Джеймс Гриппандо - Под покровом тьмы
Гас спросил себя, не входит ли в это знание и обвинение в жестоком обращении с женой.
– Не верьте всему, что читаете в газетах и видите по телевизору.
– Я и не верю. Зато моя дочь была весьма достоверным источником.
Гас чуть не поперхнулся.
– Ширли сказала, что даже не знает, живы ли вы.
– Да, мы действительно некоторое время не общались.
– Вы имеете в виду, после того как она замышляла убить вас?
Его осведомленность удивила Мередит.
– Н-да, такое сильно мешает родственным отношениям.
– Так когда вы покончили с этим?
– Когда она позвонила и сказала, что вы собираетесь заплатить ей четверть миллиона долларов.
– Если она поможет найти мою жену.
– Именно поэтому она мне и позвонила.
– Не понимаю.
Мередит криво усмехнулась:
– Ширли не смогла бы найти ее без моей помощи.
– Вы знаете, где моя жена?
– Нет.
– Тогда перестаньте играть со мной.
– Это не игра. Это гипотеза. Гипотеза Ширли, строго говоря. Но без меня она не могла бы доказать ее. Я знаю то, что вас интересует.
Гас начинал уставать от уверток Мередит.
– Вы говорите о секте?
– Ого, да вы хорошо подготовились.
– Что вы об этом знаете?
– Вы имеете в виду секту в Якимской долине, верно? Десять акров земли, старый фермерский дом, большой амбар, яблонево-абрикосовый сад? И курятник на задах?
– Либо вы все это выдумали, либо были там.
– Я жила там.
– Когда?
– Задолго до того, как ваша жена начала подворовывать в магазинах и отдавать одежду во «Второй шанс».
– Вы по-прежнему… вовлечены?
– Нет. Все это произошло со мной много лет назад. Когда-то там действительно была позитивная среда. Я ушла, когда власть захватил Блечман.
– Блечман?
– Из молодых. Очень честолюбивый. Ему нравится считать себя первооткрывателем некоего учения, хотя это просто еще один эгоист на кафедре проповедника.
– О чем вы?
– Он написал одну рукопись, рассчитывая продать пятьдесят миллионов экземпляров и провести два года в списке бестселлеров «Нью-Йорк таймс». Больше тысячи страниц. Уверена, ее отвергли все издатели на свете. Хотя рынок для всей этой ерунды с мирским евангелизмом существует. Последнее время нас затопила река таких книжонок – спиритуализм и просвещение без традиционной религии. Во всяком случае, Блечман считал, что сможет выгодно использовать книгу: еженедельный журнал, диски, аудиокассеты, собственное всемирное телевизионное ток-шоу. Но похоже, пока эта философия завоевала популярность только на его ферме.
– Какая философия?
– Не могу сказать. Никогда не читала эту дребедень.
– Надо думать, вы получили некоторое представление об учении Блечмана, находясь на ферме.
– Надо думать, – сказала Мередит неопределенно.
– Как называется книга?
– Рукопись. Никакой книги нет. Он назвал ее «Отголоски».
– «Отголоски»? И что это значит?
– Может быть, вам следует прочитать и выяснить.
– Достанете мне экземпляр?
– Конечно. Продам. За долю того, что вы предлагали Ширли. Двадцать пять тысяч.
– За паршивую неопубликованную рукопись?
– Вы хотите найти жену или нет?
– А вы считаете, что книга подскажет мне, где Бет?
Мередит Бордж снова лукаво улыбнулась:
– Мне кажется, она может объяснить вообще все.
– Почему я должен в это верить?
– Почему, по-вашему, мою дочь убили?
– Смерть вашей дочери была самоубийством, а не убийством.
– Тогда почему рядом с ней не нашли ни табурета, ни стула, ни еще какой-нибудь приступки? Как она повесилась на трубе под потолком без посторонней помощи?
– Я ничего об этом не знал.
– Вы встречались с Ширли. Вы действительно верите, что она повесилась?
Гас не ответил, хотя женщина была права. Мередит наклонилась ближе, поставив локти на стол, и понизила голос:
– Эта секта похожа на долбаного спрута. Ее щупальца дотягиваются куда угодно. В тюрьмы. В дешевые магазины. Даже в идеальные райончики вроде вашего.
Гас встретился с Мередит взглядом.
– Когда я смогу получить рукопись?
– Как только сможете передать мне деньги.
– Завтра.
– Я вам позвоню, – сказала она. – Не звоните сами. Не появляйтесь около моего дома. И не смейте никому рассказывать о нашем разговоре. Я не хочу закончить, как моя дочь. Понимаете?
– Ага, – ответил Гас. – Начинаю понимать.
Они вышли по отдельности – сначала Мередит, потом, несколько минут спустя, Гас. Из машины он позвонил сыщику.
