическим светом, шарообразные фонари, поднятые на невиданную высоту, — все придавало городу черты европейской столицы.