Алексей Макеев - Прошлое не продаётся

Николай Леонов, Алексей Макеев

Прошлое не продается

ГЛАВА 1

– Вот это ничего себе! Наловили рыбки от всей души. – Полковник Крячко был откровенно зол сейчас на весь мир.

Да и как тут не разозлиться, если первая за несколько лет рыбалка, так хорошо начавшаяся, закончилась аж двумя происшествиями. Сперва к ним с Гуровым подкатили на «Чероки» три крутых, но наивных хлопца с восемнадцатилетними телками и попробовали показать, кто в доме хозяин. С молодцами разобрались быстро, причинив лишь самый необходимый минимум телесных повреждений. Потом, уже на трассе, по дороге в Москву, ребятки на «Форде» и «Фиате» подрезали Стасов «Мерседес» и попробовали скачать с двух полковников Главного управления миллион убытка. Этим морды пришлось рихтовать поосновательнее, но после полной победы свое средство передвижения пришлось оставить в мастерской в одном из подмосковных городков. Железо не человек, оно такого не выдерживает.

Выйдя из мастерской, Крячко вскинул рюкзак на плечо и, оглянувшись на Гурова, предложил:

– Ну что, пошли на автобус? А то на такси нам только сесть и тут же вылезать. Денежка-то почти вся на ремонт ушла.

– Автобус? – Гуров поморщился. – На нем столько пилить… Нет уж, тут рядом станция электрички, лучше туда.

Обогнув бараки, они действительно метрах в трехстах увидели железнодорожную насыпь и высящееся над ней длинное желтое здание небольшого полустанка. На платформе было немноголюдно. Видимо, электричка ушла совсем недавно, и пассажиры на следующую еще только начали собираться. Оглядываясь по сторонам, Гуров втянул носом уже ставший прохладным вечерний ветерок, дующий в лицо, и чуть ностальгически вздохнул.

– Да, запах железной дороги – это что-то особенное. Его ни с чем не спутаешь, – заговорил он, глядя на отполированные колесами рельсы, уходящие вдаль. – Вот вроде бы и шпалы сплошь железобетонные, а дорога все равно, как и раньше, все так же пахнет креозотом. Я этот запах с детства помню. Еще совсем пацаном с родителями ездили в гости. И вот он мне так понравился, я так завидовал тем, кто здесь работает… Даже мечтал стать железнодорожником.

– Хм… – Стас как-то неопределенно улыбнулся. – Плачь, железная дорога, – ты потеряла лучшего из своих несостоявшихся министров. Ну, или хотя бы управляющего одним из региональных подразделений. Кстати, когда-то я, тоже в сопливом детстве, путешествовал по железной дороге. Помню паровозы – черные, с красными колесами. А дыму от них было – всю округу, как тучами, занавешивали. А еще… О, смотри – наша электричка!

Зайдя в вагон электропоезда, Гуров устроился ближе к середине. Но садиться можно было где угодно – в вагоне насчитывалось не более десятка пассажиров. Неподалеку угнездилась над чем-то хихикающая компания подростков. Две старушки обсуждали какие-то свои глобальные проблемы. Мужчина в темной рубашке и затрапезных штанах, с густо заросшим лицом сидел, не выпуская из рук яркий полиэтиленовый пакет с чем-то прямоугольным, напоминающим книгу.

– Смотри-ка, – Стас тоже обратил внимание на бородача, – ни дать ни взять – Робинзон Крузо, да и только. А ну-ка, Лева, напряги свои извилины, выдай дедуктивную характеристику сему волосатому.

– Ого, да ты, оказывается, был отличником по литературе, – с некоторым удивлением отметил Гуров. – Запросто Тургенева цитируешь… Ну, хорошо. Вероятно, он беглый монах, оставивший без дозволения наместника родную обитель. К тому же что-то прихвативший на память в своем родном монастыре. Хотя, скорее всего, он по натуре не специалист по кражам, брал, вероятнее всего, под нажимом: его или шантажировали, или он оказался в трудных жизненных обстоятельствах. Думаю, в монастыре он был не слишком долго. Года два, не больше. Он единственный ребенок в семье, в детстве его часто обижали… Хватит?

– Лева, ты меня потряс. – Крячко воздел большие пальцы обеих рук. – Кое-что из тобой сказанного я и сам в какой-то мере «пробил» в его габитусе. Но такая детализация… Шерлок Холмс отдыхает.

– Вы не скажете, который час? – неожиданно обратился к Гурову мужчина, сидевший на соседнем, через проход, месте.

Незнакомец был среднего роста, худощав, темноволос, но уже пробивающаяся седина говорила о годах, близких к пятидесяти или даже более того, большие очки и «молотовские» усы придавали ему интеллигентный вид.

– Ровно девять, – взглянув на часы, ответил Гуров. – Судя по вашей ручной клади, вы – художник. И вы, как я понимаю, не москвич.

