Стюарт Макбрайд - День рождения мертвецов
— Возможно, поработать с психоаналитиком было бы не так уж и…
— Я ей не скажу, Генри, и ты ей не скажешь. Понятно? — Выключил газ. — А теперь иди забери ее, пока она все там не разрушила.
Перед гостиничным окном мягко падал снег и ярко сверкал, пролетая мимо уличных фонарей. Покрытая вмятинами «вольво-истейт» Генри стояла у обочины. На боку большими буквами выцарапано слово «ДЕБИЛ», двигатель работает, газ из выхлопной трубы почти не виден в темноте. Я завернул сигарную коробку Ребекки в две футболки и в тот уродливый свитер, который подарила мне теща, и обложил ее носками, трусами и джинсами. Чтобы с ней ничего не случилось. Потом прошел в ванную — собрать туалетные принадлежности.
Зазвонил мобильник. Его звук эхом отозвался в холодных кафельных плитках. Снова Дики.
Я зажал телефон между ухом и плечом:
— Хочешь, угадаю — она не берет телефон.
Собрал свои вещи — зубную щетку с зубной пастой, бритву, пену для бритья…
— Иногда лучше говорить с обезьяной, чем с шарманщиком.
— Нахальный ублюдок!
Таблетки, таблетки, не забыть таблетки…
— Владелец книжного магазина признался.
Я замер. Уставился в зеркало. В ушах запульсировала кровь. Столько времени прошло…
— Он — Мальчик-день-рождения?
— Нет, не он. Мне не могло так чертовски повезти. Но зато у него есть цел а я коллекция откровенного видео, где он совершает развратные действия в отношении Хелен Макмиллан. Где ей всего двенадцать… — Дики произвел губами какой-то резиново-хлюпающий звук, как будто кто-то стравливал воздух под водой. — По всей видимости, они заключили между собой соглашение — она делает все, что он хочет, на камеру, а он платит ей первыми изданиями с автографами. Сказала ему, что продаст эти книги, когда ей исполнится восемнадцать, — это позволит ей оплачивать учебу в Эдинбургском университете. Она хотела поступить туда, чтобы, изучать юриспруденцию.
Я закрыл глаза, прислонился к раковине и снова задышал. Это был не он… Мальчик-день-рождения все еще был на свободе. Сунул в несессер напроксен.
— Весьма прагматично для двенадцатилетней девочки. — Прихватил гостиничное мыло, шапочку для душа, ватные шарики, потом лосьон для тела и кондиционер. Застегнул молнию на несессере.
— В двенадцать лет я газеты разносил. Что, черт возьми, случилось с Шотландией?
— То же самое, что случилось со всеми остальными местами.
Снаружи взревел автомобильный гудок. Я выглянул в окно. Доктор Макдональд сидела в пассажирском кресле «вольво», смотрела на меня и, указывая пальцем на свои наручные часы, гримасничала, хотя до отправления парома был еще целый час.
Я сунул несессер в чемодан и в последний раз осмотрел комод, платяной шкаф и прикроватную тумбочку, чтобы быть уверенным в том, что ничего не забыл.
— Помнишь времена, когда это была приличная работа? Которой можно было гордиться?
— Нет. — В комнате осталась только Библия, но давайте посмотрим правде в лицо — читать ее было уже слишком поздно. Я застегнул молнию на чемодане и стянул его с кровати на пол.
— И я не помню. — Еще один резиновый вздох. — Ладно, пора идти — нужно сообщить родителям Хелен Макмиллан, что в течение двух лет в отношении их дочери совершались развратные действия. Два года ее растлевал сальный старикан, а потом ее похитил Мальчик-день-рождения… Ну что это за жизнь?
С темного неба падал снег — бело-серый колеблющийся занавес, скрывавший от нас половину Лервика, пока мы стояли в баре на носу морского парома «Хестлэнд».[79]
Палуба под ногами пульсировала и мурлыкала, мимо нас проплывали уличные фонари, а мы направлялись к выходу из гавани.
Рядом со мной появилась доктор Макдональд, держа в руке стакан с чем-то пенным и шипучим. Она опорожнила половину, вздрогнула и долила в стакан воды из бутылки:
— Спасибо.
— За что?
— За то, что познакомили меня с Генри, хотя он и законченный алкоголик, и у него самые допотопные представления о психологических индикаторах. Но он очень серьезно ко всему этому относится, и это несмотря на то, что прошло уже очень много времени. — Она покрутила жидкость в стакане, сделав воронку из маленьких белых пузырьков, и опрокинула все это в рот. — Но если виски больше никогда не попадется мне на глаза, я буду очень счастлива.
