Борис Старлинг - Шторм
– Крэйг, – произносит он. С невозмутимым видом, без малейшего намека на презрение, которого заслуживает этот долбаный скот.
– Точно. Крэйг. По версии полиции, ваша матушка и Крэйг, вернувшись не вовремя, застали Уайтсайда, когда он рылся у вас в доме.
– Так оно и было. Его судили и вынесли справедливый приговор.
– А он говорит, что нет.
– И вы ему поверили?
– Я не знаю. Вот почему я пришла к вам поговорить. Узнать, что думаете вы.
– С этой историей покончено, она забыта и погребена, мисс...
– Галлахер.
– Ральф Уайтсайд был закоренелым преступником. Зачем ворошить все заново?
– Если он невиновен, значит, имела место вопиющая несправедливость.
– Он скоро умрет. Какая ему разница?
– Ему, может быть, никакой. Но если он невиновен, стало быть, тот, кто на самом деле убил вашу мать и Крэйга, по-прежнему на свободе.
Когда она произносит эту тираду, он следит за ее лицом и не видит на нем ничего, кроме искренней озабоченности и наивного воодушевления. Похоже, это не маска, она ни в чем его не подозревает и пришла к нему как к человеку, которого ближе прочих затронула эта давняя трагедия. К человеку, пришедшему домой и нашедшему свою мать в крови.
– Послушайте меня, мисс Галлахер. Ральф Уайтсайд был плохим человеком, сделавшим в своей жизни много дурного. Он был наркоманом, негодяем и лгуном. Лгал всю жизнь, лжет и теперь. Не знаю почему – может быть, ему захотелось под конец оказаться в центре внимания. Если вы примете его ложь на веру и займетесь расследованием, то в угоду преступнику лишь разворошите вонючую кучу вранья, задев при этом чувства порядочных, ни в чем не повинных людей. Лучше оставьте все как есть.
– Да, наверное, было бы спокойнее не ворошить прошлое. Но такова миссия журналиста: извлекать на свет и делать всеобщим достоянием факты, в том числе и такие, о которых кому-то не хочется вспоминать. Это долг репортера.
Хренова девчонка, едва со школьной скамьи, говорит банальными клише, воображая при этом, что она Вудворт и Бернстайн[17] в одном лице. Она встает, собираясь уйти. Свет падает на девушку через окно, и, когда она отворачивается от него, ее лицо переходит в тень. И в этот миг он становится свидетелем ее преображения. Ее глаза, только что взиравшие на мир с наивным изумлением, источают болезненное свечение, а добродушная, полная энтузиазма улыбка трансформируется в мстительную ухмылку. Что это у нее за спиной? Рюкзачок или сложенные крылья злобы?
Мертвые, оказавшись в земле, пускают в ней корни ненависти, распространяющие вширь и вглубь омерзительную заразу разложения. Они тянутся к поверхности, к миру жизни и света, чтобы дать выход своей гнусной злобе. Он видит их – видит, как горящие, подобно угольям, во мраке глазниц глаза выискивают его, чтобы обрушить на него беспощадный меч своей мести. Его убиенные родичи взывают об отмщении!
Безумие ведет за ним неустанную ночную охоту, опустошающий ужас обволакивает его, изводит и гонит неведомо куда, подхлестывая калечащим спину безжалостным кнутом. И нет для него убежища, нет укрытия, нет никого, кто взял бы его под защиту, ибо он изгой. Пария, изнуряющий последние силы в этой смертельной игре.
Задуманная до пришествия фурии поездка в Норвегию теперь обретает еще один аспект: жалкий аспект бегства. Да, он признается себе в том, что бежит от нее в надежде, что она не сможет последовать за ним, хотя даже за морем замирает от страха, замечая любую приближающуюся женскую фигуру.
Потом он возвращается на пароме. Паром тонет, ему удается спастись, но радость спасения омрачается новой встречей с ней.
Тот вечер. Славный, теплый вечер. Они разговаривают в саду.
– Я увидела ваше имя в списке пассажиров, – говорит она. – Какое ужасное совпадение.
Совпадение! Неужто она думает, что способна хоть на секунду одурачить его столь неуклюжим притворством? Его, познавшего ее истинную суть? Ну что ж, ему понятно, что этому следует положить конец.
Думает ли она, что он нанесет удар так скоро? Нет, те изощренные пытки, которым она его подвергает, увлекают ее настолько, что заставляют забыть о собственной безопасности. О, она знает свое палаческое дело, терзает его, не только не повреждая плоти, но даже не затрагивая вопросов о его ма, Ральфе Уайтсайде. Зачем? Ей прекрасно ведомо, что неизвестность, ожидание, недобрые предчувствия изводят сильнее и ранят глубже, чем уже сбывшиеся опасения.