– Вы слышали?
– Ага, – ответил Декс. Его машина стояла в квартале от кафе. – Микрофон работал прекрасно.
– Что вы думаете?
– Я думаю, что кто-то следит за вами.
– Что?
– Я заметил зеленый «меркьюри» напротив гостиницы. Он стоял там все время, пока вы разговаривали с Мередит, а потом отъехал одновременно с вами. Может, это ФБР. А может, кто-то другой.
Гас посмотрел в зеркальце заднего вида. Позади него тянулись три ряда парных огней, но в темноте было невозможно сказать, принадлежат ли какие-то из них зеленому «меркьюри».
– Как по-вашему, они следят за мной или за Мередит?
– Зависит от того, кто эти они. И по-прежнему ли Мередит участвует в этом.
– То есть она может по-прежнему состоять в секте?..
– Вспомните ее последние слова: «Я не хочу закончить, как моя дочь». Интересное совпадение: она использовала почти те же слова, что в подброшенной вам записке.
Гас остановился на светофоре.
– Не думаю, что она связана с сектой, Декс. Вы слышали ее слова через микрофон, но только я видел ярость на ее лице. Она ненавидит этого Блечмана. А как она насмехалась над его писаниями, подчеркивая, что это не книга, а всего лишь паршивая рукопись. По-моему, Мередит даже простила дочь за сговор против нее. Мне кажется, она винит в этом секту.
– Все это только допущения, – сказал Декс.
– Не думаю, что чрезмерные. Особенно учитывая, что смерть Ширли скорее убийство, чем самоубийство.
– В этом я с вами согласен, – сказал Декс.
– Хорошо. Потому что, если Ширли убили, это может объяснить подброшенную мне сегодня записку.
– Почему?
– Это почерк Бет, и, вероятно, писала она сама. Меня предупреждают, что, если я поговорю с Мередит Бордж, Бет закончит, как и Ширли. Это бессмысленно, если Ширли совершила самоубийство. Но вполне имеет смысл, если ее убили.
– Я бы согласился с вами, если бы Бет подписалась своим именем. Но она подписалась как Флора. Мне кажется, что это сектантское имя.
– В этом-то весь фокус. Кто-то в секте заставил Бет написать записку, намекая, что мою жену убьют, если я поговорю с Мередит. Это означает, что они удерживают Бет против ее воли.
– Или что Бет счастлива быть Флорой в новой сектантской жизни и хочет, чтобы вы отстали от нее. Так как боится, что, если муж и дальше будет шнырять вокруг, сектанты могут решить, что от нее больше неприятностей, чем толку.
– Мне больше нравится моя теория.
– Не будьте так самоуверены, – сказал Декс. – Хотя если вы правы, они убьют ее, как только узнают, что вы говорили с Мередит.
Светофор переключился. Гас свернул на скоростную магистраль.
– Если я прав, ее все равно убьют. Даже если бы я не говорил с Мередит.
57
В старом фермерском доме и днем было тихо, а ночью тишина становилась просто могильной. Время от времени в коридоре поскрипывали половицы. Иногда в старых трубах внутри стен переливалась вода. Включалась и потрескивала печь. Для Бет Уитли это были привычные ночные звуки.
Они – и видеомагнитофон в полночь.
Бет замерла под одеялом. Двуспальная кровать стояла в углу. Она лежала спиной к двери, лицом к стене в комнате без окон. Единственным источником света был экран телевизора. Это продлится всего двадцать минут. Как каждую ночь. В одно и то же время. Последние две недели. Это стало безмолвным ночным ритуалом – и сегодняшняя ночь не была исключением.
Щелкнул замок, дверь открылась. В комнату проникло немного света из коридора. Бет не шевелилась. Дверь закрылась, и в комнате снова потемнело. Тяжелые ботинки протопали по деревянному полу, потом остановились. Она почувствовала взгляд, словно кто-то стоял над ней. Сердце колотилось, но она не смела шевельнуться. После невероятно растянувшейся минуты Бет почувствовала, что посетитель медленно отступил от кровати и сел в кресло перед телевизором.
И, словно по сигналу, началось.
Почти двадцать минут Бет слушала, лежа на боку, спиной к телевизору и ночному посетителю. После четырнадцати ночей она знала запись наизусть. Не видеоряд. Только аудио. Она заставила себя ни разу не бросить взгляд на экран. Пыталась и не слушать, однако это было невозможно. Это была запись какой-то беседы. Мужчина и очень испуганная женщина. Мужчина говорил, как психиатр, сохраняя ровный, профессиональный тон на всем протяжении кошмарного рассказа женщины – рассказа о пытке и ноже, который каждую ночь заканчивался одним и тем же ужасным крещендо.