— Сможете поймать его?
Она склонила голову набок, уставившись на окна по правому борту парома. Лервик уже стал крошечной горсткой желтых и белых огоньков, мерцавших сквозь снежную завесу, и становился все меньше и меньше.
— Хотите услышать его психологический портрет?
— Все эти дни вы называли это психолого-поведенческим анализом.
— Это белый мужчина, лет тридцати пяти — сорока, что несколько нетипично, обычно их возраст не превышает двадцати — двадцати с небольшим. Он живет один или со старшим родственником, с кем-то, кто привязан к дому и не может заметить, чем он занимается. Он водит большую машину или фургон, то есть что-то, в чем он может перевозить своих жертв, и, очень возможно, он работает в медийной сфере. — Сделала еще глоток воды. — Ничего крутого, просто какая-то работа, которая в глазах двенадцатилетней девочки связывает его с миром шоу-бизнеса. Заставляет ее мечтать о том, как он увезет ее в дальние страны, сделает знаменитой… — Пожала плечами. — Или он может быть каменщиком из Фолкерка — у нас ведь не самая точная наука.
Паром начал раскачиваться на волнах, и Лервик исчез в снежной метели.
— Нужно сузить поле поиска, — сказал я, кивнув.
— Перед тем как представить это, я все вычищу, сглажу, добавлю процентные соотношения и изложу ясным научным языком. Мы не сможем сказать недвусмысленно «это то, что вы ищете», потому что… ну… вы понимаете.
У меня в кармане завибрировал мобильный телефон — еще одно текстовое сообщение. Я вытащил его, нажал на кнопку. Незнакомый номер:
«Идем за тобой».
Становитесь в очередь.
Пятница, 18 ноября
24
— …в следующие два дня, когда холодный фронт пройдет над северо-востоком Шотландии, принеся с собой осадки в виде дождя и мокрого снега. Стив?
— Спасибо, Дейви. С вами снова Великолепный Стив со своей передачей «Завтрак за рулем, или Утренняя Бонанза», и очень скоро мы вернемся к вам с новыми звонками и интереснейшими историями от наших любимых радиослушателей. И все это сразу после небольшой рекламы.
Резкий автомобильный гудок, нахальный звук тромбона, и пошла реклама.
— Приходилось ли вам попадать в аварию за последние пять лет — не по своей вине?..
Я повернул ржавый «рено» на Лохвью-роуд, и заблокированное рулевое колесо задергалось. Откуда-то изнутри послышался скрежет, хотя я вряд ли делал больше пяти миль в час.
Лохвью-роуд была неплоха — довольно широкая улица с домами из песчаника, с железными ограждениями, с эркерами, с припаркованными снаружи «мерсами» и «роверами». Небольшие палисадники с ведущими к входным дверям ступенями лестниц. Стильно. В таком месте, когда в дверь стучатся Свидетели Иеговы, хозяева обычно прячутся за шторами, а не посылают сразу на хрен.
— …мне кажется, я схожу с ума, но именно в эти выходные — дополнительная скидка в двадцать процентов на покупку нового дивана. Невероятно!
Дом Итана стоял в самом конце улицы. Я припарковался насколько мог близко. Посмотрел на часы — пять минут девятого. Должен был приехать сюда минут двадцать назад, но «рено» был явно не готов к гонкам. Даже то, что высадил доктора Макдональд у дома ее тети, не помогло.
Если повезет, Итан все еще будет мотаться по дому: где мои ключи, тост подгорел, и все ли я взял с собой, да как бы на работу не опоздать — в общем, все наспех, в суете, галопом по Европам. Конечно, не так здорово, как в три часа утра, чтобы застать кого-то врасплох, но тоже сойдет.
— …и вы не платите целых восемь месяцев! Именно так, вы ничего не платите!
Я выключил двигатель и вышел из машины.
По улице носился ветер, сотрясая голые ветви деревьев и, словно холодным кулаком, бил меня в грудь. Я стиснул зубы, сунул руки в карманы и пошел но направлению к дому Итана.
Позади меня что-то звякнуло, и сквозь завывания ветра послышался голос Роны:
— Шеф?
Вот черт! Я остановился, повернулся, и полы моего пальто захлопали по поясу.
— Кажется, я сказал тебе…
— Не волнуйтесь. — Она даже не попыталась прикрыть рот рукой — просто зевнула, как гиппопотам, обнажив громадные желтоватые зубы. — Он пришел домой вчера вечером в половине восьмого, больше из дома не выходил.
— Ты что, была здесь всю ночь?