– Верно, – улыбнулся незнакомец. – Как вы правильно заметили, я художник, живу в Саратовской области. Владимир Солдатов, член Союза художников.

Держался он простецки, без многозначительной напыщенности.

– Станислав Крячко, полковник милиции, – кивнув, аттестовался Стас. – А это лучший опер всея Руси – полковник Лев Иванович Гуров. У вас что-то вроде творческой командировки?

– Да, наподобие, – согласился художник. – Ездил в Сергиев Посад, делал наброски. Хочу написать несколько работ на тему «Золотые купола России». Я бывал во многих местах, но Сергиев Посад – это нечто необычайное. Вот уж действительно заповедник истории. А вообще, где мне только не довелось побывать! Наш бывший Союз я изъездил вдоль и поперек. От западной границы Белоруссии до восточного побережья Камчатки.

– А мне всегда почему-то казалось, что художники больше домоседы, – снова в разговор включился Гуров. – Вы родом откуда-то с юга Украины или даже из Молдавии?

– Все правильно, – согласился художник. – Я родился в Молдавии. Когда-то это был процветающий край садов и виноградников. А сейчас… Но вот что интересно: меня почему-то всегда манил Север – морозы, снега, тайга без конца и края. Вот сейчас живу в Заволжье. Так там даже снег другой. На Севере он более жесткий, более холодный, всегда чуточку синеватый или даже фиолетовый. А у нас он белый, пушистый, легкий – как перышко…

– А вы специализируетесь на какой-то одной тематике или рисуете все подряд? – достав из кармана сигареты и со вздохом снова их спрятав, поинтересовался Стас.

– Нет, я пишу – у нас говорят «писать» – работы на самые разные темы, – увлеченно заговорил Владимир. – Иногда я их долго ищу, а иногда они находятся сами. Ночевал я однажды в отдаленной сибирской деревушке, и среди ночи вдруг меня как будто кто-то разбудил. Просыпаюсь и слышу… Вернее, тишина стояла абсолютная – даже лая собак не было слышно. Но в воздухе как будто разлита не уловимая ухом тончайшая хрустальная мелодия. Вышел я во двор и просто онемел: небо охвачено сиянием, красота – невероятная. И все это вместе – белый снег, черные избы, небо, где вспыхивают и переливаются самые изумительные цвета и оттенки, – меня настолько потрясло, что я забыл про сон, тут же сел за работу. А бывает, тема приходит во сне. В начале девяностых я был на Северном Кавказе, и мне приснилось там нечто жуткое: скандинавский демон войны – валькирия. Она летела над горами, держа в руке меч и что-то крича. Что она кричала, я не мог понять, но от ее голоса я проснулся в холодном поту.

– Это и немудрено, что вы ее не смогли понять, – рассмеялся Крячко. – Кричала-то она по-скандинавски…

– Наверное, – тоже рассмеялся Солдатов и уже совершенно серьезно продолжил: – А через год полыхнуло в Чечне. Вот хотите верьте… А бывало, сам попадал во всякие переделки. Был на Камчатке, пошел писать сопку Ключевскую. Иду в гору, пробираюсь по склону, поросшему мелким кедрачом. Вдруг прямо перед собой слышу громкий храп. Присмотрелся – не по себе стало: в метре от меня в зарослях развалился и спит камчатский медведь. Я на него едва не наступил. А они злющие – разорвал бы. А в Армавире как-то собрался пойти на Кубань… Ну, река там есть такая. Вышел из гостиницы, а тут разыгралась буря – в жизни такой я не видел. И вот прямо на здание гостиницы идет огромный смерч. Мне бы бежать, укрыться где-нибудь, а я как будто к месту прирос. И смотрю, смерч вырвал дерево толстенное и вогнал его в крышу старой трехэтажки – до первого этажа просадил насквозь. Потом говорили, что там даже были жертвы. И я уж было с белым светом попрощался, а смерч вдруг вбок ушел, и вскоре все утихло. Значит, мой час тогда еще не пробил.

– Да-а… – протянул Стас. – И кто бы знал, когда тот час пробьет? Хотя, по мне, лучше его не знать вовсе. Э, граждане, а куда подевался этот наш монах в синих штанах?

– Сошел на предыдущей станции, – поправив очки, сообщил художник. – Я вообще думал, что он до самой Москвы. Он сел со мною вместе в Сергиевом Посаде. Странный какой-то, дерганый весь, как будто чего-то боится.

– А вы не обратили внимание, он один сошел или с ним кто-то еще выходил? – заинтересовался Гуров.

– Двое мужчин вышли следом, – глядя на дверь вагона, стал припоминать Владимир. – Один – типичный дачник. А вот второй… Я так и не понял, что это за тип. Но человек, по-моему, скверный. Взгляд у него волчий. А вы их в чем-то подозреваете?