Хуан Гомес-Хурадо - Тайный агент Господа

— Скальпель хирурга, бывает, пачкается. Вы же, сын мой, подобны ланцету, острому, как бритва. Скажем так, мне известно, что вы представляете несколько заинтересованных сторон в данном деле.

— Я всего лишь простой священник, — промолвил Фаулер, притворно удивившись.

— Бесспорно. Однако в определенных кругах поговаривают о ваших… возможностях.

— А в этих кругах разве не упоминают о моих проблемах с вышестоящими, Ваше Высокопреосвященство?

— И такие слухи тоже имеют место. Однако я не сомневаюсь, что в нужный момент вы поступите так, как должно. Вы ведь не позволите, чтобы доброе имя Церкви склоняли на первых страницах газет, сын мой?

Священник ответил молчанием, холодным и презрительным. Кардинал покровительственно похлопал его по плечу, обтянутому тканью безукоризненно сидевшей на нем одежды, и понизил голос до шепота:

— В наше время у всякого найдутся свои маленькие тайны. Может статься, ваше имя всплывет в иной связи. Например, будет фигурировать в документах Святой службы, скажем, вызова на трибунал. Еще раз…

Не добавив больше ни слова, он резко повернулся, возвращаясь в Дом Святой Марфы. Фаулер сел в урчавшую двигателем машину, где его дожидались спутники.

— Вы хорошо себя чувствуете, святой отец? — с участием спросила Диканти. — Вы неважно выглядите.

— Превосходно, dottora.

Паола внимательно на него посмотрела. Фаулер явно солгал: он был бледен как полотно, и, казалось, состарился лет на десять.

— Что хотел кардинал Шоу?

Фаулер попытался непринужденно улыбнуться, что произвело еще более тягостное впечатление, чем его внешний вид.

— Его Высокопреосвященство? А, ничего особенного. Просил передать привет одному общему знакомому…

Городской морг

— Уже становится традицией принимать вас на рассвете, dottora Диканти.

Паола сказала в ответ что-то нейтральное, вежливо-равнодушное. Фаулер, Данте и судебный медик находились по одну сторону прозекторского стола, она стояла напротив. Все четверо были облачены в голубые халаты, на руках резиновые перчатки — наряд вполне соответствовал обстановке. Начиная со вторника Паола приходила сюда уже в третий раз. И в этой связи ей вспомнилось, что однажды она читала о рекурсивных свойствах ада — о том, что аду свойственно такое качество, как самовоспроизведение. Может, на сей раз в пекло они не попали и обошли адскую пропасть по кромке, но у них перед глазами было несомненное доказательство его существования.

На прозекторском столе труп Кардозу казался во много раз страшнее, чем на гостиничной кровати. Отмытый от крови, покрывавшей его несколько часов назад, он имел жутковатое сходство с большой бледной куклой, безжалостно изрезанной ножом. Кардинал при жизни отличался худощавым телосложением, и после огромной потери крови его лицо напоминало продавленную картонную маску с выражением укора.

— Что мы знаем о нем, Данте? — спросила Диканти.

Суперинтендант заглянул в записную книжечку, которую носил в кармане пиджака.

— Жеральдо Клаудио Кардозу, родился в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, назначен кардиналом в две тысячи первом. Имел репутацию защитника рабочих, всегда отстаивал интересы бедных и бездомных. До того как стать кардиналом, он завоевал широкую известность в диоцезе Сан-Жозе. Там сосредоточены крупнейшие заводы Латинской Америки. — И Данте назвал две самые знаменитые в мире марки автомобилей. — Он всегда выступал посредником между работниками и предприятием. Рабочие его обожали и называли «профсоюзным епископом». Он входил также в состав нескольких конгрегаций римской курии.

В этот раз даже патологоанатом хранил молчание. Вскрытие Робайры он проводил, посмеиваясь и подшучивая над чувствительностью Понтьеро. Через несколько часов у него на столе оказался тот самый человек, которого он поднял на смех. А на следующий день — второй «пурпуроносец». Священник, сделавший немало добра, по крайней мере так следовало из отчета. Доктору стало любопытно, насколько совпадают официальная и неофициальная биографии кардинала. Вопрос, вертевшийся у него на языке, в конце концов произнес Фаулер, адресовав его Данте:

— Суперинтендант, есть что-то еще помимо обзора материалов прессы?

— Отец Фаулер, не поддавайтесь заблуждению, что все служители нашей святой церкви ведут двойную жизнь.

— Постараюсь запомнить, — с каменным выражением лица отозвался Фаулер. — А теперь ответьте мне, пожалуйста.

