Элена Форбс - Умри со мной
После небольшого торга пришли к компромиссу: никаких диктофона и видео, Тарталье, сидевшему в одиночестве напротив Эшера, разрешается делать записи. Если в конце концов окажется, что чутье все-таки подвело его и Эшер — на самом деле Том, то игра — страннее не придумаешь. Тарталья прихватил для Эшера сэндвич и чашку кофе, но и то и другое осталось на столе нетронутым.
— Мы говорили с ней по телефону пару раз, — тихо начал Эшер. — Сначала она держалась с опаской и все старалась подловить меня на вранье. Я стал уже думать, а стоит ли с ней связываться? Но потихоньку Келли чуток успокоилась.
— Почему, как думаешь?
Эшер с минуту помедлил, стараясь вспомнить:
— Ага, вот! Сказала, что говорю я по-другому.
— В каком смысле?
— Не знаю. Может, интонации другие. Как я понял, тот, другой парень говорил гладко и красиво, вроде дикторов, что читают новости по телику. Сначала-то ей показалось, будто я специально говорю с акцентом.
— А ты убедил ее, что нет?
— Не сразу. Она все расспрашивала меня, откуда я, всякое такое. Про семью, про школу. Точно на работу нанимала и проводила собеседование. Пришлось даже признаться, что на самом деле меня зовут не Крис. Это ее опять отпугнуло. Но потом она позвонила и давай снова вопросы задавать!
— А про себя что рассказывала?
— Сказала, что юрист. И я совсем не удивился: вон с вопросами-то как приставала. Я, по правде, даже разозлился. Но когда она сказала, что муж у нее погиб в цунами, мне ее жалко стало. А потом она рассказала про того, другого парня. И я понял, почему она так проверяла меня.
— И все это по телефону?
Эшер кивнул.
— Для человека, который так осмотрительно вел себя вначале, она что-то очень легко дала себя убедить, как по-твоему? Откуда ей было знать, что ты все же не тот, другой?
— Нутро подсказало, думаю, — слишком поспешно ответил Эшер. — Человек просто решает, что верит другому, и все дела.
Пристальный взгляд Тартальи заставил Эшера отвести глаза.
— Есть ведь и еще что-то, так, мистер Эшер?
Эшер помолчал с минуту:
— Ладно, есть. Не хотел я говорить… — Он поднял глаза на Тарталью. — У вас есть закурить?
Наплевав на табличку: «Не курить», Тарталья протянул ему сигарету и затянулся сам. Первую затяжку Эшер сделал, будто последнюю в жизни, и так порывисто откинулся на стуле, что тот крякнул.
— Наверное, вам лучше узнать. — Он тяжело вздохнул. — Она ни за что не желала встречаться со мной, пока я не открыл, почему хочу порешить себя.
И опять Эшер умолк, словно на душе у него лежал тяжкий груз. Лицо у него расслабилось, рот приоткрылся, глаза стали пустыми — мыслями он был где-то далеко.
— Ну и? — вывел его из транса Тарталья.
Эшер вскинул глаза:
— До недавних пор я работал учителем физкультуры. Последнее место работы — шикарная школа для девочек в Суррее. — Он приостановился, жадно заглатывая дым. — Я совершил идиотскую ошибку — влюбился в девочку, свою ученицу. Нет, нет, никакой грязи, — поспешно добавил он, уловив изменения в лице Тартальи. — Ничего такого, инспектор. Я не педофил. Честно, нет. Так, поцелуйчики да пообнимались немножко, и все.
— Все так говорят.
— Понимаю, о чем вы думаете, но правда, вы ошибаетесь. Они все ошибались. Ее зовут Сара, и я любил ее, понимаете? По-настоящему. Хотел жениться, когда она станет совершеннолетней. Ей было пятнадцать, но можно было принять за двадцатипятилетнюю. Красивая девочка и умница. Она была куда мудрее меня, уверяю вас. — Эшер снова глубоко затянулся сигаретой и выпустил несколько колец дыма, которые одно за другим медленно поднимались к потолку — Короче, прознали ее родители, ринулись к чертовой директрисе, и меня выкинули из школы. Ведь несправедливо, верно?
— Что? Что тебя выкинули?
— Нет, это-то пускай. Подумаешь, велика печаль! Несправедливо, что человек не может выбирать, кого ему любить.
Тарталья увидел боль в глазах Эшера и согласно кивнул. Эшер, конечно же, прав. Погоня за любовью начисто лишена логики. Любовь — чувство, управлять которым невозможно, как ты ни старайся. Это сумасшествие, взлеты до небес, падения в бездну. Тарталья припомнил свои идиотские ошибки и промахи, пущенные в распыл силы и время, ярко вспыхивавшие надежды, а следом — глубокое разочарование, когда понимал, что гонялся он за миражами. Но безысходного отчаяния Тарталья никогда не испытывал. Его не покидала надежда, что жизнь — отличная штука и, несмотря ни на что, все будет хорошо. Может, он никогда не бросался в чувство очертя голову, не позволял себе дойти до края, скорее всего, он просто не относится к страстным натурам, но посочувствовать Шону, проникнуться его болью он мог.
— Ты из-за нее хотел покончить жизнь самоубийством? — уточнил Тарталья.
