Поппи Брайт - Ты мерзок в эту ночь? (ЛП)
Вечером перед Ником расстелился целый пир: нежное мясо, рыба в масле, полные соусницы сладких сливок, крошечные жареные птички, чьи косточки волшебно хрустели на зубах. В замке не оказалось людей, повсюду лишь коты и котята, все холеные и величественные. После пиршества они устроили в роскошной королевской столовой выступление — жонглировали и прыгали, как акробаты, пели и состязались в беге по канатам, натянутым под самым позолоченным потолком. От всех этих зрелищ в сочетании с изобилием еды и вина у Ника кружилась голова.
Наконец гуляки стали разбредаться — стайками и отдельными парами. Черный король обратил на Ника горящий взгляд янтарных глаз и кивнул в сторону опустевшего зала, где уже догорели факелы и царил теперь полумрак.
— Потанцуй со мной, мальчик, — предложил он.
— Я не умею танцевать с котами, — с трудом проговорил Ник, объевшийся мясом с вином. — Никогда ничего подобного не делал.
— Что ж, ладно, — сказал король. — Отведите его в спальню.
Рядом с Ником выросли Нао и Рао, поддерживая его своими гибкими телами. Они привели его в маленькую тихую комнатку в глубине замка. Одна пара лап стянула с него башмаки, другая избавила от рубашки и штанов. Шершавые языки вылизали его с ног до головы. Бархатный хвост погладил его по лицу. Потом они ускользнули, и Ник быстро заснул.
Во сне что-то удерживало его за загривок. Огромный угольно-черный человек-кот вцепился зубами в спину Ника и рвал острыми, как бритвы, когтями. Ник попытался закричать, но не смог. На него накатило спокойствие. Истекая кровью, он не чувствовал боли — лишь потрясающий, неистовый экстаз.
Затем человек-кот стал толкаться ему в зад, вгоняя в него нечто, по ощущениям похожее на пригоршню смазанных маслом ножей. Под растрепанной черной шкурой существа перекатывались стальные мускулы. Ник был пронзен и насажен. Умирал, истекая кровью в попытках вырваться из лап чего-то нечеловеческого. Отчего же ему было так хорошо?
Он проснулся в потеках собственного семени, остывающего на животе и бедрах. Должно быть, во сне он кусал себя и царапал — на всем теле остались горящие отметины, даже там, куда он почти не мог дотянуться. Ник поежился, наполовину от ужаса, наполовину от трепетного наслаждения, которое свернулось клубочком глубоко в животе, и снова уснул.
Жилось в кошачьем замке весело. Дни его обитатели проводили, вылизывая друг друга, томно потягиваясь, обследуя высокие полки и обозревая мир с подоконников. Ночами занимались кое-чем посерьезнее — охотились и ели. То и дело все коты и котята бросали свои дела и сбегались со всех концов королевского сада к высокой колокольне, а потом возвращались обратно. Король всегда был среди них первым.
Ник исполнял те немногие полезные дела, которые кошки находили трудными или скучными. В замке не нашлось никаких признаков лошадей или конюшни, но он и не ждал, что король исполнит свое обещание; просто работать здесь ему нравилось больше, чем на мельнице. Сон приходил вновь и вновь, иногда более жестокий, иногда менее. Ник не рассказывал о нем королю, но постепенно полюбил ложиться спать в надежде снова встретиться там с человеком-котом.
Одной зимней ночью, когда снег лежал под луной молочными сугробами, Нику приснилось, что огромный человек-кот спит, обвив его своим телом, до глубины души пробирая своим гулким урчанием. А на следующее утро король сказал ему:
— С тех пор, как ты пришел, миновало семь лет.
Нику с трудом в это верилось — время пролетело так быстро, словно прошел всего год. Но усомниться в словах короля он не посмел.
— Все еще хочешь вернуться на свою мельницу с одним из моих лучших коней?
Ник знал, что не хочет. Мельница его никогда не интересовала. Но если он пользовался кошачьим гостеприимством уже целых семь лет, оставаться не следовало.
— Я поступлю, как тебе будет угодно, — ответил он.
— Хорошо. Мне нужно, чтобы перед уходом ты сделал еще кое-что. Построй мне хижину рядом с замком. Древесину и инструменты я для тебя уже раздобыл. Это последнее, чего я от тебя хочу.
Ник отправился строить хижину, хоть и недоумевал, зачем она понадобилась королю. «Может, в ней поселится его следующий гость?» — подумал он и почувствовал укол ревности. Однако вскоре забылся и с головой ушел в работу, сколачивая и вырезая дерево с мастерством прирожденного плотника. Вскоре у него получился изящный домик с котами-гаргульями на карнизах, орнаментом в виде изгибистых кошачьих силуэтов и сотней окон с широкими подоконниками — чтобы удобнее было лежать на солнышке.