Очевидно, что, если он не покончит с этим, муки его будут усугубляться. Выбора ему не оставлено. Он знает, с кем имеет дело, и знает, что, если даст слабину, пощады ему не будет.
Он начинает действовать.
Звонок, предложение встретиться – все разыграно как по нотам. Она думает, что заманивает в ловушку его, но ее хитрость обращается против нее самой. Как только они остаются вдвоем, он сзади бьет ее молотком по голове и оглушает, а с наступлением темноты втаскивает в машину и увозит в лес. А уж там рассчитывается с ней сполна, за все свои страдания.
Она, конечно, кричит, клянется в своем неведении, взывает о жалости и пощаде. О жалости к безжалостной! О пощаде к беспощадной! Она пытается даже соблазнить его, обещая свое тело за свою жизнь. Он пытает ее, доводя до грани потери сознания, а потом, дав ей опомниться, проделывает все заново.
И, наконец, убивает ее.
После Петры появляется та мерзкая сплетница, любительница соваться не в свое дело, Элизабет Харт. Теперь фурии знают, что он сумел увидеть одну из них под личиной Петры, и больше не утруждают себя маскировкой. Мегера стучится в его дверь такой, какой и должна быть: безобразной, злобной каргой.
– Я видела ее здесь, – говорит она. Ее глаза источают неприязнь.
– Кого видели?
– Ту девушку, которую нашли в "Роще". Она была здесь в ту ночь, когда ее убили.
Ну конечно, Элизабет Харт всегда проявляет навязчивый интерес к жизни других людей.
Он молчит, ждет, что она скажет еще.
– Не могла не обратить на нее внимания, с этакой золотистой шевелюрой. Вам следует стыдиться того, что связались с подобной шлюхой.
– Шлюхой? Вы полагаете, что у меня была с ней интрижка?
– Судя по всему, не у вас одного. Даже в газетах пишут, что она встречалась с разными мужчинами. Имен, правда, не называют, иначе среди них непременно оказалось бы ваше. – Она выдерживает паузу и спрашивает: – А в полиции знают, что она была здесь?
– А как же? Я сообщил им. Как только узнал, что ее убили.
– Вы им сообщили?
– Разумеется.
"Разумеется нет".
– Что вы им сказали?
– Что она была здесь.
– И все?
– А что еще мог я им сказать?
– О том, чем вы с ней занимались. Куда она пошла, выйдя от вас. К одному из других своих любовников, надо думать. Шлюха, она шлюха и есть.
Он с трудом удерживается от смеха. Надо же, оказывается, чертова сплетница вовсе не подозревает его в убийстве Петры. Думает, будто у них была связь, и своей болтовней просто хочет испортить ему настроение. Это не опасно.
С другой стороны, ограничится ли Элизабет только этим? Конечно нет. Она не отвяжется от него, будет постоянно цепляться со своими домыслами, напоминать ему о том, что он сделал, чего не сделал, и, не исключено, до чего-нибудь додумается. Коль скоро он не остановит ее раньше.
Если Петра умерла из-за Айлиш, то Элизабет погибает из-за них обеих. Тут присутствует простая линейная зависимость и срабатывает эффект накопления. Избавиться от нее необходимо, но это еще не станет для него окончательным избавлением от безумия. Ибо его алчное неистовство будет утолено лишь последней жертвой.
Теперь перчатки сняты. Начинается прямая полицейская операция.
Кейт находит ориентировку, разосланную вчера по участкам Ренфру, и добавляет две важные поправки.
Во-первых, что Джейсон Дюшен разыскивается не только в связи с его причастностью к событиям на "Амфитрите", но и для допроса в качестве подозреваемого в убийстве Петры Галлахер и Элизабет Харт.
Во-вторых, объявляется, что его словесный портрет, фотоснимок, номер автомобиля и прочие данные, способствующие идентификации, должны быть доведены до сведения широкой публики. Вместе с информацией о том, что разыскиваемый подозревается в совершении опасных преступлений, а потому при обнаружении следует, ни в коем случае не вступая с ним в контакт, немедленно сообщить в полицию. В центре города и на всех основных подъездных магистралях выставлены заградительные посты, повсюду, где подозреваемый может появиться: у его дома, у дома Кейт и аукционного дома, – устроены засады. Банк, где он держит деньги, поставлен в известность на тот случай, если он попытается снять через банкомат деньги со счета. Под предлогом технического сбоя его задержат, не настолько, чтобы это вызвало у него подозрение и подтолкнуло к бегству, но на срок, достаточный, чтобы полиция могла если не сцапать его, то сесть ему на хвост.
Преступник выжидает. Полиция тоже. Кейт гадает о том, кто проявит большее терпение.