Эшер кивнул, яростно обкусывая кожу вокруг ногтя. Палец уже кровоточил, но Шон, похоже, не замечал.
— Родители забрали ее из школы и отослали на лето за границу. Девочка быстро оправилась от разлуки, а я — нет. И мучаюсь до сих пор, — помолчав, добавил Эшер.
— Нам требуется проверить твои слова, ты же понимаешь.
— Да пожалуйста! — пожал плечами Эшер. — Больше мне нечего скрывать. Я думал, она по-прежнему любит меня и ждет не дождется, когда мы сможем быть вместе. А потом…
— Потом?
Эшер вздохнул:
— Она написала мне. Написала ужасное письмо, точно писал другой человек, не она. Кто-то, кого я не знаю. Может, это мать заставила Сару написать, но подписалась-то она сама. И почерк ее. Письмо меня доконало, честно. Когда Келли попросила привести доказательства, почему именно я хочу покончить с собой — проверяла, правду ли я ей говорю, — я отослал ей это письмо. И она поняла и поверила.
— Никакого письма при обыске в ее квартире мы не нашли.
— Она переслала его мне обратно. Оно до сих пор у меня лежит. Могу вам показать, если желаете.
— Да, пожалуйста. Почему ты не рассказал обо всем прежде?
— Никто из вас не слушал меня. Слишком вы были заняты, стараясь вынудить меня признаться в том, чего я не совершал. Я и подумал: вы не поймете про Сару. Станете осуждать меня, обзывать чертовым педофилом, еще и в тюрягу упрячете. И вообще, это личное, касается только меня и никого больше.
Возможно, Эшер был прав насчет их реакции. Тарталья почувствовал уважение к этому человеку и облегчение, что интуиция его не подвела, Шон точно не Том.
— Итак, вновь возвращаясь к Келли Гудхарт. Тебе наконец удалось убедить ее, что ты искренен.
Эшер кивнул.
— А не припоминаешь, может, она еще что-то говорила о мужчине, который раньше контактировал с ней?
— Знаю только, что лично Келли с ним не встречалась. Говорила, что она считала, ему можно доверять, а оказалось — ошиблась. Он подвел ее.
— Она сказала в точности такими словами?
— Может, и не в точности, но смысл такой. Мы договорились о личной встрече, Келли сказала, что хочет увидеть меня — последнее испытание, какое она мне устроила. Мы встретились в кафе, неподалеку от Норт-Энд-роуд. Я даже паспорт ей показал, чтобы убедить ее: я — тот, за кого себя выдаю. Она сказала, что тот, другой парень бесил ее, он будто играл с ней, подстрекал, сбивал с толку, а я веду себя совсем по-другому — она видит.
Похоже, что это Том пытался подобраться к Келли Гудхарт, думал Тарталья.
— А она не описывала тебе, как именно он подстрекал ее?
— Нет.
— Можешь еще что-нибудь вспомнить про него?
— Нет, простите.
— Что еще она тебе говорила?
— Говорила, что родилась в католической семье и получила соответствующее воспитание. Спрашивала, религиозен ли я. Когда я ответил, что нет и что в церковь с детства не ходил, ей даже будто легче стало. Сказала, что религия — это прикрытие для разных злых дел. Что люди используют ее, чтобы добиться того, чего им хочется. Это она сказала сразу после нашего разговора о том парне. Но связано это как-то с ним или нет, не знаю.
— Это все?
Эшер затянулся напоследок сигаретой, сгоревшей почти дотла, и бросил окурок в чашку кофе, тот зашипел.
— Я все вам рассказал, клянусь. Келли была такой умной и рассудительной, инспектор. Такая милая, симпатичная леди! Мне ужасно жалко, что она умерла, ей-богу, жалко.
— Почему же ты не постарался отговорить ее?
— Потому что я ее понимал. Я знал, что она чувствует, что переживает. Она хотела покончить с жизнью, которая причиняла ей боль, и я уважал это желание. Я видел, что свет для нее погас. Я себя так же тогда чувствовал. У нее просто оказалось куда больше храбрости, чем у меня.
Им еще предстояло сделать обыск в квартире Эшера, так, для страховки, но Тарталья был убежден: это бесполезные хлопоты. И теперь он знал: что бы там ни думали Стил с Кеннеди, расследование сдвинулось с мертвой точки.
Дэйв Уайтмен притормозил на дороге, чуть дальше от дома в Уэст-Хэмпстеде, адрес которого ему дал Тарталья, и заглушил мотор. Шона Эшера они отпустили перед полуночью, и Уайтмен быстро домчался сюда из участка, чтобы ждать наготове возвращения Стил. Тарталья велел, если с ней будет Кеннеди, следить и делать заметки. Если же нет, то Дэйв может ехать домой. Когда Марк объяснил ему ситуацию и пересказал мнение Кларка, Уайтмен даже обрадовался, что ему доверили такое задание, и охотно согласился поучаствовать. Если так желает шеф, он выполнит. Без вопросов. И Кларка, и Тарталью он уважал, а к Кеннеди не питал никаких симпатий. Слишком уж тот обожал себя, не переставал собой любоваться. К тому же проскальзывало в нем нечто странное, неприятное, хотя что именно, внятно объяснить Дэйв не мог.