Данте изобразил мыслительный процесс, покрутив головой направо и налево в свойственной ему манере. У Паолы возникло стойкое ощущение, что он уже знал ответ, наверное, заранее приготовившись к подобному вопросу.

— Я навел справки. Практически все подтверждают официальную версию. За ним водились мелкие грешки, но как будто ничего серьезного. Баловался марихуаной в юности, еще до того, как стать священником. Замечен в связях с политиками сомнительного толка в университете и, собственно, все. Уже сделавшись кардиналом, имел столкновения с некоторыми коллегами в Ватикане, поскольку поддерживал движение, на которое косо смотрят в курии, а именно — харизматов[73]. В общих чертах Кардозу вполне положительный тип…

— Как и оба других, — подвел итог Фаулер.

— Похоже на то.

— Что вы можете сказать об орудии убийства, доктор? — вмешалась Паола.

Патологоанатом указал на горло жертвы и порезы на груди.

— Эти раны нанесены режущим предметом с острым лезвием, возможно, кухонным ножом среднего размера, но острым как бритва. В предыдущих случаях я воздерживался от преждевременных выводов, однако, изучив слепки разрезов, я склонен утверждать, что убийца использовал одно и то же оружие во всех трех случаях.

Паола взяла сказанное на заметку.

— Dottora, — обратился к ней Фаулер, — какова вероятность, по вашему мнению, что Кароский выкинет какой-нибудь фокус во время похорон Войтылы?

— Черт побери, понятия не имею. Охрану Дома Святой Марфы, безусловно, необходимо усилить…

— Уже сделано, — хвастливо заявил Данте. — Они замурованы со всех сторон так плотно, что не смогут определить даже, ночь или день на дворе, не взглянув на часы.

— …хотя безопасность и прежде находилась под строгим контролем, что не помогло делу. Кароский продемонстрировал невероятную изобретательность и хладнокровие. Откровенно говоря, не знаю, что думать. Я не представляю, что у него на уме, но вряд ли он отважится сейчас на новый демарш. В последнем случае он не успел довести до конца свой ритуальный обряд и оставить нам кровавое послание, как в двух других эпизодах.

— И это означает, что мы потеряли след, — с сожалением констатировал Фаулер.

— Да, но одновременно данное обстоятельство должно вывести его из равновесия и сделать уязвимым. Но с этим подонком трудно что-либо предугадать заранее.

— Нам предстоит удвоить бдительность, чтобы защитить кардиналов, — ответил Данте.

— Не только защитить кардиналов, но и найти убийцу. Даже если он ничего не собирается предпринимать, он придет на похороны, будет смотреть на нас и смеяться. Ручаюсь головой.

Площадь Святого Петра

Похороны Иоанна Павла II прошли на диво спокойно. Настолько спокойно, насколько это возможно для похорон религиозного лидера более миллиарда верующих, на которых присутствовали президенты и монархи ведущих государств земного шара. И не только они. Сотни тысяч людей теснились на площади, сотни тысяч лиц, и каждый переживал личную драму: смятенные чувства переполняли сердца и метались в глазах, точно языки пламени за каминной решеткой. Но кое-кто из множества действующих лиц играл не последнюю роль в этой драматической истории.

Одной из героинь была Андреа Отеро. Робайру ей найти не удалось. Журналистка сделала три открытия на азотее, куда забралась вместе с коллегами из немецкой телевизионной группы. Выяснилось следующее: во-первых, если напряженно смотреть вдаль через призматический бинокль, через полчаса начинает зверски болеть голова. Во-вторых, затылки кардиналов похожи как две капли воды. В-третьих, на стульях сидели сто двенадцать «пурпуроносцев». Она нарочно пересчитала несколько раз. А судя по опубликованному списку выборщиков, лежавшему у нее на коленях, их должно было быть сто пятнадцать.

Камило Чирина открытия Андреа Отеро едва ли порадовали бы, но у него имелись свои (и весьма серьезные) проблемы. Виктор Кароский, маньяк, убийца кардиналов, был лишь одной из них. И если Кароский не причинил Чирину никаких неприятностей во время погребения Папы, в этом преуспел самолет без опознавательных знаков, который вторгся в воздушное пространство Ватикана в разгар траурной церемонии. Вспомнив о трагедии одиннадцатого сентября, Чирин перенервничал не меньше, чем пилоты трех истребителей, пустившихся в погоню за нарушителем. К счастью, тревога длилась недолго, через пару минут дали отбой. Выяснилось, что неопознанным самолетом управлял македонец-любитель, который просто-напросто заблудился. Нелепый эпизод переполнил чашу терпения Чирина. Его заместитель рассказывал потом, что за пятнадцать лет совместной службы он впервые услышал, как Чирин повысил голос.