— Великолепная работа, — похвалил король. — Пойдем в конюшню, чтоб ты смог выбрать лошадь.
Ник проследовал за большим черным котом в ту часть замка, где никогда прежде не бывал. Вход в конюшню охранял крепкий гималайский кот с длинной, безупречно уложенной шерстью, встретивший их суровым взглядом круглых, льдисто-голубых глаз. Он ничего не сказал, но поклонился королю, а следом за ним позволил войти и Нику.
В круглой конюшне находились лучшие лошади, которых Ник когда-либо видел, холеные скакуны, достойные любого короля. После долгих раздумий он выбрал крупного жеребца каштановой масти, по гриве и хвосту которого, казалось, струились алые блики.
— Отличный выбор, — сказал король. — Я зову его Хелл. А сейчас иди к мельникову дому пешком и никому не рассказывай, где ты все это время был. Через три дня лошадь сама к тебе прискачет.
Ник поблагодарил короля и в последний раз погладил его по сверкающей шерсти от головы до хвоста. Король выгнулся под его ладонью, и горло Ника сжалось. Как ему теперь жить с обычными людьми, семь лет проведя в компании кошек?
Нао проводил его до дороги, которая вела к городу. Король отослал его в той же рубашке и штанах, в которых когда-то привел. За это время они стали тесными для его окрепшего от работы тела и истерлись до дыр.
Саймон и Оливер слонялись вокруг мельницы без дела, когда заметили Ника, устало бредущего по дороге. Их лошади паслись неподалеку. Щегольски одетые Саймон и Оливер хохотали, издеваясь над его грязными лохмотьями.
— Хо, Ники, — посмеивались они. — Где же твоя кобылка?
— Прискачет через три дня. И покрасивее будет, чем ваши жалкие клячи.
По правде говоря, лошади Саймона и Оливера были вовсе не клячами, но обе на ладонь ниже королевского жеребца. У одной были воспалены глаза, другая едва ступала на поврежденное копыто. Саймон и Оливер все смеялись. Они не сомневались — никакая лошадь не прискачет; откуда взяться лошади у дурачка Ники?
На ночь Ника в дом не пустили — с черного хода вынесли еду и отправили спать в амбар. Свернувшись на грубой соломенной подстилке, он провалился в самый глубокий сон в своей жизни. Неизмеримо долгие часы ему снилось, как человек-кот вонзает зубы ему в затылок, входит в него, овладевает им.
Разбудили его гудение труб и топот копыт во дворе. Ступив из амбара навстречу ослепительному солнцу, он понял, что спал два дня и три ночи; этот день был последним. Перед мельницей стоял экипаж, покрытый черной, как влажный эбонит, глазурью и запряженный шестеркой коней, зеркально лоснящихся на свету. Саймон, Оливер и старый мельник оторвались от завтрака, привлеченные шумом, и столпились на крыльце.
Дверь экипажа открылась и явила самого прекрасного мужчину, какого Ник когда-либо видел, такого красивого, как он только мог вообразить. Одетый в черное с золотом, он и сам был черным с золотом — угольные волосы и кожа, нетерпеливо сверкающие глаза. Едва взглянув в них, увидев узкие прорези зрачков, Ник уже знал — это король, его король.
Король шагнул вперед в сопровождении двух высоких, стройных слуг, облаченных в серебряные мундиры, сапфировоглазых — Нао и Рао. Король взмахнул огромной когтистой рукой. Коренастый слуга с роскошной копной белых волос вывел из-за экипажа каштанового скакуна.
Король едва заметно поклонился мельнику.
— Мы привезли лошадь Ника.
— Ого! Да это же лучший конь из всех, что мне встречались! — воскликнул мельник, спускаясь с крыльца. Саймон и Оливер не шелохнулись. Мельник посмотрел лошади в зубы, обследовал копыта, потрепал шелковистую гриву. — Мельницу унаследует Ник!
Король покачал своей массивной головой.
— Нет, господин. Можете оставить мельницу себе. И коня оставляйте. Но Ник принадлежит мне, — он улыбнулся, и Ник увидел, что его сливочно-белые зубы остры, как клинки. — Ник, мои люди привезли для тебя одежду. Вымойся и переоденься. Ты поедешь со мной.
Рядом с Ником выросли гибкие тела Нао и Рао, один держал сверткок элегантной одежды, другой — башмаки из мягкой черной кожи. Мимо мельника и двух его подмастерьев они протиснулись в дом, и там, в одной из маленьких комнат, Ника искупали, надушили и переодели. Король ожидал в саду, полируя свои и без того ухоженные когти, и не обращал внимания на Саймона и Оливера, которые отважно пытались сунуть ему свои визитные карточки.
